3. В обществе, состоящем из аморальных фамилистов, ослаблен контроль за представителями власти, поскольку контролировать их могут только другие представители власти.
Когда директора школьного округа Фармузо спросили, как бы он поступил, узнав, что некое должностное лицо берет взятки, тот ответил, что если бы взяточник был из его ведомства, он бы немедленно вывел его на чистую воду. Но если бы взяточник не имел отношения к школам, директор бы промолчал, поскольку в таком случае это не его дело.
Молодой учитель, отвечая на тот же вопрос, сказал, что да же имея доказательства взятки, он бы вмешиваться не стал. «Иначе недолго и в мученика превратиться, – объяснил он. – Что бы уличить взяточника, нужна смелость. Ведь бесчестных людей настолько больше, чем честных, что они запросто все вместе набросятся на тебя… и так извратят факты, что ты же и окажешься виноватым. Вспомните про Христа и фарисеев».
Видный коммерсант не станет выводить взяточника на чистую воду, потому что, как он выразился, «рано или поздно ко мне придут и объяснят, что лучше бы мне было этого не делать».
4. В обществе, состоящем из аморальных фамилистов, крайне затруднено создание и поддержание деятельности объединений (как и любые согласованные действия). Побуждения, заставляющие людей участвовать в деятельности объединений, в значительной степени неэгоистичны (например, солидарность с целями объединения) и часто нематериальны (например, увлечение деятельностью объединения как «игрой»). Кроме того, для успеха объединения необходимо, чтобы его участники в известной мере доверяли друг другу и в известной же мере были объединению верны. От участников объединения, отличающегося высоким моральным духом, естественным образом ожидается готовность пойти ради него на небольшие, а возможно, и на крупные жертвы.
Оба из имеющихся в Монтеграно формальных объединений – Церковь и государство – были привнесены туда извне; если бы этого не произошло, их бы там не существовало. Неспособность создавать и поддерживать деятельность объединения, безусловно, играет важнейшую роль в сдерживании экономического развитии в регионе[36].
Несмотря на моральную и иную поддержку, которую она получает извне, Церковь в Монтеграно поражена всеобщей здесь неспособностью осуществлять совместную деятельность. В коммуне два прихода, в каждом – свой священник. Между священниками идет такое ожесточенное соперничество, что оба чинят препятствия любым затеям другого, хоть сколько-нибудь выходящим за рамки повседневной рутины; о возможности их сотрудничества даже речи не идет. (Однажды они чуть не подрались на площади; в другой раз, когда возле церкви одного прихода сделала остановку праздничная процессия другого, священник не позволил внести статую «чужого» святого в свою церковь.) Когда некие молодые люди попытались создать в Монтеграно отделение «Католического действия», светской организации, выступающей за утверждение принципов католического учения в светской жизни, они столкнулись с таким мощным саботажем со стороны враждующих священников, не желавших терпеть никакой активности, способной принести выигрышные баллы сопернику, что вскоре были вынуждены отказаться от своего замысла.
Из жителей Монтеграно вряд ли получаются хорошие солдаты. Аморальные фамилисты, какими бы отважными они ни были, битв не выигрывают. Солдатом в сражении движет верность объединению, в частности первичной группе товарищей по оружию, а не голая корысть.
Отсутствие привязанности даже к родным препятствует эмиграции и, опосредованно, экономическому развитию. На протяжении полувека вплоть до 1922 года из Монтеграно шла массовая эмиграция в Соединенные Штаты, а позже в Аргентину. В целом, однако, связи между уехавшими и теми, кто остался дома, были недостаточно сильны для того, чтобы образовались «цепочки» эмигрантов. Сотни человек в Монтеграно живут в надежде, что брат или дядя пришлет им из Америки «вызов», но такие вызовы приходят в коммуну редко. Люди теряются в недоумении, когда американские родственники не отвечают на их письма. А не отвечают они, скорее всего, потому, что в письмах из Монтеграно всегда содержатся разного рода просьбы, которые давно успели им надоесть. Почти полное отсутствие эмиграции, равно как и почтовых посылок от уехавших земляков, заметно мешает развитию местной экономики. Тем временем тесные связи с эмигрантами, которые добились успеха в Новом Свете, приносят огромную пользу некоторым итальянским коммунам, чей этос отличен от монтегранского[37].
5. В обществе, состоящем из аморальных фамилистов, чиновники не солидаризируются с целями представляемой ими организации и поэтому не усердствуют больше, чем нужно для того, чтобы сохранить место или (если в принципе существует такая возможность) получить повышение. Подобным же образом, у специалистов и вообще образованных людей нет ощущения долга и призвания. Фактически официальная должность и приобретенная специальность рассматриваются их обладателями как оружие, которое следует применять в личных интересах.
Бюрократы южной Италии славятся своим равнодушием. «Ревностного чиновника встретить труднее, чем белую муху», – замечает мужчина, до пенсии 49 лет прослуживший на государственных должностях.
«От президента республики и до последнего итальянца, – говорит землевладелец, – ни у кого нет и намека на чувство долга, особенно долга заниматься производительным трудом».
Школьным учителям в Монтеграно абсолютно не знакомо чувство призвания. Они сплошь и рядом опаздывают на занятия, а то и вовсе на них не приходят. Учитель в лучшем случае честно отрабатывает четыре часа в день и больше никак не участвует в жизни учеников. Инженер, приехавший с севера Италии, был до глубины души поражен увиденным в Монтеграно. «На севере во время летних каникул, – говорил он, – учитель проводит для желающих дополнительные занятия. Берет детей на дальние прогулки и рассказывает им о природе. Или они вместе устраивают пикник и поют песни. Учитель остается со школьником и в стенах школы, и вне их». В Монтеграно инженер увидел, что учителя все лето околачиваются без дела на главной площади, а встречая учеников, с ними не заговаривают.
«Прилежание и образование, – говорит молодой учитель, родившийся в семье ремесленника, – помогли некоторым добиться успеха, потому что дали им преимущество над необразованными. Имея знания, проще использовать чужое невежество. Образованные и обманывать могут хитрее».
С другими специалистами ситуация более или менее та же. Аптекарь, левый социалист, ставший благодаря государственной монополии одним из богатейших людей в коммуне, не считает себя обязанным заказывать антибиотики и другие новые лекарства, которые прописывает больным врач, или отпускать самым нуждающимся лекарства в долг. И даже врач, человек во многих отношениях выдающийся, не чувствует необходимости обзавестись базовым комплектом инструментов и приспособлений, необходимых в современной медицинской практике.
6. В обществе, состоящем из аморальных фамилистов, закон соблюдается только под угрозой наказания. Поэтому частные лица заключают соглашения, для обеспечения исполнения которых может понадобиться обращение в суд, только если полагают, что закон будет соблюден, а стоимость гарантий его соблюдения не окажется настолько высокой, чтобы обессмыслить все предприятие.
Это, совершенно очевидно, еще одно препятствие для создания объединений, а также для экономического и любого другого развития.
Само собой разумеющимся считается, что от налогов уклоняются все, у кого есть такая возможность. Законы о минимальном размере оплаты труда, как и те, что обязывают работодателя делать взносы в фонд социального страхования за домашнюю прислугу, нарушаются повсеместно.
Практически любой работодатель, если он уверен в своей безнаказанности, недоплачивает работникам. Если работодатель из местных, работник может обратиться за справедливостью к начальнику карабинеров, чье неформальное влияние в коммуне очень велико. Если же нет, работник обычно остается обманутым. Так, подрядчики из Матеры, которые строили новое здание мэрии в Монтеграно, платили рабочим меньше установленного законом минимума, а некоторым вообще не заплатили за последний месяц работы. Поскольку работодатели были неместными, начальник карабинеров ничего с ними поделать не смог. В принципе, рабочие имеют возможность пожаловаться в комиссию по труду в Потенце. На деле же им приходится смириться с обманом.
Часто бывает, что рабочий не идет к начальнику карабинеров, потому что боится себе навредить: он не может позволить себе портить отношения с работодателем и лучше не получит всех причитающихся ему денег, чем останется совсем без работы. Поэтому сложилась практика, что работодатель платит как и когда ему удобно. Не редкость, что крестьянин с шапкой в руке месяц за месяцем является к господину и вежливо просит наконец заплатить заработанные им доллар или два.
Взаимным недоверием между землевладельцами и арендаторами отчасти обусловлено то, что значительная часть земли в Монтеграно поделена на крошечные участки, которые обрабатываются их владельцами. Вместо того чтобы арендовать большие угодья – это выгоднее, но связано с необходимостью договариваться с их владельцем, – крестьянин предпочитает в одиночку заниматься своим нерентабельным хозяйством. Мы спросили у двадцати одного крестьянина, что́ бы они выбрали: иметь собственные восемь акров или стать из дольщиком на чужих сорока. Только один ответил, что предпочел бы возделывать чужую землю: «Пусть надо мной будет начальник и работать придется больше, но зато я заработаю, сколько по-другому не заработаешь». Остальные решили, что тяжкая необходимость общения с землевладельцем сводит на нет всю выгоду работы в большом хозяйстве. Объяснения, которые они дали своему выбору, показывают, насколько страх, подозрительность и ненависть осложняют любое сотрудничество