[38]:
Я бы лучше взял восемь акров земли, а не арендовал сорок, потому что, когда ты владелец, никто тебе не указывает, что и как делать, и вдобавок не приходится вечно думать о том, что завтра причитающаяся тебе половина может вдруг стать не твоей, и из-за этого все время быть настороже.
Я бы предпочел иметь свои восемь или меньше акров, вместо того чтобы обрабатывать чью-то еще землю. Работать на чужой земле я уже несколько раз нанимался – ничего хорошего в этом нет, потому что хозяева все время думают, что ты их обворовываешь.
Иметь немного собственной земли лучше, чем арендовать сорок акров, потому что, как я уже говорил, я не выношу богатых, которые весь год где-то прохлаждаются, а появляются только, когда пора делить урожай, который я вырастил ценой таких трудов и лишений.
7. Если аморальный фамилист, занимающий государственную должность, имеет возможность безнаказанно брать взятки, он их берет. Однако независимо от того, берет он взятки или нет, общество аморальных фамилистов все равно считает его взяточником[39].
Определить истинный масштаб взяточничества в Монтеграно невозможно. Однако, судя по множеству свидетельств, оно здесь считается обычным делом. Крестьяне уверены, что чиновник, набирающий людей для общественных работ, первыми берет тех, кто приходит к нему с подарками. И что мэр Спомо сколотил состояние бесконкурсными продажами общественного леса. По мнению людей осведомленных, коррупция в администрации коммуны крайне маловероятна – за ней слишком пристально наблюдают из Потенцы. При этом многие представители высшего класса считают, что в целом взяточничество и протекционизм на юге Италии широко распространены. Как говорит один школьный учитель,
сейчас чего-то добиться можно только с помощью взяток и знакомств. Без этой заразы не обходятся ни одни экзамены. В первые выбиваются те, у кого сильнее покровители. По-моему, это отвратительно. Я на что угодно готов, лишь бы больше со всем этим не сталкиваться.
Крупный по местным меркам коммерсант строит в Монтеграно кинотеатр. Чтобы кинотеатр заработал, необходимо получить разрешение от уполномоченного ведомства. Запрос о выдаче разрешения, поданный несколько месяцев назад, до сих пор лежит без движения. «Если я возьму конверт, положу внутрь 160 долларов и суну его в нужный карман, разрешение выдадут мигом, – рассказывает он интервьюеру. – Все дела здесь решаются с помощью маленького желтого конверта. Большое у тебя дело или маленькое – для любого нужна взятка».
«Почему же вы ее не дадите?» – «Потому что у меня нет лишних 160 долларов».
8. В обществе, состоящем из аморальных фамилистов, слабый всегда на стороне режима, который твердой рукой поддерживает порядок.
До тех пор пока фашистский режим не втянул страну в войну, он нравился многим крестьянам – во всяком случае, они сейчас так говорят, – поскольку защищал их, укрепляя правопорядок. Ниже приведены ответы крестьян на вопрос «Чего, как они сами утверждали, хотели фашисты?»:
Фашисты говорили, что хотят всем распоряжаться. При них запрещалось говорить какие-то вещи, зато Муссолини был хорошим администратором. Фашисты были очень плохими, но при их власти дети могли пойти куда угодно и за них можно было не волноваться. А теперь, чтобы не ограбили, надо одной рукой за карман держаться, а другой – за шапку.
Фашисты хотели лучшей жизни для крестьян. Они ввели восьмичасовой рабочий день и нормированную оплату. В газетах печатали, какой она должна быть. Если хозяин заставлял тебя работать десять часов в день, ты шел в комиссию по труду, и она велела ему заплатить тебе по справедливости. Теперь каждый за себя и все хотят, чтобы крестьянин больше работал и меньше за это получал.
Я не знаю, чего они хотели, но законы они ввели строгие. При них был порядок, каждый знал свои права и свои обязанности. У людей было право получать плату за свою работу, а у тех, кто их нанимал, была обязанность платить за сделанное. Еще они о детях заботились. Выдавали пособия многодетным семьям, помогали, когда рождался новый ребенок. Сейчас вроде бы тоже помогать должны, но никто за этим не следит.
Я не помню, чего хотели фашисты. Помню только, что тогда жилось лучше, чем теперь. В те времена работник всего имел в достатке и горя не знал. И власти ему много и по-разному помогали. А сейчас им до него нет дела. При фашизме никогда не бывало такого, что в наши дни творится сплошь и рядом. Сейчас рабочему приходится дожидаться, пока ему заплатят… пока хозяин соблаговолит заплатить. Иной раз по несколько месяцев ждешь. При фашизме такое было невозможно.
Землевладелец отвечает в том же духе:
При фашистах родителей обязывали посылать детей в школу. Они не могли отговорится тем, что у них нет одежды или книг, потому что правительство на самом деле обеспечивало школьников из бедных семей всем необходимым. У школы каждое утро в полдевятого стоял специальный человек. Он выдавал детям хлеб и сыр или джем, и они завтракали уже в школе. Уроки начинались в девять. Теперь, если для школьников нашей коммуны выделяется десять комплектов школьной формы, до нас хорошо если рукав от одной куртки дойдет – остальное где-то по дороге растворяется. Законы-то остались прежние, но их больше никто не исполняет.
Коммерсант утверждает, что при фашистском государственном регулировании условия для покупателей были лучше, чем при нынешнем свободном рынке:
Ткани четко делились по сортам, на кромке каждого отреза стояла фиксированная цена. Все строго регулировалось. И ты всегда знал, что получишь за свои деньги. А сейчас, если не очень хорошо разбираешься в мануфактуре, продавец может задорого всучить тебе бросовый товар. Раньше было лучше и покупателям, и продавцам. Покупатель знал, что берет, а продавец всегда мог рассчитывать на свои честные двадцать-тридцать процентов. А в наше время некоторые и по сто процентов имеют.
Учитель так вспоминает период правления фашистов:
При фашистах среди учеников были сильны дух соревновательности и дисциплина. Теперь не то: дети растут грубиянами, а учитель вынужден в стенах школы все время иметь при себе палку, потому что ученики постоянно друг с другом дерутся.
9. В обществе, состоящем из аморальных фамилистов, никто не верит людям или организациям, которые объясняют свои действия заботой об общем, а не о собственном благе. Один молодой человек сказал нам:
Если бы я решил сделать что-нибудь для Монтеграно, я бы выдвинул свою кандидатуру на выборы мэра, и все стали бы задаваться вопросом: «Интересно, зачем ему понадобилось становиться мэром?» Каждый раз, когда кто-то хочет что-то сделать, у людей возникает один вопрос: зачем ему это?
В Монтеграно сильны антиклерикальные настроения, причем священникам обычно ставятся в вину алчность и лицемерие. В действительности, священники заботятся о своей выгоде не больше других специалистов и живут не богаче их. Но поскольку Церковь проповедует бескорыстие, для таких нападок ее служители уязвимее прочих.
К социалистам и коммунистам, как и к священникам, часто относятся как к лицемерными жуликами. «Бывают социалисты только на словах, а бывают – всем сердцем», – говорит крестьянская женщина.
Ожесточенные и, на посторонний взгляд, несправедливые обвинения в лицемерии, с такой щедростью раздаваемые крестьянами, можно, наверное, отчасти считать проявлением чувства вины. Как уже было сказано, крестьянин прекрасно знает, что милосердие – это добродетель. Оттого, что сам он его ни к кому проявляет, крестьянин испытывает вину, выливающуюся у него во враждебность по отношению к тем организациям – и в особенности к Церкви, – которые проповедуют добродетель милосердия и через которые он, возможно, хотел бы косвенно к этой добродетели приобщиться.
10. В обществе, состоящем из аморальных фамилистов, не существует связи между абстрактными политическими принципами (то есть идеологией) и реальным поведением в повседневной жизни.
Самые видные левые социалисты в Монтеграно – врач и аптекарь, одни из богатейших жителей коммуны. Врач обращался к властям с просьбами о постройке больницы, но сам не организовал пункта экстренной помощи и даже должным образом не оборудовал собственный кабинет. Аптекарь, монопольный обладатель государственной лицензии, оказывает минимально возможный набор услуг по чрезвычайно высоким ценам (синьоре Прато одна-единственная таблетка аспирина обошлась в пять центов!) и абсолютно не интересуется местными делами, даже явно требующими его участия.
Несоответствие между идеологией и реальными делами дискредитирует идеологию в глазах крестьян. Прато был в числе тех, кто собрались на пьяцце по призыву доктора Франко Джино, решившего создать в Монтеграно отделение Социалистической партии. Позднее Прато рассказывал:
Я несколько раз ходил на собрания, и мне очень нравилось, что там говорили. Но той весной дон Франко, чтобы вспахать междурядья на винограднике, нанял мула. И тогда я подумал: как же так? Что же это за социализм? Почему дон Франко, если он такой социалист, нанял мула, вместо того чтобы нанять тех десятерых рабочих, которых нанимал раньше? Теперь десять человек остались без работы. А они бы обошлись ему не дороже мула.
Врач, когда ему передали слова Прато, воскликнул:
Что за чушь! Вручную люди, которые знают свое дело, вспашут лучше, чем мул. Но за здешними работниками нужен постоянный присмотр, потому что они толком ничего не умеют, а торчать на винограднике, пока они не закончат, это ужасно неудобно. Когда пашут на муле, можно хотя бы быть уверенным, что междурядья будут ровные.
11. В обществе, состоящем из аморальных фамилистов, не бывает ни лидеров, ни последователей. Никто не станет составлять план действий и убеждать других взяться за его исполнение (за исключением случаев, когда это позволяет извлечь личную выгоду), а того, кто предложит себя на роль лидера, люди не примут, так как не будут ему доверять.