Моральные основы отсталого общества — страница 25 из 31


Глава 9Будущее

Сосредоточенный на семье этос, который сковывает жителей Монтеграно, не позволяя им действовать согласованно или в интересах общего блага, – основное препятствие как для экономического, так и вообще для любого развития коммуны. Разумеется, существуют и другие факторы, серьезно мешающие ее развитию, – в том числе бедность, невежество и жесткая социальная иерархия, из-за которой крестьянин остается на обочине итальянского общества. Глупо было бы считать основной причиной отсталости какую-то одну из составляющих системы; названные элементы тесно связаны между собой и наверняка еще со множеством других, причем каждый одновременно является и причиной, и следствием всех остальных. Мы исходим из того, что для целей анализа и выработки практических мер в качестве стратегического (или ограничивающего) фактора полезнее всего рассматривать моральные основы общества. Иначе говоря, для понимания и, возможно, последующего изменения ситуации эта точка зрения подходит лучше, чем любая другая[69].

Аморальный фамилизм – не нормальное состояние общества. Он не мог бы существовать сколько-нибудь продолжительное время, если бы внешняя сила – в лице государства – не поддерживала правопорядок и другими способами не смягчала результаты его воздействия. Без вмешательства со стороны государства война всех против всех рано или поздно неминуемо вылилась бы в прямое насилие, в результате чего местное сообщество либо прекратило бы существование, либо выработало бы культурные формы – к примеру, авторитетное религиозное учение, – способные выполнять функцию «общественного договора», о котором когда-то так много писали философы[70]. Поскольку итальянское общество не позволяет коммуне выработать такие особые формы и при этом не создает условий для полной ассимиляции местной культуры, этос Монтеграно продолжает свое существование как явление промежуточное и потому неестественное.

Очевидно, что этос не может поменяться благодаря тому, что его решат изменить сами жители Монтеграно. Ведь в том-то и проблема, что они не способны сообща действовать в общественных интересах. И кроме того, разве может группа людей «выбрать» себе ту или иную мораль? Если бы они могли ее выбрать, это значило бы, что она у них уже есть.

Для целенаправленного изменения этоса необходимо наличие «внешней» группы, которая хотела бы и была бы способна его произвести. Если бы все итальянцы были аморальными фамилистами, такой группы не существовало бы. Между тем и на левом политическом фланге, и в Церкви, и на промышленном севере страны есть силы, которые могли бы вдохновить и поддержать перемены на юге[71].

И тем не менее желаемые преобразования могут оказаться неосуществимыми. Возможность целенаправленно изменить этос группы людей пока ничем не подтверждена. Добиться от людей согласия на что-либо, используя методы манипуляции массовым сознанием, – это одно дело. Совсем другое – изменить основы их мировоззрения, особенно когда речь идет о сдвиге в сторону более сложной и требовательной морали.

Кроме того, необходимо признать, что даже если жители Монтеграно станут трудиться дружно, как пчелы, стремительного экономического роста в коммуне не начнется; так, например, создание службы скорой медицинской помощи, вероятно, сделает жизнь в Монтеграно менее невыносимой, но при этом почти никак не поспособствует развитию местной экономики. И хотя глупо отрицать, что при наличии в обществе навыка самоорганизации талантливый предприниматель способен добиться, казалось бы, невозможного, труднодоступность Монтеграно и дефицит ресурсов ставят коммуну в настолько невыгодное положение, что его недостатки не компенсирует никакое сотрудничество. Сельскохозяйственному кооперативу, к примеру, под силу построить простейшие ирригационные сооружения, благодаря которым появится возможность открыть небольшую консервную фабрику; но бедняки коммуны едва ли заживут от этого ощутимо лучше. Тем не менее способность к согласованным действиям – в случае если она тут появится – может принести важные экономические результаты, которые, однако, дадут о себе знать не в самой коммуне, а далеко за ее пределами. Например, если в результате коллективных усилий будет улучшена ситуация со школами, это в перспективе позволит местной молодежи выйти на более широкий рынок рабочей силы и занять на нем более выгодную стартовую позицию. Коллективные усилия могут со временем увеличить эмиграцию в Америку, тем самым облегчив демографическую нагрузку на местные ресурсы. В сравнении с этими косвенными последствиями прямые и сразу заметные жителям коммуны будут, скорее всего, крайне незначительны.

Для того чтобы в Монтеграно и других подобных местах стали возможны согласованные действия и, соответственно, экономическое развитие, аморальный фамилизм отнюдь не обязательно должен уступить место альтруизму. Более того, индивидуализм (или фамилизм) с точки зрения экономики очень полезен – если только не доходит до крайности и не исключает возможности сотрудничества. В некоторых отсталых странах экономическое развитие начнется только после того, как станут слабеть и рваться узы обычаев и традиций, мешающие человеку осознанно действовать в собственных интересах. Такие общества ставят перед реформаторами еще более трудные задачи, чем общество, члены которого – подобно жителям Монтеграно – полагаются в своем поведении на рациональный расчет. Их стремление подняться по социальной лестнице и готовность приспособиться – в том числе в моральном плане – ко всему, что обещает пойти на пользу их материальному благосостоянию, является в этом контексте важным преимуществом.

И все же, для того чтобы появилась возможность организации и, соответственно, экономического и политического прогресса, аморальный фамилизм должен быть усовершенствован по меньшей мере в трех отношениях:

1. Член общества не должен сводить понимание собственного и семейного интереса исключительно к краткосрочной материальной выгоде. Пусть он по-прежнему заботится в первую очередь о пользе для себя и своей семьи, но при этом хотя бы часть времени посвящает преследованию «более высокой» корысти. Он может, например, иногда получать выгоду не в материальной форме, а в виде хорошей репутации или удовлетворения от социальных взаимодействий, воспринимаемых как «игра». Или жертвовать сиюминутной выгодой ради того, чтобы выиграть в будущем, например прослыв надежным деловым партнером. По минимуму от него не потребуется ничего сверх того, что принято называть «просвещенным» эгоизмом. «Говоря в целом, я не думаю, что у нас эгоизма больше, чем в Америке, – замечает Токвиль. – Единственное различие заключается в том, что там эгоизм носит просвещенный характер, а здесь – нет. Каждый американец умеет жертвовать частью своих личных интересов, чтобы спасти остальное. Мы хотим сохранить все и часто все теряем»[72].

2. По крайней мере некоторые жители коммуны должны обладать моральными качествами, позволяющими взять на себя роль лидера. При этом им также не обязательно руководствоваться альтруистическими соображениями; они могут быть лидерами потому, что им за это платят. Но независимо от того, безвозмездно их лидерство или нет, они должны уметь ответственно исполнять организационные функции, формировать и поддерживать моральный дух в организации[73].

3. Избиратели или все прочие не должны разрушать сложившуюся организацию – ни просто так, без причины, ни со злости, ни из зависти; иначе говоря, от людей требуется готовность терпеть ее, пока она не становится для них помехой.

К созданию этих минимальных условий возможны два общих подхода. Один заключается в том, чтобы ликвидировать причины возникновения нежелательных черт этоса аморального фамилизма и создать предпосылки для «естественного» – то есть не требующего последующего вмешательства со стороны реформаторов – формирования этоса, который отвечал бы основополагающим требованиям экономического и политического развития. Осуществимость такого подхода всецело зависит от возможности – или невозможности – идентифицировать и изменить ключевые элементы системы причинно-следственных связей.

Воздействовать на эти элементы трудно, в частности, из-за их изменчивости. Очевидно, что комплекс причин, формирующих этос аморального фамилизма, переживает быстрые и глубокие перемены. В соответствии с изложенным здесь представлением решающую роль в возникновении этоса Монтеграно сыграли высокая смертность и связанный с ней страх сиротства. Однако теперь, благодаря антибиотикам, смертность заметно снизилась. Если несколько лет назад у редкого ребенка были родные мать и отец, то сейчас трудно встретить такого, у кого умер кто-то из родителей. Одновременно со смертностью, но менее стремительно, снижается и рождаемость. Большинство молодых крестьянских пар стараются заводить не больше двух детей. Если им это удастся, психология и этос нового поколения, безусловно, будут отличаться от нынешнего. Ребенок, который растет одним из двух детей с родными отцом и матерью, приобретает опыт, не похожий на опыт сироты или ребенка, выросшего среди нескольких сводных братьев и сестер.

На этосе жителей Монтеграно сказалась также их ужасающая бедность. В наши дни бедности меньше не стало, и, судя по всему, в обозримом будущем этого тоже не произойдет. Даже напротив, по объективным показателям – таким, например, как среднедушевое потребление белка – большинство обитателей коммуны живут несколько беднее, чем жили их деды, при которых эрозия и истощение почв еще не снизили урожайность. Впрочем, в какую бы сторону ни менялся уровень потребления, по ощущениям жителей Монтеграно он снижается, поскольку их запросы с течением времени значительно возросли: того, чем довольствовались отцы и деды, им теперь решительно недостаточно.