Это особенно касается вопроса общественного статуса, поскольку, как было показано выше, униженным положением крестьянина la miseria обусловлена в не меньшей, а то и в большей мере, чем голодом, хронической усталостью и тревогами. В наше время высший класс относится к крестьянам, по-видимому, несколько менее пренебрежительно, чем два или три десятилетия назад. Об этом трудно судить наверняка. Но очевидно, что за последние двадцать лет крестьянин стал болезненнее воспринимать неравенство; похоже, что впредь его чувствительность в этом вопросе будет быстро расти, а пренебрежение к нему со стороны других слоев – постепенно уменьшаться[74].
Названные перемены не приведут к немедленному возникновению нового этоса. Нынешний просуществует еще долго, даже если многие из сформировавших его факторов исчезнут или больше не будут работать, как прежде. Устоявшийся образ мышления и оценки реальности живет своей собственной жизнью независимо от конкретных условий, которые его породили. Это явление называется «культурным отставанием».
Таким образом, реформатору недостаточно изменить положение дел, приведшее к возникновению ныне существующего этоса. Он должен оценить природу и скорость развития того этоса, который зародится, когда новые обстоятельства наконец полностью вступят в силу. Оценки эти ему, разумеется, придется строить по большей части на догадках и предположениях.
Кое-что, однако, можно предположить довольно уверенно. Значительное увеличение среднедушевого дохода рано или поздно приведет к тому, что в своих поступках люди станут руководствоваться более широким пониманием личной выгоды[75]. Иначе говоря, с ростом доходов материальное вознаграждение будет все больше заменяться нематериальным – таким, как укрепление репутации и удовлетворение от сделанной работы. Вместе с тем возрастет число и значимость оплачиваемых (деньгами или как-то иначе) общественно полезных ролей. Существенное укрепление контактов юга Италии с остальной страной – и, соответственно, со всем миром – приведет к скорому распространению на южные сельские коммуны принятых там социальных норм. Если будет поощряться свободный выбор трудящимися профессии и места жительства, южные нормы и обычаи быстро изменятся. Если физический труд перестанет считаться зазорным, а крестьянин станет уважаемым членом общества, располагающим всеми возможностями для социальной мобильности, вскоре наступят совсем другие времена.
Понятно, что все это вряд ли случится. Как, даже с учетом значительного улучшения экономической ситуации в Италии, добиться внушительного роста доходов на юге страны? Как, если не в ходе массовой миграции – которую северяне сочтут катастрофой, – южному крестьянину усвоить северное отношение к жизни? И каким образом можно облегчить униженное положение крестьянина, пока он остается беспросветно бедным?
Целенаправленное изменение этоса, если оно вообще возможно, связано с определенным риском. Устранение причин, обусловивших характерные особенности существующего этоса, не гарантирует, что этос, который его сменит, не будет еще хуже. Что хорошего, если расслабленных фашистов реформаторам удастся превратить в пламенных нацистов? Кроме того, нежелательные черты существующего этоса могут играть чрезвычайно важную, но не очевидную на первый взгляд роль. Так, например, понятие interesse может исполнять скрытую символическую функцию, далеко выходящую за пределы той, что у всех на виду. Не исключено, что обесценив идею interesse, мы вместе с тем принизим институт семьи.
Другой доступный реформаторам общий подход предполагает воздействие не на причины, приведшие к возникновению нынешней ситуации, а непосредственно на людей. По сути, он сводится к «старомодному» просветительству. Возможно, для просвещения жителей Монтеграно полезнее всего было бы на двадцать или тридцать лет поселить в коммуне два десятка семей, принадлежащих к среднему и высшему классу, обладающих чувством гражданской ответственности и готовых взять на себя функции учителей и общественных лидеров. Но сделать это невозможно. Даже если найдется достаточное число подходящих людей и все они согласятся поселиться в таком захолустье, как Монтеграно, им там попросту не хватит рабочих мест, соответствующих их профессии и квалификации.
Необходимые перемены в мировоззрении могли бы оказаться побочным результатом широкой проповеди протестантизма[76]. Но протестантский прозелитизм на юге Италии католики едва ли когда-нибудь допустят.
Более исполнимым (или, лучше сказать, менее неисполнимым) вариантом могла бы стать организация просветительской деятельности, осуществляемой из провинциальных центров силами специальных государственных служащих, которым вменено в обязанность воспитывать в людях чувство ответственности перед местным сообществом. Крайняя концентрация власти в руках префекта, мешающая развитию нормальной политической жизни в сельских коммунах, может пойти на пользу такой просветительской программе. Вместо того чтобы, как сейчас, поддерживать или отвергать местные инициативы, исходя из сугубо бюрократических соображений, префект может сделать условием своей поддержки их соответствие интересам общественного блага. Сейчас жителям Монтеграно бессмысленно отправлять к префекту делегацию с проектом организации службы скорой медицинской помощи. Для решения этого вопроса ему не хватит полномочий, а если и хватит, он не захочет ими делиться. Это одна из причин, по которым жители Монтеграно с подобными предложениями к префекту и не обращаются. Но если префект будет нацелен на решение задач просвещения, он даст знать должностным лицам и видным жителям подведомственных ему городов, что если у них появится осуществимый план, он его одобрит и поможет воплотить в жизнь. Иными словами, централизованную провинциальную власть, используемую сейчас для срыва местных инициатив, можно использовать для их продвижения. Пытаться ограничить полномочия префекта, когда есть возможность изменить цель их применения, было бы неразумно.
Сделанное выше предложение предусматривает быструю передачу как можно большего числа функций сначала от столичных министерств провинциальным префектам, а затем от префектов – местным органам власти, способным принимать самостоятельные решения. Префектам в этом процессе отводится двойная роль: а) поддерживать местные инициативы и поощрять их, используя имеющиеся у них ресурсы и полномочия; б) предотвращать коррупцию – а затем и циничные разговоры о том, что она якобы все равно есть, – пристально следя за исполнением должностными лицами их обязанностей.
Первоочередная задача при такого рода реорганизации управления – улучшение ситуации со школами. Гарантированный конституцией минимум школьного образования должен быть доступен действительно повсеместно, а любой одаренный ребенок независимо от социального происхождения должен иметь возможность продолжить обучение вне родной коммуны за государственный счет. Чрезвычайные усилия следует приложить к тому, чтобы в сельские коммуны приезжали работать преданные своему делу учителя; привлечь их помог бы план кадровой ротации, который обеспечивал бы им стимулы для работы в отдаленных поселениях и гарантировал возвращение в город. Во всяком случае, необходимо дать почувствовать таким учителям, что они объединены в общенациональную сеть и что никому из них не дадут интеллектуально и карьерно «пропасть» в сельской глуши. Также широко доступным следует сделать среднее профессиональное образование, причем оно должно прививать навыки, необходимые для работы в промышленности, а не в сельском хозяйстве. (Современное механизированное производство сельскохозяйственных товаров невозможно на большей части итальянского юга до тех пор, пока крестьяне в значительной мере не выдавлены с земли, а их наделы не объединены в крупные хозяйства.)
Меры по совершенствованию школьного образования наверняка вызовут интерес и поддержку сельского населения. Формальное образование всегда служило путем, причем единственным, к улучшению положения в обществе. Увидев, что этот путь открыт и для него, крестьянин наконец ощутит себя уважаемым членом итальянского общества. Индивидуалистический характер этоса будет при этом способствовать, а не мешать распространению просвещения: когда образование дает реальный шанс обойти соседа, оно исключительно востребовано.
Как показывает пример Пуэрто-Рико, общественное телевидение также можно использовать для просвещения взрослых, но в долгосрочной перспективе больше пользы скорее принесет издание независимых еженедельных газет – по одной на две-три коммуны. Местная газета не просто даст крестьянину стимул выучиться читать (зачем уметь читать, если там, где ты живешь, читать нечего?), но и обеспечит множество иных преимуществ. Она создаст чувство общности, сформирует представление об общем благе и повестку действий в интересах всего общества.
Полная децентрализация управления делами на местном уровне уже сама по себе может привести к спонтанному возникновению независимой местной прессы. Когда локальное общественное мнение влияет на принятие важных решений, кто-то обязательно захочет это мнение формировать. Токвиль писал: «Чем больше институтов имеет местная власть… тем быстрее возрастает число газет»[77].
Учителя и другие местные лидеры должны помогать жителям в простых совместных начинаниях. Лучшим началом могло бы стать создание в коммуне футбольной команды. Хотя почти никто из жителей Монтеграно настоящего футбола не видел, они очень им интересуются. (Когда по радио объявляют результаты важных матчей, даже крестьяне собираются в баре их послушать. Недавно мальчишки организовали в городке несколько команд, но провели всего одну игру, потому что мэр Спомо запретил им играть на единственной пригодной для этого площадке.) В футбольной команде сколько-то людей получат опыт сотрудничества, при этом их способность к совместным действиям не будет подвергнута чрезмерному испытанию. Кроме того, футбол сведет вместе представителей высшего и низшего классов: в южных странах, как и в США, хорошего спортсмена ценят независимо от его происхождения, поэтому мальчишки из разных общественных классов в Монтеграно будут играть на равных. Если господа и крестьяне ст