Повседневная жизнь не давала ни малейших поводов для того, чтобы расценивать эти мелочи иначе. Люди кругом приветливо улыбались, были неизменно предупредительны, вроде прораба на верфи, которая строила для нас корабли. Выра увидел на одном из шпангоутов шесть поперечных сварных швов, которые снижали прочность металлического ребра и нашими стандартами не допускались. Выяснив через переводчика, в чем дело, инженер спорить не стал, подозвал рабочего и распорядился заменить шпангоут. Моментально среагировал, причем без намека на всякие увязки, чертежи и согласования, на которые так падки отечественные бюрократы.
Также по-деловому осуществлялась приемка чертежей и запасных частей к корабельным механизмам, устройствам и оружию. За одним столиком сидела мисс с нежным именем Ширли, рядом был другой стол для старшего лейтенанта Выры. Ширли выкликала по ведомости номер позиции. Негр тут же подкатывал тележку, показывая каждую вещь в натуре. Старший лейтенант щупал, кивал, ставил на своем экземпляре галочку, и принятое барахло отвозили в специально выделенную для каждого катера кладовую. После работы Выра запирал свою кладовую на замок и, кроме того, пломбировал. Запасные части отпускали не мелочась. Лишний десяток масляных или топливных фильтров — пожалуйста. Сверхнормативные комплекты радиоламп — нате, тоже не жаль.
Через несколько дней, когда у Ширли поубавилось чопорности, она стала задавать Выре посторонние вопросы, вроде того, есть ли в России асфальтированные дороги, знают ли дети, что такое шоколад, или почему в первую мировую войну русские воевали будто бы заодно со швабами против американцев. Причем по образованию Ширли оказалась учительницей, слегка понимала по-польски, и это облегчало общение. Хотя что на это отвечать? Выра тоже был из учителей, и он только руками разводил.
Их совместный труд подходил к концу, когда мисс Ширли встретила Выру в крайнем возбуждении. Мешая слова трех языков, она пыталась объяснить, что мистера люте́нанта обманули.
— Дудки, всё принял по табелю.
— Ноу, дудки… — возражала девчонка с именем, которое журчало ручейком.
Оказалось, что по табелю действительно отпустили всё, но там не значилось береговое снабжение.
— На кой мне чёрт береговое, — сгоряча отмахнулся Выра, но на всякий случай решил посоветоваться со своими старшинами. И точно. Взять, к примеру, пружину накатника на сорокамиллиметровом зенитном автомате «Бофорс». Она столь тугая и мощная, что, распрямившись, убьет. Нельзя разбирать этот узел без специальных приспособлений.
Обратившись с запросом через нашу закупочную комиссию, будущие командиры «сабмарин-чейсерс» в конце концов получили многое, без чего невозможны нормальная эксплуатация и ремонт этих катеров. Но поблагодарить коллегу-учительницу Выра не успел. В два часа ночи его разбудили в отеле, и, как по тревоге, привезли на джипе к опечатанной кладовой.
— Мистер Горобцов, — представился мужчина в штатском, который стоял рядом с плачущей мисс Ширли. — Мы по ошибке передали вам кое-что лит- него…
«Лишними» оказались вязаные перчатки для минёров, которые надевались на всю руку до плеч, противогазы и ещё почему-то знакомая кабельная линия из специальной конструкции коаксиальных проводов.
Выра не понимал, зачем ради такой ерунды потребовалось поднимать его среди ночи. Казалось бы, ясно, что в массе забот у него не было времени разобраться во всех выделенных предметах снабжения, какие бы в них ни заключались особые хитрости.
«Могли ли существовать секреты от союзников по войне?» — рассуждал старший лейтенант. Скорее всего, поводом послужили сущие мелочи по известной формуле: «положено — не положено». Во всяком случае, мистер Горобцов не казался подавленным тяжестью происшедшего. Наоборот, в его суетливости проскальзывало сдержанное торжество.
Только утром Выра вспомнил, где он видел такую же кабельную линию. Она соединяла тумбу в ходовой рубке учебного корабля, на котором они выходили для отработки задач на тренировочный морской полигон, и вела к серому колпаку на вершине мачты, похожему на перевернутый ночной горшок. Тумба в рубке была тщательно зачехлена и сверх того опечатана.
— Икскюз ми, плиз, — смущенно извинился командир того учебного корабля. — Итс рэдиолокэйшн…
На кораблях, которые заканчивались постройкой для передачи по «ленд-лизу», не оказалось ни таких горшков на мачтах, ни таких тумб. Более того, на пяти малых противолодочных катерах, предъявленных к сдаче первыми, не было даже гидроакустики.
— Как это следует понимать? — возмущался Максим Рудых. — Позволяют себе бросаться целыми блоками, а тут, видите ли, «нехватка сонаров».
— Ты что же, забыл? — иронизировал Выра. — Это называется «плохой бизнес».
Вскоре стало известно, что передача даже таких катеришек, без гидроакустики, покамест не состоится. Хозяева верфи, ссылаясь на задержку с формированием очередного конвоя в северные порты России, отправили свою продукцию кому-то другому.
И ещё откуда-то пополз слушок, ставящий под сомнение идею перегонять «сабмарин-чейсерс» через Атлантику своим ходом. Он исходил из разных источников, только лишь меняя оттенки от дружелюбного желания предостеречь до высокомерной снисходительности, пока наконец не был сформулирован на самом высоком уровне:
«Джентльмены! С океаном не шутят. Мы на пути к берегам Африки однажды уже потеряли в шторм шесть из восьми точно таких „ши́пов”».
К сожалению, приведенный факт не был выдумкой, и с тех пор деревянные кораблики типа «сабмарин-чейсерс», водоизмещением всего в 126 тонн, применялись американцами исключительно в прибрежных водах при благоприятной погоде. А проданные для нужд королевского флота Великобритании, эти катера пересекали океан на палубах крупных, специально оснащенных транспортных судов.
Недаром говорят, что из любого свинства можно вырезать кусочек ветчины. Переговоры забуксовали. Благовидный предлог уберечь русских союзников от бессмысленных жертв был использован для обоснования проволочек с получением крайне необходимых Северному флоту противолодочных средств. Кто мог дать гарантию, что утлые скорлупки из красного дерева одолеют по океану пять тысяч миль, да ещё в период жестоких осенних штормов? Не разумнее ли подождать эдак с год, пока не будут переоборудованы транспорта для доставки?
Такая перспектива никак не устраивала ни Максима Рудых, ни Василия Выру. Они считали, что загранкомандировка и так чересчур затянулась, и буквально не находили себе места, особенно по вечерам. Через распахнутое окно их номера доносился пульс океана. Тяжелая поступь прибойной волны была громче воркотни моторов, шелеста шин, рявканья клаксонов, гула фланирующей толпы. Но размеренная обыденность прибоя не подавляла всех остальных звуков. Наоборот, голоса цивилизации казались слышнее.
Друзьям надоело коротать время в гостинице, надоело слоняться по асфальту в духоте и газолиновой гари под разноцветное мельтешение реклам. Их тянуло на природу, и парк был рядом, но близок локоть, да не укусишь. Их официально предупредили, что в темное время в парке гулять опасно. Там вполне могли укокошить, как и в некоторых кварталах, как и в заведениях с вывеской «калэрд онли» — «исключительно для цветных».
В поганом настроении, рассуждая о том, как убить время до сна, друзья возвращались в отель из учебного центра. И вдруг к поребрику прижался лакированный, «форд» последней модели и резко затормозил.
— Почему не приходите, мальчики?
Голос был женский и, показалось, ужасно знакомый. За рулем сидела официантка Мария из трактира «Русский медведь».
На сей раз заказали шашлыки, которые, строго говоря, не из наших национальных блюд. Но русские любят мясо на палочках, хотя мало кто из них понимает в нем толк. Игорь Вадимович Пухов снова подсел и стал расспрашивать о своем Петербурге. Рудых и Выра по мере сил старались удовлетворить его любопытство. Да, Исаакий стоит, как стоял. В соборе службы нет. Там подвесили маятник Фуко, который доказывает факт вращения Земли. Игорь Вадимович ничего не сказал, но чувствовалось, что это ему не понравилось.
— Скажите, — решился Выра. — Вам известен не кто Горобцов?
— Как же, — усмехнулся Игорь Вадимович. — Весьма. Честолюбивый молодой человек. Верно, сами уже догадались?
В отель ехали мимо уснувших особняков и коттеджей, мимо собственной дачи президента страны и точно такого же дома, принадлежавшего бандитскому главарю Аль-Капоне. Соседство президента и гангстера считалось местной достопримечательностью, и гордились все жители, как убедительным признаком великой демократии.
Поднявшись к себе на семнадцатый этаж, друзья опять обнаружили кипу журналов с многоцветными лакированными обложками. Всё было одно к одному. Воздух курортного местечка, незаметно сгущаясь, давил на барабанные перепонки, будто его накачивали помпой в скафандр. В такой атмосфере уже не было случайных событий и в каждом пустяке чудился умысел. Они не покупали этих журналов с картинками, где фирменные герлс, доступно улыбаясь с каждой страницы, демонстрировали всё что угодно, даже белье, которое соперничало с платьем короля из андерсеновской сказки. Шёлковые паутинки, как бы сходя на нет, оставляли одну лишь весьма привлекательную натуру и вполне реальную стоимость модного предмета в долларах и центах. Галантерейно-трикотажная реклама обоим была ни к чему. Цены кусались. Раиса Петровна по своему основательному характеру приняла бы за личное оскорбление любой невесомый презент, кроме, разве, чулок. А Максиму вообще не о ком было заботиться. Но откровенные иллюстрации обладали мистической притягательностью. Отказаться от рассматривания было невозможно, хотя от этого вскипала кровь.
— Я больше не могу, — орал Максим, раздирая в клочья мелованную бумагу.
Однако уничтожению журналы не поддавались. Кто-то гостеприимно и безвозмездно заботился о возобновлении наглядной агитации.
— Не смотри, — советовал Выра, хотя и сам, бывало, нарушал зарок.
— Я живой человек.