— Нас хотели спровоцировать... — оправдывался Выра.
— Старшему лейтенанту Рудых —десять суток ареста, — перебил капитан первого ранга, решительно направляясь к трапу. — За... допуск на корабль гражданских лиц. А вы, товарищ Выра, как дежурный по дивизиону, извольте отсидеть любую половину этого срока. Да. Да...
В последний момент перед выходом катеров из главной базы Выра догадался командировать старшину первой статьи Осотина к себе на квартиру с коротким сообщением о прибытии на флот и пакетом с подарками, которые ему так и не удалось вручить лично.
— Тут недалеко. Одна нога здесь, другая там.
— А если, к примеру, патруль?
— Скажешь — оповеститель.
— Время военное, товарищ командир. Кому охота попадать в дезертиры?
Выдав боцману увольнительную, Выра никак не предполагал, что тот замешкается и не вернется к отдаче швартовых. Может быть, жена была на дежурстве в госпитале? Но с документами Осотин на берегу не пропадет, да и Раиса, получив подарки, останется без претензий. Кто теперь знал, через сколько времени Выра получит возможность сам заявиться домой?
Частьтретья
Как понимать легенды?
Глава 1
Крапивное семя
«Торок» выходил из гавани ежедневно в восемь тридцать утра, а к девятнадцати часам впереди уже опять маячило крупное промышленное здание, недавно возведенное в портовом городке. На входном фарватере сбавляли обороты винтов. Этим занимался обычно старпом, а Василий Федотович скучал, вмешиваясь, только в необходимых случаях. Молодые вахтенные офицеры наблюдали, как пенные серпы от форштевня жнут мелкую рябь, как бурлит кипяток на заднем ходу, охватывая низкие борта, а стальной корпус дрожит в испарине. Сторожевик изящно скользил между проплешинами осушек, слегка наклоняясь на разворотах, как велосипедист на вираже, только в противоположную сторону. Впрочем, осушной берег был виден лишь при отливе, и всё выглядело элементарно до тех пор, пока не настала очередь Чеголина стать к машинному телеграфу. Для начала Выра приказал ему самостоятельно подойти к буйку посреди чистой воды. Это, по словам командира, требовалось для выработки «чувства своего корабля», а также для «остроты» морского зрения. И вот тут стало ясно, что указанные чувства пока без взаимности.
Попробуйте. угадать в бурунах за бортом силы встречной воды и попутного потока, мощь закрученной либо набрасываемой струи. Добавьте сюда инерцию, парусность, степень толкающего или разворачивающего усилия обоих винтов. Вектора множества сил и силенок прилагались к разным точкам корпуса, теоретически раскладывались на составляющие, объединялись в равнодействующие, давали на концах «плеча» ехидный вращательный момент. Они помогали либо мешали, всякий раз группируясь по-разному. А подавать команду на руль или в машины требовалось за десять-пятнадцать секунд до того, как она приходила в голову.
Чеголин с Пекочинским без устали чертили схемы, рисовали в масштабе плечи и стрелки. На бумаге у них получалось здорово, а «Торок» упрямился.
— Слушайте такую вещь, — подбадривал Василий Федотович. — Надо зубрить, ибо грамоту без азбуки не осилить.
Оригинальность этого афоризма дошла до лейтенантов после того, как морской букварь, открывшись на неожиданной странице, озадачил не только их.
В тот день над «Тороком» опять взошла белая звездочка на алом флагдуке, то есть сигнальщики подняли на мачту стяг командира отряда учебных кораблей. Предстояли рядовые тренировки тральных расчетов. Юрий Владиславович программы похода не изменил, но его присутствие оказало влияние на команду.
На границе полигона корабль застопорил ход. Настало время окунать за корму хитрую комбинацию и тросов и резаков, буйков и оттяжек, металлических решеток и грузил. Вместе все это называлось тралом, который, разворачиваясь на ходу широкой дугой, предназначался для подсечки скрытых в глубине морских мин.
— Не суетитесь, — предубедил Выра. — Нормативы — следующий этап.
— Всё ясно, — бодро сказал Пекочинский, но секундомер всё-таки прихватил.
Конструкция трала кажется примитивной, но на палубе она сильно теряет в наглядности. Пока минёр с помощью старшин разбирался, куда и за что цеплять стальные тросы с оттяжками, корабль дрейфовал без хода. Виктор Клевцов, который, добившись своего, теперь исполнял обязанности вахтенного механика, дважды запрашивал разрешения провернуть паровые турбины, но получил отказ, поскольку за кормой находились части трала в непосредственной близости от винтов.
— Скоро вы там? — не выдержал старпом Лончиц, искренне переживая за репутацию корабля.
Понукание старпома помогло Пекочинскому закруглить дискуссию со старшинами. Он включил микрофон и доложил о готовности к постановке трала. Выра перевел рукояти телеграфа на «малый вперед», а сторожевик вдруг затрясло в падучей. Стрелка телеграфа самопроизвольно отскочила обратно на «стоп». Командир корабля вырвал из гнезда телефонную трубку прямой связи с постом энергетики. От возмущения у него перехватило голос. Губы шевелились энергично, однако без слов. Пропустив таким образом первые фразы, Выра потребовал к аппарату инженер-механика:
— Почему... на ходовой вахте не специалист?
— Решение Клевцова правильно, — хладнокровно парировал Бестенюк. — Неравномерный нагрев турбин. Сами не разрешили проворачивать...
Юрий Владиславович погладил своего пса по загривку и опять посмотрел на часы. В тягостном молчании сторожевик дрейфовал еще полчаса, дожидаясь, пока турбинисты усмирят проклятую вибрацию. Штурман невозмутимо информировал о том, что корабль вынесло за пределы учебного полигона.
— Разрешите начинать? — спросил Выра, которому неохота было возвращаться к границам полигона.
«Командору» тоже надоело глядеть на возню, и он наклонил сухонькую голову в знак согласия.
Сторожевик шел, волоча за собой обтянутый втугую трос, а справа и слева за кормой почётным эскортом гарцевали яркие и юркие буйки. Трал развернулся на расчётную ширину. Юрий Владиславович перестал щуриться, Выра приободрился, а старпом расцвел.
Но лейтенант Пекочинский не подозревал о перемене настроения на ходовом мостике. Он решил во что бы то ни стало показать лихость при «сматывании удочек». Едва сторожевик застопорил машины, тральная лебедка взвыла на максимальных оборотах. Ходовой конец правого полутрала шел туго, а «Торок» пятился. Однако минёр торопил расчет.
Трудно сказать, чем бы всё это кончилось, если бы не Виктор Клевцов. Как политработник, он предпочитал всегда находиться в центре событий, а прежняя квалификация минного старшины позволяла ему разобраться во всем с первого взгляда. Виктор застал матросов трального расчета на ребристых откидных площадках у среза кормы. Балансируя, они готовились зацепить плясавший на волне буй. Но Клевцов увидел не только это.
— Стоп выбирать! — сразу вмешался он, подскочив к лебедке.
Виктор не имел права командовать, подменяя лейтенанта Пекочинского, и тем не менее продолжал распоряжаться: «Все назад!» — и так решительно, что тральный расчет шарахнулся с кормы.
— В чем дело? — оскорбился минёр. — Куда ты суешься?
Клевцов, не отвечая, выхватил микрофон связи с ходовым мостиком:
— В трале посторонний предмет! Предположительно якорная мина.
Едва ослабло натяжение ходового конца, как за буйками, метрах в десяти, проглянула ржавая рогатая плешь.
Мина, покачиваясь под поверхностью воды, не всплывала. Зубчатый резак трала не смог подсечь минреп связывающий её с якорем. Резак заклинивался только при встрече с цепочкой из легированной стали, которой в конце войны начали заменять гибкий тросик минрепа. Это означало, что правый полутрал вышел из строя, а корабль привязан к смерти короткой уздечкой. Как ни странно, но люди, профессионально связанные с морем, порой забывают о том, что оно жидкое. На воде не остается воронок, пепелищ и руин, а монументы и мемориалы воздвигают на берегу. Потому кажется, что море без прошлого. Море напоминает о былом вдруг, ошеломляя внезапностью, не давая времени на раздумья и поиски выхода.
Барабан лебедки теперь разматывался, а мина, кивая свинцовыми рогами, приближалась к борту. Надо было срочно давать ход, чтобы растянуть в длину петлю тяжелого буксирного троса. Но это было опасно. Туже петлю могло намотать на винты. Юрий Владиславович перестал горбиться, распрямил сутулые плечи, изнемогшие от плетеного золота погон, и от этого помолодел.
— Убедитесь, куда смотрит ходовой конец, — заурядно рекомендовал он. — Да, да. Кажется, его сносит вправо.
Другими словами, «командор» советовал воспользоваться одной левой машиной. Риск, конечно, оставался. Всё зависело от чутья и остроты реакции командира корабля, и он оказался на высоте положения. Распоряжаясь по телефону с кормы, Выра слегка подтолкнул корабль левым винтом. Алые буйки, зарывшись в бурун, помаленьку стали отступать. Непосредственная угроза миновала, но заминированный трал волочился, цепляясь за грунт. Стальные тросы перепутались, напоминая легендарный гордиев узелок, который можно лишь разрубить. Но как это сделать, не потревожив взрывчатую начинку?
Офицеры «Торока» занимались этой проблемой коллегиально. Сторожевик был учебный, и потому Юрий Владиславович устроил на ходовом мостике нечто вроде военного совета. Лейтенант Пекочинский, конечно же, выступил первым, предложил обрубить железную «веревочку» и, отойдя на безопасное расстояние, подорвать мину со шлюпки.
— Показали эрудицию. Да, да. Но не оригинальность мышления, — сказал «командор», пояснив, что тяжелый клубок троса вместе с миной утонет наверняка и придется вызывать подрывников-водолазов.
Задача оказалась непростой. Слабая обшивка корпуса старенького сторожевика не позволяла допустить взрыва в трале. Продырявить корпус мины из крупнокалиберного пулемета тоже было нельзя из-за малых глубин. Затонув, она останется опасной для других кораблей, особенно для рыбаков. Капитан-лейтенант Выра требовательно взглянул на Чеголина. Тот понял, что промолчать нельзя, а говорить было нечего.