– Нет. Это совсем не смешно.
Как и следовало ожидать, чуда не случилось. Муж был добрым и ласковым, когда встречал Лайлу с сыном в аэропорту и рядом находились люди. Он избил ее сразу же в день возвращения и не останавливался, пока она трижды не прокричала на турецком, что побег больше не повторится.
Она не врала. Огонь сопротивления в ее душе окончательно угас, она понимала, что уже не вырвется. Никто в посольстве не захочет ей помогать после того, как она их подвела. Никто не ждет ее в России. Некуда бежать. Она никому не нужна.
Когда она смирилась, стало чуть легче. Лайла больше не спорила, делала, что ей говорят, и ничего не просила. Летом муж вообще не появлялся дома, потом перестал приходить и в другие сезоны. Лайла прекрасно знала, что он завел себе постоянную сожительницу. Это тоже вписывалось в новую норму. Лайла продолжила жить в доме свекрови, принимая лишь незначительное, заранее согласованное участие в жизни сына – последнего ее лучика радости.
Ее сын стал первым в этой семье, кому по-настоящему хотелось учиться и действительно построить карьеру, а не довольствоваться простыми радостями жизни. Правда, русского языка он по-прежнему не знал и мать воспринимал преимущественно как прислугу, но это не мешало Лайле им гордиться. Он, пожалуй, даже любил ее, он просто считал ее положение в семье единственно возможным, не видел иного.
Школу мальчик окончил с неплохими оценками, но для высшего образования все равно нужны были деньги. Его отец давно уже все, что зарабатывал, тратил на себя и новую возлюбленную, копить он никогда не умел. В лучшие времена Лайла смогла бы оплатить учебу сына из своих накоплений или хотя бы позволить себе кредит. Но последние годы ударили по туристическому бизнесу, экскурсионному – в первую очередь.
Чтобы оплатить учебу сына, ей пришлось продать фирму. В семье это все восприняли как само собой разумеющееся. Лайла прекрасно знала, что не сможет начать с нуля, просто не хватит сил. Это волновало только ее.
Сын сумел поступить и отправился на учебу в другой город. Лайла, переставшая зарабатывать, оказалась не нужна. Ее отселили в этот поселок – в полуразвалившийся дом, принадлежавший какой-то дальней родне, которую все забыли. Оставшихся от продажи фирмы денег хватило, чтобы провести тут минимальный ремонт и не более того.
Здесь, в глуши, нестарой, в общем-то, женщине и предстояло доживать свой век. Родня присылала ей немного денег каждый месяц – чтобы она не беспокоила их, не напоминала о себе. Этого хватало только на еду, на билет до России уже не хватило бы…
– Да и не нужно мне туда, – с показательной небрежностью, за которой проще всего было скрыть печаль, сказала Лайла. – Оттуда я уехала с позором, дважды с позором… Ну кто я там? Тряпка. Предательница. Уж лучше здесь…
Она хотела вернуться, это Полина видела. Дом, который Лайла давным-давно покинула, наверняка снился ей по ночам, манил воспоминаниями детства и знакомыми лицами. Да и накопить на билет было бы несложно, но… Она сама себя заточила в темницу из причин, по которым должна оставаться здесь. Так надежно, что уже и не вырваться.
– Я вот думаю… Может, это все потому, что я когда-то предпочла чужую землю? – задумчиво спросила она. – Правду говорят про то, что где родился, там и пригодился? А я уехала… Своей не стала, потому что это невозможно.
– Дело не в этом. Очень многие люди меняют страну, и это не мешает им сделаться счастливыми, иногда даже помогает, – указала Полина. – Чужая земля… Она ведь по-настоящему не снаружи. Она внутри.
– Я говорила про другую страну!
– Я знаю. Но и другая страна может стать родной, любая страна. А чужая земля, которую мы носим внутри, – это как раз барьер для счастья. То, что заставляет нас чувствовать себя грешными и недостойными. Но и то, за что мы слепо держимся, чтобы не принимать ответственность.
– Вот поэтому я и не люблю психологов, – буркнула Лайла. – Болтаете всякую муть, которая на самом деле не помогает! Да, я кучу глупостей наделала, я не бегу от ответственности. Но меня уже нельзя спасти!
– Можно, на самом деле.
Полина сказала это – и тут же поняла, что зря. Проблему Лайлы нельзя решить одним дружеским разговором за чашечкой кофе. Чтобы что-то изменить в ее судьбе, нужны долгие напряженные сеансы терапии, а главное – желание самой Лайлы.
Только ничего из этого уже не получится. Лайла не захочет. Да и у Полины не было ни времени, ни сил, тут нужен кто-то другой, специализирующийся на таких историях… Что уже рассуждать? Лайла закрылась в своем прошлом как в раковине и бережно хранила там жемчужину несчастья.
Отчасти она и сама это понимала. Лайла прижалась лбом к стеклу, посмотрела на прекрасный сад, который ей предстояло видеть долгие годы, и прошептала:
– Господи, какая дурацкая получилась жизнь…
Спрашивать ее о чем-то сейчас казалось кощунственным. И не важно, какой путь для этого пришлось проделать и насколько сильно рискнуть. Усилия Полины не были проблемой Лайлы. Психолог и так уже спровоцировала не самый приятный разговор, ей следовало просто тихо уйти.
Но тут сама Лайла встрепенулась, словно проснувшись, снова скрылась под маской насмешливой тетки, которая могла бы свернуть ближайшие горы, если бы захотела, ей просто лень. Повезло горам.
– Так зачем ты приехала сюда на самом деле? – поинтересовалась она. – Только не говори, что случайно свернула! Что ты такого надеялась увидеть в этой дыре, что тебя взбодрило бы?
– Просто хоть что-то, отличающееся от отеля. Да и если честно, поговорить хотела. Я ведь видела все эти плакаты у ворот…
– Ясно все с тобой! У вас, у психологов, любопытство какое-то звериное, как будто кошачье: все вам надо, что вас не касается.
– Нельзя сказать, что без ответов я не выживу, – пожала плечами Полина. – Но если можно узнать, почему бы нет? Вы же митинговали там, с местными, вы знаете, что происходит…
– Да ни черта я не знаю, на самом-то деле, – фыркнула Лайла. – Просто тут как дело обстоит… Здесь нельзя просто жить, нужно быть частью общины, все друг друга знают. И если большинство бесятся из-за отеля, поорать должны все кто может. Не будешь орать – тебе это однажды припомнят. Я пошла туда, потому что не нашла причин отказаться. А когда плакат нарисовала, меня наконец-то за свою приняли, хотя почти два года носы воротили.
– То есть вы не в курсе, что именно их не устраивает?
– Что-то слышала, конечно, когда с ними ходила. Но нужно понимать, что тут люди такие… Очень приверженные традициям. Они верят, что из-за отеля море грязным стало, что купающиеся туристы всю рыбу распугали, ну и как вишенка на торте – что такое большое скопление «порочных людей» и не могло привести ни к чему хорошему. Раньше местные не возникали, потому что очень многие в отеле работали. Но теперь, когда эти люди умерли и речь зашла о компенсации, припомнили все и сразу.
– Я слышала, что отель был в плохом состоянии, потому и упал. Здесь тоже в это верят?
– Здесь используют все, благодаря чему можно побольше денег вытрясти из хозяев отеля. Беда в том, что у многих есть фото того самого первого корпуса, но их не предъявишь: там здание как раз нормальное, ничем не отличается от двух других. В этом споре у них только один аргумент есть, да и то толковый лишь наполовину.
– Это какой же? – насторожилась Полина.
– Мертвый инспектор. Чуть ли не местная легенда! Вроде как был какой-то инспектор, который грозился закрыть отель как раз по этой причине – счел опасным. Но инспектор этот не довел дело до конца, сорвался на машине с горной дороги, как раз когда ехал в отель. А новый, пришедший ему на смену, сказал, что нарушений нет.
– Но это же серьезное обвинение…
– Если оно имеет хоть какое-то отношение к правде, – заметила Лайла. – Это было лет пять назад, еще до меня, так что я лично ничего не видела. А местные не могут толком объяснить, что за инспектор, как звали, чем именно занимался. Очень похоже на фольклор! Осталось только придумать легенду о грустном привидении, шляющемся по горам, – и пожалуйста.
Полина рассеянно кивнула, обдумывая ситуацию. Пожалуй, Лайла права. Даже если эта история действительно случилась, прошло много лет, за такой срок были повторные инспекции, и если они ничего не нашли, то и не было проблем.
– Думаю, мне пора… Сюда можно как-нибудь вызвать такси? – спросила Полина.
– Вызывай сразу вертолет, что уж там! Официальному такси только до поселка часа три ехать. Можешь договориться с кем из местных, чтобы тебя подвезли, но я б на твоем месте не стала. Пешком и безопасней, и быстрее.
Полина невольно вспомнила извивающуюся, лишенную обочины дорогу.
– Не сказала бы я, что безопаснее…
– Потому что ты не о том думаешь. Тут же местные многие в отеле работали, считаешь, у всех машины были? Нет, напрямую ходили, через лес. Если так идти, не больше часа потребуется. Там в основном вытоптанная дорожка, но есть пара мест, где она вроде как теряется – из-за камней и кустарников. Это не страшно, правило простое: нужно идти так, чтобы у тебя ветки сосен постоянно над головой оставались, как прямая линия по диагонали. Тогда не заблудишься.
Идти час по незнакомому лесу в пусть и ослабшую, но вполне ощутимую жару было сомнительной перспективой. И все же Полина понимала, что Лайла права: лучше так, потому что местные порой непредсказуемы. Правда, после аварии ее задача становилась сложнее раза в два, но не настолько, чтобы впадать в панику и вызывать из отеля спасателей.
Что же до долгой дороги… Это даже хорошо. Ей было о чем подумать.
Полина пропала.
Марат мог сколько угодно напоминать себе про личные границы, этот простой факт не оставлял его в покое. Сначала Майоров ничего не замечал – работал сам, знал, что и она занята делом. Но Полина не появилась ни на обеде, ни на ужине. С тех пор как они оба оказались на территории отеля, не было такого дня, чтобы она хоть раз не мелькнула рядом, – кроме сегодняшнего. Так что к вечеру Марат уже не сомневался, что девушка исчезла.