– Толстый, ты с ума сошел.
– Не сошел, – сбивчивым шепотом заговорил Иней, схватив его за руку, – не сошел, Аля, я же… Аля, он меня постриг, а я не хотел, я хотел, чтоб как у тебя было… Аля, он хочет, чтоб я его папой называл! Чтоб я фамилию поменял, Алечка! Иней Шишов, блик, как это клево!..
Он задохнулся и умолк. Черные глаза беспокойно блестели, слезы плыли по ресницам.
Алей закрыл лицо ладонью.
– Тьфу ты… – пробормотал он.
– Алечка, – беспомощно, отчаянно повторил Иней.
– А о маме ты подумал?
Наступило молчание. Даже холодильник перестал гудеть. Звякнул таймер микроволновки. Алей поднялся, достал горячие тарелки. Иней стоял возле стола, опустив голову, бледный восковой бледностью. Невыносимо было на него смотреть. «Нельзя так, – думал Алей, – нельзя же так», – и сам не понимал, чего именно нельзя.
– Давай поедим, – сказал он наконец. – А потом я маме позвоню и скажу, что ты у меня переночуешь.
Иней вскинулся, быстро смахнул слезы, улыбнулся несмело.
– А там посмотрим, – строго и печально добавил Алей. – Утро вечера мудренее.
Над чаем Иней совсем успокоился и даже как будто перестал замечать присутствие брата, погрузившись в свои таинственные размышления. С ним такое случалось. Неприметный, неслышный, он замирал над тетрадью, над книгой, над монитором с надписью «game over», и даже дышал, кажется, медленнее, чем положено.
Спрашивать, о чем он думает, нельзя было ни в коем случае – Иней односложно отвечал, что ни о чем, и начинал шарахаться от любопытных. Только Клен знал тайну. Алей в ту пору, когда работал репетитором, пробовал шутки ради выпытать ее у Комарова. Но болтун Комаров, должно быть, поклялся молчать. Не по возрасту ловко он переводил разговор на другие темы. Славный парень Ленька…
– Аль, – внезапно сказал Иней. – А поставь папу?
– Ага, – с готовностью ответил Алей, – сейчас.
Он давно оцифровал все старые видеозаписи, на которых был Ясень, даже самые короткие и бестолковые, – там, где отец проверял, работает ли камера. Ясень на них корчил рожи и говорил смешные глупости.
Качество видео было никудышным, никакими программами не поправить, но звук Алею удалось вычистить. Ясень неплохо пел. Алей страшно жалел, что отец не записывал свои песни; чаще он пел чужое, но сочинял и сам. Песен было гораздо больше, чем сохранилось на видеозаписях. Алей помнил из них какие-то обрывки строк. Целиком осталась только одна, эта – «Зеленым-зелено пламенел лес».
…в земляничной глуши заяц рыскал.
Был с небес глас,
И шептал бес:
«Не живи тихо, не летай низко!»
Если сила нужна, то бери вес.
Не бывает удачи без риска.
Забирай приз,
Обходись без,
Не живи тихо, не летай низко!
А приходит пора – надо знать честь,
И со всем рассчитаться по списку:
Выходил в плюс,
Не туда лез,
Не живал тихо, не летал низко!
Ясень сидел на старом, выцветшем до серого цвета диване бабы Зури – диван этот давно выбросили, теперь вместо него была тахта, – а баба Зуря стояла у стены, скрестив на груди руки, донельзя довольная сыном. Темно-вишневая гитара гремела в Ясеневых руках, сам он улыбался во весь рот и пел-кричал слова с таким вкусом, что невозможно было не подпевать.
– Не летай низко! – шепотом повторил Иней. Он пожирал отца глазами и даже разрумянился чуть-чуть.
Алей отвел взгляд. Томило в груди. «Папа не летал низко, – в тоске подумал он, откидываясь на подголовник кресла: люстра на потолке была старая-старая, та же, что на записи. – Папа не жил тихо. Папа… если бы ты был жив».
Гулко загремел дверной звонок.
Осень переступила порог.
На ней был светлый деловой костюм, в золотых волосах запутались искры, и в темной прихожей как будто стало светлее.
– Привет, Алик, – сказала она. – Извини, что не позвонила, у меня телефон разбился. Прямо в сумке, кажется, в метро о поручень. Придется новый покупать.
– Привет, – туповато ответил Алей.
Он умудрился совершенно о ней забыть.
Из комнаты вышел Иней.
– Привет, – Осень улыбнулась ему, глянув мимо Алеева плеча. – Алик, это кто?
– Это брат мой, Иней.
– Иней? Вы очень похожи.
Алей медленно обернулся. Иней стоял посреди коридора, глядя на Осень безо всякого выражения, как маленький робот. Алей пробормотал:
– Инь, это Сеня, Осень. Мы работаем вместе. Вот, она в гости пришла… мы давно договорились.
Иней молчал.
Алей задержал дыхание, как перед прыжком в воду.
– Осень, – тихо сказал он, – пойдем выйдем, мне тебе кое-что сказать надо, – и добавил громче: – Иня, я щас приду!
…не получилось.
– Ладно, – сказал Иней равнодушно и чуть грубовато, – я пошел, – влез в расшнурованные ботинки и рывком поднял с пола рюкзак.
Ни на кого не глядя он вывалился в открытую дверь, задев Осень плечом, и скрылся на лестнице, не обернувшись.
Алей беспомощно смотрел ему вслед. Потом закрыл глаза и прислонился спиной к стене.
– Что-то случилось? – Осень коснулась его руки.
– Беда, – Алей вздохнул, не открывая глаз. – Брат… С отчимом поссорился.
– Это нормально, – Осень легонько сжала его пальцы. – Твоя мама не так давно вышла замуж?
– Полгода.
– Ему тяжело. Он уже совсем большой, привык жить втроем с вами.
Осень мягко переступила с ноги на ногу, выскальзывая из туфель, и стала ниже Алея. Тот обнял ее.
– Ты грустишь, – утвердительно сказала Осень.
– Да.
– Что мне лучше сделать сейчас? Уйти, отвлечь тебя, утешить? Но я плохо умею утешать.
Сейчас, говоря о чувствах, она как никогда походила на компьютер… Алей понимал, что ее слова искренни. Он вздохнул, зарываясь лицом в ее мягкие благоуханные волосы.
– Только уходить не надо, – сказал он. – Пойдем лучше поужинаем. Я думал романтический ужин устроить, даже свечи купил…
– Подожди со свечами.
Осень взяла Алея за плечи и медленно, легко поцеловала. Руки ее пробрались к его затылку, стянули резинку, скреплявшую хвост. Осень расчесала пальцами Алееву гриву и отступила на шаг, любуясь.
– Так мне нравится больше, – сказала она.
Алей усмехнулся.
– Я похож на парня из мультика?
– Да, – Осень, не глядя, заперла входную дверь. – Из моего любимого мультика. У него тоже был маленький брат с трудным характером.
– У Иньки не трудный!.. тьфу ты, и правда, трудный…
– Не переживай. Это нормально.
– Переживать – это тоже нормально, Сень.
– Ты прав.
– Ничего у меня не получилось, – тоскливо сказал Алей, уставившись в потолок. – Он ко мне пришел за поддержкой. К старшему брату. А я хреновый брат. Все… провалил.
– Прекрати. Он сам ушел. Вам обоим нужно успокоиться. Тогда вы еще раз подумаете и все решите правильно. Так?
Алей тяжело вздохнул и сдался. С Осенью трудно было спорить.
– Так.
Она кивнула, улыбнулась краешками губ и притянула его к себе. Алей прикоснулся щекой к ее бархатистой щеке и застыл так. Близость Осени успокаивала. Мысли прояснились, по телу разлилось тепло. Алей смежил веки.
– Пойдем в комнату, – сказала Осень ему на ухо, – не в коридоре же стоять.
Монитор уже запустил заставку: на нем крутился, шевеля бахромой, точно щупальцами, логотип операционной системы. «Четыре цвета, – мелькнула смутная мысль, – четыре стихии…», – но Алей успел забыть, с чем они связаны, а вспоминать было не с руки.
Осень откинулась на спинку дивана, улыбнулась мягко и загадочно, вытянула длинные ноги. Узкая кисть правой руки живописно легла на подлокотник, а левой Осень поманила Алея к себе. Тот уселся на ковер у ее ног, чуть сбоку, и положил ей голову на колени.
– Хочешь апельсинчик? – пробормотал он.
Осень наклонилась и поцеловала его в макушку.
– Не надо меня кормить, я уже накормилась.
– Я же знаю, что ты забываешь.
– Заботливый, – она погладила его по голове. Алей поймал ее руку и поцеловал пальцы. Рукав блузки пах причудливыми благовониями. Алей прижал ладонь Осени к своей щеке и закрыл глаза.
– Осень, – спросил он полушутливо, – скажи честно: что ты во мне нашла?
– Ты очень красивый. Только очень тощий.
Алей скис.
– Ну вот, – проворчал он. – Приласкали.
– Ты же знаешь, – сказала Осень, – я плохо умею это делать. Извини.
– Ладно уж, – Алей поднялся, навис над нею, упершись коленом в сиденье, и поцеловал ее, придержав затылок ладонью. Губы у Осени были упругие, в меру влажные, в меру теплые – безупречные губы… Красивые, ловкие руки Осени огладили Алеевы плечи и грудь, расстегнули несколько пуговиц на черной рубашке, взялись за черный кожаный ремень с серебряной пряжкой.
– Ужасно тощий, – повторила Осень со странным выражением; вероятно, это была насмешка, – но тебя это даже красит.
– А ты, – неловко ответил Алей, – ты – идеальная.
– Я знаю, – сказала Осень. – Меня отрисовал отличный дизайнер, – и улыбнулась ошалевшему Алею, – шучу. Иди ко мне.
Алей сполз на пол, сел на подогнутые ноги. Осень, взглянув на него сверху вниз, медленно провела языком по губам и наклонилась. Алей осторожно снял с нее блузку, поцеловал ровные, точно из мрамора выточенные ключицы. Ее грудь мерно вздымалась… Алей погладил ее круглые колени и поцеловал левое сквозь гладкий нейлон, медленно сдвигая вверх подол юбки. На Осени были чулки с поясом и кружевное белье. Белые бедра, сжатые юбкой, манили.
– Подожди, – сказала она внезапно.
– Что?.. – Алей оторвался от нее, поднял голову, в тревоге гадая, не сделал ли чего неугодного или неправильного.
Но Осень улыбалась – особенной, мягкой улыбкой. Таким ее лицо было возле Старицы. Алею вспомнился рейд: калейдоскоп ярких вспышек пронесся перед внутренним взором.
– Я подумала, что можно совместить приятное с полезным, – сказала Осень.