Первый пилот встал и пригласил Дина занять его место. Они втроем что-то обсуждали, то и дело указывая на приборы, и мне хотелось подслушать их разговор. Мама оборвала мои мысли циничным замечанием:
– Надеюсь, он не разобьет самолет.
Я повернулась к ней.
– Мам, не говори так. Он не разобьет самолет.
Она пожала плечами, и я поняла, что это был тонкий упрек в мой адрес за расставание с Гэбриелом. Я перегнулась через проход.
– Пожалуйста, мам, дай Дину шанс. Умоляю тебя. Потому что он мне очень нравится.
– Мне он тоже нравится, – бодро, но неубедительно ответила она.
– Мама. – Я посмотрела ей прямо в глаза. – Возможно, он тот самый.
Какое-то время она смотрела на меня не мигая. Затем выдохнула.
– Хорошо, я дам ему шанс. Я просто хочу, чтобы ты была счастлива, вот и все.
– Я счастлива. Я очень счастлива.
Откинувшись на спинку кресла, я сжала подлокотники и пожалела, что моя мама не может позволить мне жить своей жизнью и любить того, кого я хотела любить. Она понятия не имела, что у меня на душе.
Дин пробыл в кабине почти весь полет до Майами, но когда пришло время приземляться, он вернулся на свое место.
– Это было невероятно. – Он пристегнул ремень безопасности. – Не могу поверить, что это только что произошло. Спасибо.
– Я рада, что тебе понравилось. Как это было?
Он сжал мою руку.
– Они отключили функцию автопилота и позволили мне взять штурвал. Заметила, когда мы набрали высоту?
– Да.
– Это был я. Потом снова выровнял. Какое ощущение… Как будто я умер и попал в рай.
Я была очарована его восторгом и в тот момент поняла, что его радость стала моей радостью. Еще я поняла, что безумно, страстно влюблена в него, но это глубокая, душевная любовь. Бескорыстная.
Двадцать минут спустя мы приземлились в Майами, и мне не терпелось сойти с самолета, чтобы провести все выходные с этим человеком, которого я просто обожала. Я с трудом держала себя в руках.
Наступил новый день, и мы мчались на паруснике сестры сквозь тяжелые ревущие волны по открытой воде, как по тропе войны. Над нами парили чайки, а линия горизонта вдалеке, казалось, качалась вверх-вниз, когда поднимался и опускался бушприт. День был ясный, небо – чистое, и белые шапки волн великолепно переливались под жарким солнцем.
Сара и ее муж Леон пригласили нас с Дином поплавать с ними, пока мама, как она всегда предпочитала, ходила по магазинам. Дин никогда раньше не был на парусной лодке, но ему не терпелось узнать о блоках, снастях и направлении ветра. Он быстро учился, и мне было очевидно, что Саре и Леону он понравился. Я была благодарна им за это. Возможно, они могли бы как-то повлиять на других членов моей семьи.
Ближе к вечеру на обратном пути, когда мы с Дином стояли у правого борта, я заметила стаю афалин. Они быстро плыли вдоль лодки, прыгая над волнами.
– Смотри! – крикнула я, указывая на них, когда мы поравнялись. – Дельфины!
Я рассмеялась от восторга, но, повернувшись к Дину, увидела, что он мрачно смотрит на свою левую руку, лежавшую на перилах. Его глаза были широко раскрыты, лицо ничего не выражало, он словно погрузился в транс. Я положила руку ему на плечо и слегка встряхнула. Он поднял глаза, и ему будто бы понадобилось несколько секунд, чтобы узнать меня.
– Эй, – сказала я.
– Привет, – ответил он, как будто только что проснулся.
– Ты видел дельфинов?
Он взглянул на воду и увидел, как они проплывают мимо.
– Ух ты, смотри-ка… – Он обвил рукой мою талию и притянул меня к себе.
Я не знала, осознает ли он, что сейчас был где-то в другом месте. Я почувствовала укол беспокойства, но решила оставить все как есть и поцеловала Дина в щеку. Мы долго стояли вместе на свежем ветру, глядя вдаль на Майами.
В тот вечер мы пошли ужинать вдвоем. Я зарезервировала для нас небольшую приватную кабинку в моем любимом ресторане с сиденьями, обитыми красной кожей, скатертями в красно-белую клетку и гигантской фреской, изображавшей Колизей. Хозяин хорошо знал меня, потому что я много лет ходила туда с родителями, еще с тех пор, как была маленькой девочкой и всем блюдам предпочитала макароны с сыром. Он был рад меня видеть и обращался с нами так тепло, будто мы были членами его семьи.
Дин, загоревший за день на яхте, был таким красивым в сиянии свечей! Я положила руку ему на колено.
– Тебе понравилось на яхте? – спросила я. Он наклонился ближе, и его дыхание коснулось моих губ.
– Это было замечательно. Все в эти дни просто потрясающе. И дело не в том, что я летал на частном самолете и плавал на яхте. Самое приятное – проводить время с тобой. Я чувствую себя самым счастливым человеком на земле.
– Я тоже, – ответила я. – Не хочу, чтобы эти выходные заканчивались.
Хорошо, что у нас была отдельная кабинка, потому что мы слились в долгом нежном поцелуе, от которого мне только хотелось большего. Я прижалась губами и носом к его гладко выбритому подбородку, а он положил руку на мое голое колено под столом.
Мы немного поговорили о том, чего ожидать на вечеринке по случаю дня рождения дедушки. Потом принесли первое блюдо, и мы немного отодвинулись друг от друга. Позже, когда мы уже доели пасту, я сжала руку Дина.
– Я хотела спросить… где ты сегодня был?
Я имела в виду момент, когда он едва не упустил из виду дельфинов.
Кадык Дина подпрыгнул. Он слегка отвернулся от меня и расстроенно покачал головой.
Я почувствовала, что он недоволен собой, а не моим вопросом, поэтому продолжала:
– Дин?
– Прости, – ответил он. – Я слишком погрузился в свои мысли.
– Хочешь поговорить об этом?
Он повернулся ко мне, я легонько коснулась его бедра.
– Хотел бы, – ответил он, – но не могу.
– Почему нет? Ты можешь рассказать мне что угодно. Вдруг я смогу помочь?
– Вряд ли. – Он стряхнул хлебные крошки со скатерти.
– Я умею слушать. Просто доверься мне.
Он подался вперед, скрестил руки на столе и пристально посмотрел мне в глаза, ниже, на мои губы, а потом снова в глаза. На мгновение я подумала, что он расскажет мне обо всех своих бедах, но он, к моему разочарованию, лишь выпрямился и печально вздохнул.
– Боюсь, это конфиденциально. Профессиональная этика и так далее.
– Ясно. Что-то с пациентом.
Какое-то время мы оба смотрели на фреску с изображением Колизея в дальнем конце ресторана.
– Должно быть, трудно работать с людьми так близко и не иметь возможности сразу решить их проблемы. Это требует много усилий и терпения.
– Да.
– У тебя есть кто-нибудь, с кем ты можешь поговорить? – спросила я. – Иногда ведь необходимо обсудить проблему с друзьями или, в твоем случае, с коллегами. У них могут быть хорошие идеи.
Он кивнул и опустил глаза.
– Я могу обсудить некоторые вещи с Кэролайн. И другими психотерапевтами.
Я почувствовала, что он недоговаривает, и вновь погладила его бедро.
– Не помогает?
– Нет.
– Мне так жаль.
Какое-то время мы сидели молча, и я думала: как мне вытянуть его из уныния?
– Что случилось? – спросила я. – Прошу, расскажи мне.
Наконец он поднял на меня глаза, и я увидела в них глубокий страх, граничивший с паникой.
– Если ты правда хочешь знать, – сказал он, – порой мне совсем не нравится моя работа.
– Как же так?
Он откинулся на спинку дивана, взял вилку, отложил в сторону, вновь придвинул к себе.
– Очень тяжело по восемь часов в день выслушивать чужие проблемы и переживания, пытаться вытащить каждого пациента из его персонального ада. Это чудовищное давление. Оно очень выматывает.
– Не сомневаюсь, – ответила я. – Я бы так точно не смогла, поэтому ужасно тобой восхищаюсь.
Официант принес нам новое блюдо. Под мышкой он держал мельницу для перца, которую предложил нам.
Через мгновение мы снова остались одни. Я попыталась продолжить с того места, где мы остановились:
– В тот день, когда мы гуляли в парке с Зигги…
– Это был отличный день, – перебил он.
– Да, – ответила я с улыбкой. – Так вот, когда мы сидели у озера, ты сказал, что выбрал психологию, потому что она давалась тебе лучше всего и ты точно знал, что можешь получить стипендию, если выберешь этот путь.
– Да.
– И еще ты сказал, что в детстве мечтал стать летчиком. Ты не думал, что, возможно, был бы счастливее, если бы исполнил свою мечту?
Разрезая нежное утиное мясо, он задумался.
– Я постоянно об этом думаю.
Я испытывала огромное удовлетворение и не до конца понимала почему. Может быть, я гордилась собой, потому что дала ему глотнуть свежего воздуха. Подарила ему возможность избавиться от стресса и вспорхнуть туда, где он будет счастливее, чем сейчас. Туда, где он больше не упустит из виду дельфинов, выпрыгивающих из воды прямо перед ним.
– Знаешь, все возможно, – сказала я, пробуя нежную жареную утку.
– Я в этом не уверен, – ответил он.
– Почему? Ты достаточно умный, чтобы стать пилотом. Ты можешь быть кем угодно.
Он смотрел на меня с любовью и как будто благоговением.
– Ты такая мечтательница.
– Наверное, да. Любые трудности я вижу как препятствия, которые просто надо перепрыгнуть. Обычно это довольно легко.
– Тебе кажется, что это легко, потому что тебе никогда не попадались препятствия, о которые ты спотыкаешься и падаешь на спину так, что с трудом можешь дышать.
Я задумалась, вспомнила о своих привилегиях и смутилась.
– Ты прав. Моя жизнь была очень приятной. Может быть, я не знаю, о чем говорю. Я просто избалованная богатая девочка, уверенная, что все мечты сбываются, стоит только захотеть.
Он накрыл мою ладонь своей.
– Нет, я не это имею в виду. Я не думаю, что ты избалованная богатая девочка. Ты прекрасный человек, который хочет, чтобы другие люди были счастливы.
Я сделала глоток воды и доела утку.
– Спасибо за эти слова. Я очень их ценю.
– А я ценю то, что видишь ты во мне, – ответил он. – Ты не представляешь, как много это значит для меня – когда во мне видят человека, который заслуживает счастья. Я в этом не уверен.