– Не так сложно отдать состояние, – заверил Дэнни. – Сложнее жить ради движения и умереть, потерпев поражение, как он.
– Согласен.
– Поражение, – добавил Дэнни, – в глазах мира, но для России, для товарищей это не было поражением… это был величайший успех!
– Пожалуй, ты прав, – и думаю, что это был величайший, как ты сказал, успех по мнению самого Рида, – заметил Билл.
Дэнни восторженно улыбнулся:
– Да! Ты прав… скажи, ты тоже коммунист?
Билл усмехнулся с некоторым сарказмом.
– Ну, – сказал он, – в партии я не состою.
– Я имел в виду… ну, ты в принципе коммунист? – настаивал Дэнни.
– Я не называю себя коммунистом – не выпадало случая, разве что в семнадцать лет, – признался Билл. – Но если ты спрашиваешь, склоняюсь ли я к левым, то мой ответ – да, естественно. Я не слепой.
– Отлично! – воскликнул Дэнни. – Пожмем руки, товарищ!
Они засмеялись и пожали руки, хотя Билл ужасно растерялся. Его еще никогда не называли «товарищ».
– Мы, наверное, одни такие на борту, – быстро продолжил Дэнни. – Надо нам держаться вместе.
– О да.
– Наверняка у всех остальных либо нет идеалов, либо они реакционеры! – добавил Дэнни.
– Особенно, – скривился Билл, – этот смазчик, Ник Мид. Он ненавидит Россию…
– Ненавидит? Наверное, просто материалист.
– Да… собственно говоря, он мятежный неомакиавеллиевский материалист, – проворчал Билл.
Дэнни посмотрел недоверчиво:
– Я должен понимать, что это значит?
Билл вспыхнул.
– Конечно нет, это просто шутка, Палмер. Знаешь что – спустись-ка и найди его в машинном отделении. На самом деле он коммунист.
– Да ну!
– Да, – серьезно сказал Билл. – Он будет рад с тобой познакомиться… Я уверен.
– Машинное отделение? Мид? Хорошо, я спущусь прямо сейчас, – улыбнулся Дэнни. – Значит, нас трое. Боже, какое облегчение… Я надеялся, что найду товарищей, но особо не рассчитывал!
Билл не нашелся с ответом.
– Увидимся, Эверхарт, – крикнул Дэнни, выходя. – Или лучше «товарищ»? – добавил он, смеясь.
– Как угодно, – заверил Билл как можно бодрее.
Юноша ушел.
Билл выбросил сигарету в иллюминатор.
– Товарищ! – рявкнул он. – Надо же, какой беспримерный дурак!
Он в ярости снова рухнул на койку и уставился на стальную переборку. «Мир полон дураков? Может хоть кто-нибудь обладать разумом просто для разнообразия?»
Он сердито пялился в переборку.
«Ухожу отсюда сегодня же, ей-богу, пока не рехнулся». Он уткнулся лицом в подушку, кипя от негодования; но в глубине уже тонкой струйкой побежало раскаяние, словно некое прохладное средство пыталось унять огонь его злобы. Он судорожно перевернулся на другой бок; прохлада распространялась. Он нетерпеливо вздохнул.
«Конечно! Я снова дурак… Юный Палмер был искренен, но не я… У него есть идеалы, хотя с ними он дурак дураком. Мне бы постыдиться за свой сардонический скептицизм – когда же, черт возьми, я избавлюсь от этой Дедаловой ясеневой тросточки[34]. Она ведет в никуда, ей-богу! Я изображал Ника Мида, играя с наивностью и искренностью Палмера. Парень хочет как лучше… Урок нетерпимости от Мида – вот что это было. Если он ортодоксальный марксист, черт возьми, я покажу ему что похуже – ортодоксального эверхартиста. Если они не похожи на Эверхарта, значит они дураки! Натуральные глупцы! И Эверхарт – это постоянная в уравнении дураков… а я-то думал, что ночью поступил разумно, вывалив это все на Ника, – какой вздор! Я такой же узколобый, как и он».
Билл отбросил подушку и сел.
«Я помирюсь с Палмером… он и не заметил мой сарказм, бремя укора на мне, и только на мне. Клянусь своей душой!.. нельзя идти по жизни, насмехаясь над спутниками – куда это нас заведет?! – мы все должны научиться уважать и любить друг друга, и если мы не способны на это, тогда, ей-богу, мир должен быть терпимым! Терпимость! Если люди вроде Ника не терпят меня, я буду терпеть их».
Былл спрыгнул на палубу и высунулся в иллюминатор.
«Иначе, – мрачно рассудил он, – ничего никогда не изменится по-настоящему… а измениться мы должны».
Чайка, сидевшая на кромке причала, возмущенно спрятала клюв в перьях. Вдали, в бухте, виднелась корма эсминца.
Билл кивнул: «Самое время для терпимости! Или… самая война за терпимость? Пускай напишут все черным по белому – вот тогда я поверю…»
Он всунул голову внутрь и налил себе чашку воды. Взглянул на упакованный чемодан.
«Надо держаться до конца… просто из принципа. Теории и принципы претворяются в жизнь, только если их применять… теоретически я против фашизма, так что должен с ним бороться – Ник на борту, он ведь не сбегает. Что он подумает, если я смоюсь?»
Билл усмехнулся и открыл чемодан.
– Хорошо, мистер Мид, посмеемся над вами.
Он распаковался и лег вздремнуть. Едва он погрузился в дрему, вернулась беспечность.
– Знаешь Мартина? – спросили его.
Билл быстро проснулся.
– Который час? – спросил он. – Я спал…
– Почти полдень, – ответил матрос. – Слушай, блондин этот сказал, что ты знаешь парня по имени Мартин.
– Да, знаю.
– Уэсли Мартин?
– Да.
Матрос протянул Биллу записку:
– Не знаю, где его найти… передашь ему?
Билл осмотрел послание снаружи – на нем от руки было нацарапано: «Уэсли Мартину, матросу».
– Малышка на проходной сказала передать ему, – сказал матрос. – Я бы с ней и сам не прочь… та еще деваха.
– Девушка?
– Да, на проходной. Отдай Мартину. Увидимся! – Матрос уже уходил.
– Я не знаю, где он! – крикнул Билл.
– Ну, я тоже не знаю – увидимся.
Матрос удалился по коридору.
Билл сел на банку и задумчиво побарабанил пальцами по письму. Невредно и прочитать – Уэсли все равно никогда его не получит. Билл открыл и увидел:
Дорогой Уэс,
я знаю, что теперь ты передумаешь. Я буду ждать тебя. Я люблю тебя.
Твоя жена
– Жена! – воскликнул Билл. – Я думал, он ее бросил…
Нахмурившись, он перечитал записку.
По коридору шел буфетчик. Билл поднял глаза.
– Накрывай на обед, – сказал буфетчик. – Уже почти двенадцать.
– Точно! – гаркнул Билл, вставая. – Я спал.
Он последовал за буфетчиком обратно на камбуз, взял тарелки, чашки, блюдца и приборы. По дороге в столовую палубной команды он прошел мимо Дэнни Палмера – тот стоял и чистил картошку вместе с Итингтоном и другим помощником кока.
– Познакомился с Мидом? – спросил Билл, перекрикивая полуденный шум камбуза.
Дэнни широко улыбнулся и с энтузиазмом кивнул, многозначительно к тому же подмигнув. Билл усмехнулся. Он отнес посуду в маленькую столовую, где поздравил себя с тем, что записался на работу, которую можно выполнять одному и в полном покое. На камбузе всегда царил грохот и беспорядок, а в столовой можно накрывать на стол в тишине, без суеты собирать заказы матросов и выполнять их с минимальным достоинством. Само собой…
– Эй, мужик, не надорви кишки!
Билл обернулся и едва не уронил кетчуп. Уэсли. И ушел Уэсли так же быстро, как и пришел. Билл скакнул через банку с воплем удивления.
В дверях он позвал:
– Эй, Уэс, иди сюда!
Уэсли повернулся и побрел обратно по коридору, куря сигарету:
– Поработать надо… – начал он.
– Тебе записка, – сказал Билл. – Где тебя, к дьяволу, носило?
Уэсли дернул уголком рта и взял послание.
– Я был в кутузке, – объяснил он. – Начал буянить, и меня забрали.
– Кто тебя выручил? – расспрашивал Билл.
Уэсли читал записку. Дочитав, сунул в карман штанов и устремил на Билла темные окаменевшие глаза.
– Кто тебя выручил? – повторил тот.
– Друг.
Они стояли молча. Уэсли пристально и напряженно смотрел на Билла, будто хотел заговорить, но ничего не сказал.
Билл усмехнулся и кивнул на столовую:
– У нас здесь сервис с улыбкой – спроси остальных.
Уэсли медленно кивнул. Затем положил худощавую руку Биллу на плечо.
– Утром отчаливаем, мужик, – быстро сказал он и пошел по коридору, больше не произнеся ни слова. Билл посмотрел, как он исчез, и вернулся к леднику. Он не знал, что бы такого пробормотать себе под нос.
Глава седьмая
На рассвете боцман явился разбудить палубных матросов, но Кучерявый и так не спал, а все еще пил из бутылки, и, хотя он всю ночь пел на своей верхней койке, никто не обращал на него внимания. Теперь, пока они приводили себя в порядок, Кучерявый спрашивал, не хочет ли кто выпить.
– Трезвей, Кучерявый, а то старпом срежет тебе зарплату дня за два-три, – сказал Джо, натягивая ботинки.
– Слушьте, парни, – кричал Кучерявый, сидя на койке и размахивая бутылкой, – не бываю я такой пьяный, чтоб работу не работать…
Уэсли изучал свои зубы в треснутом зеркале.
– Хошь глотнуть, Мартин? – крикнул Кучерявый.
Джо усмехнулся:
– Ты всегда слишком пьян, какая работа?
Кучерявый с проклятием спрыгнул с койки, наткнулся на стул и плашмя рухнул на палубу.
Рядом был Уэсли:
– Вставай, Кучерявый: я глотну из твоей бутылки, если уймешься.
– Уймусь? Да я убью этого клятого Джо за такие шуточки, – взвыл Кучерявый, отталкивая Уэсли и пытаясь встать.
Джо засмеялся и пошел к раковине.
Уэсли поднял Кучерявого на ноги и толкнул к своей койке. Кучерявый ударил Уэсли кулаком, но тот предплечьем блокировал удар, затем швырнул Кучерявого на койку и навалился сверху.
– Трезвей, мужик, – сказал он. – У нас работы полно: отчаливаем… я тебе мокрое полотенце принесу.
– Принеси ему новую бутылку! – посоветовал Хейнс со своей койки.
– Убью, Джо! – кричал Кучерявый, вырываясь из хватки Уэсли. – Пусти, Мартин!
– Я думал, ты умеешь пить, Кучерявый, – покачал головой Уэсли. – Такой бывалый ковбой. Небось, чересчур перепил, не до работы…
Кучерявый наставил палец ему в лицо:
– Слушь, Мартин, у нас в Техасе человек так не перепивается, чтоб работу не работат