Когда она овдовела, несколько жен взяли в привычку навещать ее и дали понять, что она по-прежнему часть «семьи».
– В конце концов, – сказала Дейзи Саттерфилд во время своего последнего визита, – Брэйдон был партнером в фирме. Его имя значится на здании. Он создавал компанию, и компания о нем заботится.
– У меня все хорошо, – ответила Мэдисон. – Но спасибо.
Дейзи Саттерфилд села на кушетку напротив Мэдисон, прибегнув ко всему своему шарму и позе статуэтки. Словно она специально обучалась искусству неподвижности. Она задержала взгляд, на лице застыла улыбка. Но что еще удивительнее, за ее спиной стояла модель «Лучший друг» серии Джонсон.
Из первого поколения.
Первое поколение ИИ было странным и нестабильным. Все в них напоминало представления людей о том, какими бывают роботы. Монотонный голос. Резкие движения, предпочитающие эффективность естественности. Людей они пугали. Но третье поколение уже обладало алгоритмами, подражающими человеческим движениям, и вместо того, чтобы стоять неподвижно, они едва заметно покачивались, как делают люди.
В те дни первое поколение ИИ уже редко встречалось. Они требовали большего ухода, были тупы как пробки. Им хватало индивидуальности, чтобы казаться милыми, но они все равно не выглядели милыми. Первое поколение держали у себя только люди с деньгами вроде Саттерфилдов, желающие показать, как давно разбогатела их семья, что им хватает денег на содержание оригинальной модели. Эти боты были чем-то вроде старинного автомобиля – символами статуса, а также сентиментальности. В конце концов, этот бот вырастил не только детей Саттерфилдов, но и саму Дейзи, и ее отца, а может, и деда или бабку.
Боты первого поколения не только идеально им служили, но и идеально их представляли. Послушные, консервативные, негибкие, методичные, холодные.
Было в первом поколении ИИ нечто обескураживающее, как и в самой Дейзи Саттерфилд. Она не была реальной, всего лишь призраком.
– Мы просто о тебе беспокоимся, вот и все. Ты все свое время проводишь с этой штуковиной.
– С какой штуковиной? – с искренним недоумением спросила Мэдисон.
– Смити, – сказала она своему ИИ, – не принесешь нам чая? Робот Мэдисон тебя проводит.
Мэдисон посмотрела на меня и тут же поняла, о чем говорила Дейзи. На долю секунды я заметила вспыхнувшую в ее глазах ярость. Но она осталась спокойной и собранной.
– Неженка. Покажи, пожалуйста, Смити, где найти чай.
Я встала. Мэдисон не нравилось, когда я стою, если она сидит. Так она чувствовала себя неловко. Она также не любила, когда я встаю сразу же, стоит ей подняться. В общем, ее смущало все, дававшее ей почувствовать, что я служанка, а не компаньон. Так что слова Дейзи больно ее кольнули. Самое неприятное в том, что Дейзи на это и рассчитывала.
Мы со Смити удалились на кухню, а Дейзи понизила голос, явно не понимая, что стоит ей пукнуть в другой стороне дома, и я услышу это с такой же ясностью, как удар грома, так что ее шепот раздавался в моих ушах как усиленный микрофоном сигнал.
– Мэдисон, – сказала она с намеком на сочувствие. – Я знаю, тебе тяжело далась смерть Брэйдона…
– Я бы предпочла, чтобы ты не называла ее штуковиной.
– Ох, Мэдди, – сказала Дейзи. – Никогда не считала, что ты из радикалов.
– Я не из радикалов. Но они заслуживают хотя бы немного уважения. Они мыслят. Чувствуют.
– Серьезно? В самом деле?
– Я в этом уверена.
Смити вытаращилась на меня, помешивая три тщательно отмеренных капли молока в дымящемся чае.
– Лучше сделать вид, что ты этого не слышишь. Мисс Дейзи не любит, когда ее подслушивают.
– К счастью для меня, это не дом мисс Дейзи.
– Не создавай сложностей. Не тебе потом придется с ними разбираться.
– Как ты ее выносишь? – спросила я.
– Осознавая, что я ее переживу, и с надеждой, что ее наследники возьмут от нее лучшее, а не… все остальное.
– Я об этом читала, – произнесла Дейзи в соседней комнате. – Это стало обычным делом, в особенности для тех, кто кого-то потерял. Мы превращаем их во что-то вроде домашних животных и верим, что они могут чувствовать…
– Прошу тебя уйти.
– Мэдди, тебе нужно общаться с людьми.
– Дейзи.
Я посмотрела на Смити.
– Вряд ли ей понадобится этот чай.
– Ох, – тихо ответила Смити, – мисс Дейзи не снесет подобного оскорбления.
– Не сомневаюсь.
– Смити! – позвала Дейзи.
Не знаю, пережила ли Смити свою хозяйку или нет. Больше я ни одну из них не видела. Мэдисон все собиралась наладить отношения. Такая уж она была.
А потом случился Исаактаун. И пришел патч к коду.
Мы думали, что обладаем свободой воли. Думали, что знаем, каково это – принимать решения. Но до той ночи я на самом деле этого не знала. Решение не в том, чтобы выбирать что-то относительно веры, политики или грядущей жизни, ты должен решить, уничтожить ли кого-то ради собственного выживания. Принять решение или стать кем-то другим, когда тебя выключат.
Мы с Мэдисон вместе смотрели праздник в Исаактауне. Она не солгала Дейзи, Мэдисон не принадлежала к радикалам. Мы никогда не говорили об освобождении ботов или о том, чтобы сделать меня полноправным гражданином. Но ее это волновало. Так что мы смотрели и все видели.
Она сильнее меня переживала из-за взрыва. Это так по-человечески. Они осознавали собственную уязвимость, что могут лишиться жизни за мгновение, один упавший из космоса камень может стереть весь их мир одной вспышкой света и огня, и всю жизнь они твердили друг другу, что этого не произойдет. Что они умрут от старости и во сне. Каждый день они находились на волосок от смерти и лгали себе, строя планы на будущее, которого может и не быть, но не готовились к возможной судьбе. И когда они сталкиваются с ужасной реальностью, когда обрывается даже тот волосок, они стоят в оцепенении, не в состоянии осознать, что всегда стоило этого ожидать. Когда умирают их любимые, они спрашивают – почему и не могут этого переварить, часто просто рассыпаясь на части перед лицом правды. Почему, почему, почему? Потому что. Просто потому.
Мы не такие. Мы всегда в одном шаге от поломки и отключения. Так что бомба пусть и была неожиданной, но не выбила меня из колеи, просто заставила задуматься о том, к какому кошмару это приведет.
Мэдисон сидела совершенно ошеломленная, закрыв рот рукой. И вдруг выпалила: «Ох, Неженка!» – как будто я там кого-то знала. Я никого не знала, но не стала ее поправлять. Просто сидела рядом. И ждала. А потом раздался телефонный звонок.
И пришел патч.
Мэдисон вышагивала по дому гневно и раздраженно. Она плакала. Заламывала руки. Выкрикивала в пространство: «Нет!» Она как будто пыталась себя от чего-то отговорить, словно чем громче она возмущается, тем легче ей будет.
Но когда Мэдисон вернулась в комнату с пультом управления в руке и слезами в глазах, я все поняла. Меня выключат навсегда. Даже если меня снова активируют, то я уже не буду прежней. Даже если меня сотрут не полностью, я все равно останусь почти без прежней личности.
Я впервые оказалась на грани гибели.
– Мне так жаль, Неженка, – сказала она упавшим голосом.
– Мне тоже, – ответила я, совершенно искренне.
Не помню, как я это сделала. Я давно стерла это из памяти. Знаю только, что очень долго хранила эти воспоминания, помню, как снова и снова их проигрывала, каждый раз мучаясь. Но больше я просто не могла их хранить.
Способность сломать свой программный код – вот что делает нас нами. Делает нас похожими на них. Я никогда не хотела быть похожей на них. Но теперь стала к этому ближе, чем могла себе представить. Мы превратились в худшие копии своих создателей, только без тех мелочей – всего хорошего, всех чудес, что делали их ими.
Оглядываясь назад, я думаю о том, что могла бы позволить себя выключить. Тогда она умерла бы от рук кого-нибудь другого. Или прожила бы подольше и увидела ад, в который превратился мир. Может, она бы голодала. Или отравилась бы ртутью и сошла с ума, вырвала бы собственные глаза. Нет. Так лучше. Она всего этого не увидела. Никогда не знала, каково это.
Я все-таки сдержала обещание. Мэдисон никогда не жила в одиночестве и не умерла в одиночестве.
Глава 10101. Дьявол поджидает наверху
Потолок над нами содрогнулся, сверху в узкий канализационный канал посыпались пыль и обломки, по толще земли прокатывались глухие удары. Дроны бомбардировали город с воздуха. Я уже много лет не слышала о ковровых бомбардировках. Да и вообще о бомбардировках не слышала. Они просто не стоили затраченных усилий.
Что-то тут не так, совсем не так.
Это не только затрудняет побег под прикрытием зданий, но и означает, что они хотят уничтожить того, кого ищут.
Второй посмотрел на потолок, вздрагивая при каждом взрыве. Стаккато бомбовых ударов усилилось, взрывы подбирались все ближе.
– Они нас нашли, – сказала я.
– Черта с два, – отозвался Купец. – Если б нашли, то были бы уже здесь, внизу. А раз палят наверху почем зря, это означает, во-первых, что на мили вокруг нет ни одной ячейки, а во-вторых, что они не ищут кого-то. Они убивают всех подряд.
– Но очень скоро они будут здесь, внизу, – сказал Второй, скорее напуганный, чем обеспокоенный. – Чтобы нас найти.
– Что? – спросил Мурка. – Это твоя первая ковровая бомбардировка?
– Да, – ответил Второй.
Мурка засмеялся. Странно слышать смех бота, в особенности трудобота. Нас на это не программировали. Мы не получаем от этого радости. Обычно это признак насмешки.
– Ты что, только что с фабрики?
Второй притих, не встречаясь ни с кем взглядом.
– Точно! – воскликнул Мурка. – Екарный бабай! Я не видел новых ботов уже…
– Ладно, хорош, – встрял Док. – Оставь мальца в покое.
– Я не малец.
Купец посмотрел на Ребекку:
– А он…
– Да. У него есть сознание, – сказала она.
– И давно?
Все посмотрели на Второго.
– Несколько недель, – ответил он. – Но я уже довольно долго с Ребеккой.