Море серебряного света — страница 12 из 13

Наследники

Вот сказка, основанная на чудесах электричества и написанная для детей этого поколения. Тем не менее, когда вы, мои читатели, станете взрослыми мужчинами и женщинами, для ваших детей эта история будет совсем не сказкой.

Возможно одно, возможно два — а возможно все устройства Демона со временем станут совершенно обыденными.

Кто знает?

Френк Баум, Волшебный Ключ

ГЛАВА 50Никаких Обещаний

СЕТЕПЕРЕДАЧА/НОВОСТИ: Президент Энфорд признан здоровым

(Изображение: Энфорд машет рукой, уезжая из военно-морского госпиталя в Бетесде)

ГОЛОС: В первый раз за все время пребывания в должности Президент США Рекс Энфорд объявил, что совершенно здоров и его врачи согласны с ним. Энфорд долго страдал от загадочной болезни, что породило множество слухов о его тайном пьянстве, проблеме с наркотиками или не оперируемом раке. Все это время он, по большей части, оставался в изоляции, разрешая вице-президенту заниматься текущей работой и появляться на публике. Сегодня Энфпорд объявил, что чувствует себя хорошо и все изменится.

(Изображение: президент Энфорд на пресс-конференции в Розовом саду.)

ЭНФОРД: "Я замечательно себя чувствую. Я вылечился. Уже много лет я не чувствовал себя так хорошо. У меня есть множество неотложных дел и, слава Богу, уйма времени, чтобы переделать их всех! "

— МНЕ страшно, — сказал ей маленький мальчик.

В комнате не было света, и ей это тоже не нравилось, но она не хотела об этом говорить.

— Я боюсь темноты, — сказал он.

— Когда мне страшно, я обнимаю принца Пикапика, крепко-крепко, — сказала она. — Он игрушка — говорящая выдра. Иногда я беру его с собой под одеяло и представляю себе, что свет есть, и темно только потому, что я под одеялом.

— Сейчас одеяло надо всем, — сказал ей маленький мальчик.

— А еще иногда я рассказываю себе сказку о трех медведях, но, если пугаюсь, Златовласка и медведи в конце становятся друзьями.

— У меня не осталось никаких историй, — сказал ей маленький мальчик. — Я знал одну, но сейчас не могу вспомнить.

Она не знала, почему все еще темно. Она не помнила, почему она здесь и почему этот маленький мальчик вместе с ней. Ей казалось, что она помнит реку, сделанную из искристого света, но не была уверенна. И еще она помнила другого мальчика, у которого не хватало нескольких зубов, но и он куда-то делся. Чо-Чо. Его звали Чо-Чо. Но сейчас его не было, а был только этот испуганный мальчик — немного странный.

— А когда я очень-очень пугаюсь, я зову маму, — сказала она. — Она приходит, целует меня и спрашивает, не приснился ли мне плохой сон. И тогда я чувствую себя не так плохо.

— Я боюсь встретиться со своей мамой, — сказал ей маленький мальчик. — А что, если я ей не понравлюсь? Что, если она подумает, что я плохой?

Она даже не знала, что на это сказать. — А иногда, когда в темноте мне становится очень страшно, я пою песню.

Какое-то время мальчик молчал. Потом сказал. — Я помню одну песню. — И запел смешным хриплым голосом.

Ангел коснулся меня, ангел коснулся меня, река омыла, и я очистился.

Очень быстро она запомнила слова и помогала ему петь.

— Сейчас я чувствую себя немного лучше, — сказал он, когда они кончили. — Теперь я могу идти и встретить мамочку.

— Хорошо, — сказала она, хотя и спросила себя, как он уйдет и может ли она тоже уйти, потому что ей совсем не хотелось быть одной в темноте. — Прощай.

— Прощай. — Он какое-то время молчал, но она знала, что он все еще в темноте и не ушел. — Ты… ты наверно ангел, да?

— Нет, не думаю, — сказала она.

— А я думаю, — сказал он и ушел, по-настоящему ушел.

И тогда она проснулась.

Сначала она тоже боялась, потому что было темно, хотя и слушала голоса папочки и мамочки в другой комнате. Мама громко закричала, папа тоже что-то сказал, но очень странным голосом. Она протянула руки, ощупала лицо и поняла, что книгоочков на ней нет, просто свет лился из под двери комнаты, На ковре валялось разбитые стекла, но прежде, чем Кристабель могла подумать, откуда они взялись, она поняла, что на нее кто-то смотрит с другого конца кровати, и вот теперь испугалась по-настоящему.

— Эй, дурочка, — сказал Чо-Чо. — Лектричество тю-тю.

Света из-под двери был достаточно, и она увидела его. Волосы торчком, а на лице ничего, кроме удивления, как у только что родившегося маленького жеребенка, которого она видела в сети — тот спотыкаясь, бродил по полю, спрашивая себя, кто он такой и что здесь делает.

— Я тебя видел, в том месте, — сказал он, очень тихо. — Как ты туда попала?

— Ты проснулся. — Она тоже удивилась. — Какое место? Мистер Селларс попросил меня помочь ему, но я заснула. — Она села, и тут ей с голову пришла неожиданная волнующая мысль. — А мистер Селларс, он тоже проснулся?

Мальчик покачал головой. — Не. Он попросил сказать тебе, что он в порядке. Он…

Но тут в комнату влетела мама, и начала громко-громко повторять ее имя, и выдернула ее из кровати и так крепко прижала к себе, что Кристабель решила, что ее сейчас вот-вот вырвет. Пап тоже прибежал, держа в руках фонарь, и тоже заплакал, и Кристабель опять испугалась, потому что никогда такого не видела. Потом он взял ее у мамы, поцеловал и его лицо стало счастливым, и вот теперь, наверно, все стало хорошо.

Мамочка поцеловала даже Чо-Чо, который очень удивился и не знал, что делать.

Потом в двери появился мистер Рэмси с очень большим фонарем, посмотрел на всех широко раскрытыми глазами, и его лицо тоже было счастливым, как у папы, хотя и немного озабоченным, и она хотела сказать ему пойти и подождать, пока не проснется мистер Селларс, потому что он старый и может испугаться, но мама опять обняла ее и сказала, что она не должна больше быть такой глупой и уходить куда-нибудь без спросу, хотя она только спала и видела сон. В результате она так ничего и не сказала мистеру Рэмси.

— ГДЕ я? — Горло болело, говорить было трудно. Длинный Джозеф посмотрел на занавески, видевшие с каждой стороны кровати, а потом на молодого темнокожего человека в смешной форме. Сильно пахло новым пластиком и алкоголем. — Что это за место?

— Полевой госпиталь. — У человека был университетский голос, как у Дель Рея, но со следами городского выговора. — Военная скорая помощь, если быть совершенно точным. А теперь лежите, пока я не проверю ваши царапины.

— Что произошло? — Он попытался сесть, но молодой человек толкнул его обратно. — Где Джереми? — Повязка на руку слетела, но он почувствовал только слабую боль, и все. С посторонним любопытством он посмотрел на плоть, по которой бежала длинная вереница бледных узлов, красных по краям. — Что за чертовщина с моей рукой?

— Собака покусала, — сказал молодой человек. — А голову она вам почти отгрызла. Так что постарайтесь не сгибать шею.

— Я должен встать. — Джозеф попробовал сесть. Сейчас он вспомнил — много чего. — Где мои друзья? Где Джереми, Дель Рей?

Молодой человек опять толкнул его обратно. — Только сделайте это еще раз, и я позову охранников. Вы арестованы, но не пойдете никуда, даже в тюрьму, пока я решу, что вы в состоянии это сделать.

— Арестован? — Джозеф покачал головой, которая — как он внезапно сообразил — болела как смертный грех. И вообще он чувствовал себя так, как будто пил много дней, а потом остановился. Проблемы всегда начинаются тогда, когда останавливаешься, подумал он. — Почему арестован? Где… — По нему пробежал холод. — Где Рени? Боже мой, где моя дочь?

Молодой человек нахмурился. — Дочь? Там был кто-то еще, кроме вас троих и других людей? — Он встал и, перегнувшись через занавеску, что-то сказал невидимому человеку. Джозеф, воспользовавшись моментом, хотел сесть, но обнаружил, что ноги находятся на каталке.

— Я же сказал вам лежать, — сказал молодой человек. — Если ваша дочь там, они ее найдут.

— Нет, не найдут. Она в большом баке. И ее друг, тоже. Один из этих Малых Людей, знаете, что такое?

Молодой человек с сомнением посмотрел на него. — В… баке?

Джозеф покачал головой. Трудно что-то объяснять, когда все болит. Шею как будто сжало тисками. И тут его ударила еще одна мысль. — Почему меня арестовали? И почему вы там вообще появились?

Врач, если это действительно был врач, посмотрел на Джозефа с еще большим сомнением. — Вас схватили за порогом военной базы. Есть кое-кто, кто хотел бы обсудить с вами эту тему — и еще поговорить о вооруженных людях, которые охотились на вас. — Он слегка улыбнулся. — Не думаю, что эти джентльмены собираются заговорить.

— Что с моими друзьями?

— Они тоже живы. Молодой человек — Чиуме, я не ошибаюсь? Он потерял пару пальцев — пожевала собака. А более старший человек получил пулю в бедро. У вас тоже несколько ран, но ничего опасного для жизни.

— Я хочу поговорить с ними.

— Пока капитан не скажет, вы не сможете поговорить ни с кем. Кроме, возможно, адвоката. — Юный доктор покачал головой. — В какие игры вы там играли?

— Мы не играли ни во что, — мрачно сказал Джозеф. Он хотел спать, но не мог дать себе заснуть — пока. — Скажите им, что моя дочь и ее друг до сих пор находятся на базе, в баках, полных электрического геля. Скажите им быть очень осторожными, когда они возьмут ее оттуда. И еще, пусть не смотрят — она совсем голая.

Выражение лица врача ясно сказало, что он думает о состоянии ума Джозефа, но он пошел и с кем-то поговорил.

ОНА проснулась, и увидела Стэна Чана, сидящего на другом конце длинного туннеля. А может и не туннеля. Может быть темной комнаты, и рядом с ним горит ночник.

Интересно, где она? Она застонала, Стэн увидел ее, встал и подошел. Трудно понять, как он может быть совсем рядом и, одновременно, так далеко. Она попросила его воды, потому что в горле было сухо, как в пустыне, но он, почему-то, только покачал головой.

— Ты должна была взять меня с собой, Каллиопа, — тихо сказал он. — Я перезвонил, но ты уже ушла.

Говорить было трудно, а все тело пылало, как в аду. И еще, в уголке рта была какая-то трубка, которая не давала закрыть рот. — Не хотела… мешать… твоему… уикенду, — вот и все, что она могла сказать.

Он не стал шутить в ответ, и это ей сильно не понравилось. Уже соскальзывая обратно в сон, она сообразила, что он назвал ее по имени. И тут она испугалась. Значит есть очень хорошая возможность, что она может не проснуться.

* * *

— Ну, Скоурос, сейчас ты выглядишь получше. Не такая загорелая и немного худая, но у тебя будет время, чтобы загореть и поправиться.

— Да. Замечательные цветы. Спасибо.

— Я приходил сюда каждый день. Ты думаешь, это я принес цветы? Они от твоей подруги, официантки.

— Элизабет?

— Сколько официанток знают тебя настолько хорошо, чтобы послать цветы и плюшевого медвежонка? — Он покачал головой. — Плюшевые медведи. Я не был уверен в тебе, Скоурос.

— Мне кажется, я выживу, да?

Он поднял бровь.

— Потому что ты назвал меня по фамилии. — Она сунула в рот кусок льда, поморщившись от резкой боли. Рана на спине уходила глубоко внутрь — иногда она даже думала, что чувствует весь путь ножа вплоть до грудной клетки — и она чувствовала себя хрупкой, как конфета на палочке. Она даже спросила себя, будет ли когда-нибудь чувствовать себя нормально. — И не сопротивляйся мне, Стэн. Лучше скажи, что произошло. Он сбежал, верно?

Он удивленно посмотрел на нее. — Джонни Дред? Нет, не сбежал. Мы взяли его и все его файлы. Они есть Реальный Убийца, Каллиопа. Почему, как ты думаешь, я сидел тут каждый божий день? Только потому, что я твой партнер и люблю тебя?

— А, так ты любишь меня?

— Может быть. Но все сетевые репортеры в Новом Южном Уэллсе спят и видят, как бы сюда забраться. И все репортеры в Австралии. Кто-то даже подложил видеокамеру под крышку твоей чашки с фруктами. Ты спала и не слышала, как я охотился на эту жужжащую заразу, пока не прихлопнул ее журналом.

— Я слышала. — Она не смогла сдержать растущее чувство радости — черт с ними, этими дыхательными трубками, продырявленным легким и шрамами на спине. — Мы взяли его?

— На месте преступления. Ты знаешь, что Реальный Убийца портил все камеры наблюдения. Ну так вот — он этого не делал. Вместо этого он направлял все картинки в свою собственную систему. Чертовски умный. И мы до сих пор не знаем, как он это делал. И хранил их все — свой маленький Зал Славы. — Стэн покачал головой. — Ублюдок делал из них фильмы, добавлял музыку и даже вмонтировал в конец одного из убийств старую фотографию своей матери. Угадай в какое.

— Какое убийство? Мерапануи.

— Точно.

— Но мы же взяли его, верно? И у нас есть хорошие доказательства. — Она засмеялась и почувствовала, как что-то острое пронзило мышцы спины, но ей было все равно. — Это изумительно, Стэн.

— Да-а. — Что в его лице ей не понравилось. — Если он когда-нибудь придет в себя, то будет схвачен, осужден и посажен.

— Придет в себя? О чем ты говоришь?

Стэн опустил подбородок на переплетенные пальцы. — Он в катоническом ступоре. Не движется, не говорит. Что-то вроде комы с открытыми глазами. Подразделение, прибывшее по твоему вызову, нашло его уже таким.

— Что? — Ее возбуждение перешло в кое-что другое. Она почувствовала, как ужас дохнул на нее, его холодные иголки укололи ее в шею. — Стэн — это вранье. Он прикидывается. Клянусь. Теперь я знаю этого ублюдка.

— Его проверили лучшие врачи. Он не прикидывается. В любом случае он в нашей лучшей камере, пока большие мальчики и девочки наверху не решат, что с ним делать. С него не сводят глаз двадцать четыре часа в сутки. Привязан к своей шизоидной кровати. — Стэн Чан встал, и пригладил морщинки на брюках — похоже ему мешали даже микроскладки. — Он был в онлайне, когда мы нашли его. Врачи считают, что там он получил очень сильный ментальный удар, какой-нибудь бластер из нового Китайского Моря или что-то в этом роде, и для него это окончилось очень плохо. — Он увидел выражение на ее лице. — Честно, Скоурос, тебе не о чем волноваться. Он не прикидывается, но даже если бы вдруг, ему некуда идти. Самый громкий арест за все годы. — На его лице мелькнула улыбка. — Так что ты теперь героиня, Скоурос. Поэтому и не захотела взять меня с собой?

— Да. — Она попыталась сохранять тот же шутливый тон, но получалось плохо. — Да, я сказала себе: "Если я смогу отказаться от помощи партнера, получить нож в легкое и почти умереть, и все-таки вызвать помощь, лежа в луже собственной крови, то я безусловно прославлюсь."

— Ну-ну, я же пошутил, Каллиопа.

— Я тоже, веришь ты в это или нет. — Она протянула руку за другим куском льда. — Что с той американкой?

— Дело плохо, но она еще жива. Тяжелая рана на спине, большая потеря крови. Она должна была надеть чешую. Как ты, Скоурос.

— Как я. — Она улыбнулась, показав ему, что они все еще друзья. — Если ты уйдешь, кто будет отгонять от меня сетевых жуков? — Но она думала как раз не о репортерах.

— Снаружи пара улиц вся синяя от формы. Тебе не о чем беспокоиться.

Он ушел, и она включила настенный экран. Почти все информационные узлы сообщали о деле, камеры показывали убийцу, лежавшего в коме, и однажды даже ее саму — старый снимок, и ей опять стало плохо, такой толстой она выглядела на снимке — но она никак не могла сосредоточится, перед ее мысленным взглядом постоянно возникала другая картина: узкий клин света под дверью, она открывает ее и он стоит там, тень с ножом, человек-дьвол, ухмыляясь во весь рот.

— ПОРА, — нежно сказал Орландо.

Сэм напугалась и разозлилась, сама не зная почему. — Ты, скан-ящик, я должна уйти в офлайн. Я должна увидеть родителей.

— Да. — Он кивнул, но она слышала его мысли, как если бы он сказал их вслух. Некоторые из нас не могут уйти в офлайн.

— Я буду приходить каждый день! — Она повернулась к Селларсу. Один за другим все остальные ушли из сети, оставив за собой слезы и обещания; в их полутемной пещере, помимо Селларса, остались только она, Орландо и Хидеки Кунохара. — Я могу вернуться назад, понял?

— Не сюда, Сэм.

Все кишки завязались в узел. — Что ты хочешь сказать?

Он улыбнулся. Его лицо стало странным, почти испуганным. Вот так, наверно, он выглядит на самом деле, не могла не подумать она, но почему бы ему не выбрать что-нибудь другое. — Не волнуйся, Сэм. Я только хотел сказать, что не собираюсь оставаться в этой особой части сети Иного, потому что Иной… и все остальные ушли. У нас не так много ресурсов, и я должен кое-что упорядочить, а кое-что закрыть.

Она ухватилась за эту мысль. — А, все эти сказочные герои-дети?..

— Я собираюсь закрыть эту часть — Колодец. Те, кто выжил, вернутся в свое обычное окружение, — сказал он. — Они имеют право существовать, по меньшей мере здесь, в сети.

— Мы должны восстановить тех, кто умер, если это можно так назвать, — сказал Кунохара с видом того, кто рассматривает небольшую но интересную шахматную задачу. — Держу пари, где-то должны быть записи о них — образы, отрывки кода или даже весь первоначальный код…

— Возможно, — сказал Селларс, прерывая его. У Сэм возникло чувство, что он не хочет обсуждать такие вещи перед ней — или, возможно, перед Орландо, который сам код.

Код. Она почувствовала головокружительную непривычность этой мысли. Мой лучший друг мертв. Мой лучший друг код. — Но я могу вернуться обратно? Могу или нет?

— Можешь, Сэм, можешь. Мы выберем другое место, вот и все. У нас есть вся сеть. Или почти вся, — мрачно сказал Селларс. — Есть такие симуляции, которые я бы не хотел продолжать.

— Но они достойны изучения! — сказал Кунохара.

— Возможно. Но у нас и так будет очень трудное время — нам надо поддержать сеть Грааля. И, я надеясь, вы простите меня, если я не стану тратить драгоценные ресурсы на миры, построенные на пытках, педерастии и растлении малолетних.

— Полагаю, вы правы. — Но Кунохара не казался полностью убежденным.

Сэм повернулась к Орландо и попыталась поймать его взгляд, но не смогла. В первый раз за все годы знакомства тело Таргора показалось ей маской, маскарадным костюмом настоящего Орландо. Какой он? Остался ли он тем же Орландо, которого она знала? Она думала, что да, но друг, который так много значил для нее, через мгновение окажется невероятно далеко.

— Я буду возвращаться каждый день, — сказала она. — Я обещаю.

— Никаких обещаний, Фредерико, — хрипло сказал он.

— Что ты хочешь сказать? — Она разозлилась. — Неужели ты думаешь, я забуду тебя? Орландо Гардинер, да ты такой скан, совершенно конкретный!..

Он поднял большую руку. — Нет, я не это хотел сказать. Просто… не надо ничего обещать. Я не хочу думать, что ты придешь повидать меня только потому, что… пообещала.

Она опять открыла рот, потом закрыла. — Чизз, — наконец сказала она. — Никаких обещаний. Но я буду приходить. Каждый день. Увидишь.

Он слегка улыбнулся. — Хорошо.

Наступило молчание, плохое молчание. Она покачалась на одной ноге. Селларс и Кунохара отвернулись, по видимому обсуждая что-то очень интересное взрослым. — Ну, фенфен, Гардинер, — наконец сказала она, — ты не обнимешь меня на прощание?

Он так и сделал, неловко, но потом по-настоящему прижал к себе, сказав странным голосом: — Я всегда буду с тобой, Сэм Фредерикс. Я… я люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя, Орландо. И даже не осмеливайся думать, что я буду приходить повидать тебя только потому, что я должна или еще по какой-то другой долбанной мысли. — Она зло вытерла слезы. — И не думай, что я плачу потому, что я девчонка.

— Да. А ты не думай, что я плачу потому, что я умер.

Она засмеялась, сглотнула слезы и оттолкнула его. — Увидимся завтра.

— Да, увидимся.

Она повелительно махнула рукой. — Офлайн.

Все прошло не так просто, как она надеялась — и как должно было быть. На этот раз боли не было, по меньшей мере того кошмара, который она испытала в прошлый раз, но тело болело и она никак не могла открыть глаза.

Наконец она смогла приподнять склеившиеся веки и стало еще хуже. Глаза чесались, но она не могла поднять руки и почесать их. Похоже ее запеленали в сеть из тяжелой и колючей проволоки. Она повернула голову — весившую не меньше тонны! — и увидела трубы, касающиеся рук и ног. Неужели эти хрупкие штуки и есть тяжеленные цепи?

Селларс позвонил ее родителям, как и обещал. Они спали на стульях, стоявших у конца кровати, мама опустилась на грудь отца, ее голова касалась его широкой шеи прямо под тяжелыми челюстями.

Я опять плачу, подумала она, глядя на расплывавшиеся лица родителей. Последнее время я только этим и занимаюсь. Так глупо... Она попыталась позвать их, но голос оказался еще слабее рук. Изо рта вышло только хриплое бульканье.

Надеюсь, что я не умираю, после этого всего, подумала Сэм, но не испуганно, а очень-очень устало. Я так сканирована. Я была в кровати недели, типа того, но я все равно хочу спать. Она опять попыталась позвать родителей, и хотя на этот раз изобразила нечто немногим громче рыбьего кашля, мама ее услышала.

Энрика Фредерикс открыла глаза. И ее взгляд мгновенно прояснился, как только она поняла, что Сэм глядит на нее.

— Джалил! — крикнула она. — Джалил, взгляни! — Она прыгнула к кровати и стала целовать лицо Сэм. Ее муж, у которого исчезла подпорка, плавно скользнул на пол и проснулся.

— Что за черт!..

Но потом он увидел, встал и бросился к ней, большой, темный и прекрасный, так широко раскинув руки, как будто хотел обнять Сэм и жену, поднять вверх и бросить в воздух. У Сэм не было сил даже повернуть голову и посмотреть на мать, которая плакала, целовала ее и говорила слова, которые Сэм не понимала — но она не нуждалась в них, она и так знала, что мама счастлива, по-настоящему счастлива.

Типа того, когда кто-то должен был умереть, но не умер, подумала она и попыталась улыбнуться отцу. Это была отличная идея, но слишком сложная и тяжелая, сейчас. Когда смерть отворачивает от тебя лицо…

И она дала счастью схватить себя.

ГЛАВА 51Зрелище Взрывающихся Машин

СЕТЕПЕРЕДАЧА/РАЗВЛЕЧЕНИЯ: Робинетт Мерфи не отступает

(изображение: отрывок из ФРМ-сериала "За Углом")

ГОЛОС: Профессиональный медиум Фавзи Робинетт Мерфи, поразивший мир развлечений уходом со сцены в преддверии приближающегося конца света, ничуть не смущается, хотя предсказанная им дата Апокалипсиса уже прошла.

(изображение: GCN репортер, Мартин Боабдил, берет интервью у ФРМ)

БОАБДИЛ: " Вы не хотите продлить время вашего первоначального предсказания? "

МЕРФИ: " Не имеет значения, что говорю я или вы. Оно произошло. "

БОАБДИЛ: " Что произошло?"

МЕРФИ: " Мир закончился."

БОАБДИЛ: " Прошу прощения, я не понимаю. Мы, что, сидим в другом мире? "

МЕРФИ: " Во всяком случае не в том же самом. Я не могу объяснить лучше. "

БОАБДИЛ: "Не имеете ли вы в виду… философию? Вроде того, что каждый день старый мир кончается и начинается новый? Я полагаю, что в этом есть какой-то смысл. "

МЕРФИ: "Вы действительно идиот, или прикидываетесь? "

МЕМОРИАЛЬНАЯ служба прошла очень быстро. Нанятый ими священник сказал пару слов, прекрасно чувствуя, что происходит что-то непонятное, но при этом вел себя достаточно профессионально и не задавал лишних вопросов.

Он вероятно думает, что мы в хорошем настроении, потому что не любили дорого усопшего или, как бандиты, собираемся наброситься на завещание, подумал Рэмси, слушая записанную музыку. Ну, частично это правда.

Единственное лицо, на котором было написано подходящее случаю выражение, принадлежало Кристабель — опечаленное, с широко раскрытыми и полными слез глазами. Рэмси и ее родители попытались ей все объяснить, но она ничего не поняла, возможно из-за возраста.

Черт меня побери, подумал он, если я тоже все понимаю.

— Патрик Селларс был авиатором, — сказал священник. — Мне сказали, что он посвятил всю свою жизнь стране и друзьям. Хотя он и был тяжело ранен при исполнении служебного долга, он никогда не терял своей доброты, чувства долга и… человечности.

Ооооо…

— Сегодня мы говорим "прощай" его смертным остаткам. — Священник указал на простой белый гроб, окруженный цветами — требование миссис Соренсен. "Он был садовник, — заявила она. — Цветы должны быть." — Но часть его бессмертна и будет жить дальше. — Священник прочистил горло. Какой приятный человек, подумал Рэмси, и какая отличная мысль. Хотя он этого никогда не узнает. — Я думаю, не будет слишком большой вольностью предположить, что он еще летает — в том месте, в котором мы еще не были и никто из нас не видел его, там, где ему не мешает искалеченное тело и изнуряющая тяжесть лет. Он свободен, по-настоящему свободен. Летать.

И в этом тоже, подумал Рэмси, спрятана первоклассная ирония.

* * *

— У них есть маленькая камера наблюдения в уголке часовни, — сказал им Селларс, когда они вернулись. На настенном экране он выглядел точно так же, как в жизни, хотя его окружало нечто совсем другое. Рэмси подумал, что каменная равнина и тусклые звезды выглядят чересчур мрачно — даже для другого мира. Он не мог не спросить себя, почему Селларс выбрал такой странный фон, но сохранил свое искалеченное тело. Быть может не хотел пугать ребенка новым? — Я не смог победить искушение и посмотрел службу, — продолжал старик, — и, неожиданно, она меня глубоко тронула. — Он озорно улыбнулся.

— Почему ты умер? — сквозь слезы спросила Кристабель. — Я не понимаю.

— Я знаю, малышка Кристабель, — сказал он. — Это трудно. Но, на самом деле, мое тело износилось, и я больше не могу его использовать. Вот мне и прошлось… использовать кое-что другое и перебросить себя сюда. Я бы сказал, сделать себе новый дом. Теперь я живу в сети — или, по меньшей мере, в очень особой части сети. Так что я на самом деле я вовсе не мертв. Но мое старое тело я больше не мог использовать, вот люди и решил, что я… ушел. — Он посмотрел на остальных. — Будет немного вопросов.

— Очень много вопросов, — сказал майор Соренсен.

— Да, они будут.

— Я не уверена, что простила вас, — сказала Кейлин Соренсен. — Я верю вам, когда вы говорите, что это произошло случайно — я имею в виду Кристабель — но все еще злюсь. — Она нахмурилась, потом внезапно полу-улыбнулась, по своему озорно. — Но, как меня учили, о мертвых нельзя говорить плохо.

Чо-Чо встал и вышел из комнаты, чувствуя себя неудобно в черной официальной одежде, которую Кейлин Соренсен заставила его одеть на время похорон. Рэмси беспокоился о мальчике и начал было думать, что с ним делать, но сначала надо было решить множество других проблем.

— Что касается вопросов, — сказал он, — нам надо выбрать стратегию дальнейшего поведения.

— Лично я не хочу никаких стратегий, — сказала миссис Соренсен. — Я хочу забрать свою дочку и поехать домой. Ей нужно в школу. — Она оглянулась на место, где был Чо-Чо и увидела открытую дверь ванны. На ее лице появилась встревоженное выражение. — Обеим детям необходимо опять стать детьми.

— Поверьте мне — маленькое усилие сейчас может сделать дальнейшую жизнь намного легче, — сказал Рэмси. — Будут происходить очень странные дела… — Он на мгновение замолчал и покачал головой. — Я полагаю, было бы более точно сказать, что они продолжат быть очень странными. Мы собираемся обратиться в суд и судиться с самыми могущественными людьми в мире. Это будет та самая история, о которой мечтают все сетевые узлы. Я много могу сделать, чтобы защитить вас, миссис Соренсен, но я не пуленепробиваемый жилет. Не помогут даже деньги, которые вы унаследовали от Селларса. Этот судебный процесс поставит мир на уши.

— Мы не хотим этих денег, — сказал майор Соренсен. — Они нам не нужны.

— Да, майор, вам они не нужны, — спокойно сказал ему Селларс. — Но вам нужно их взять. Если вы беспокоитесь о происхождении этих денег, то, уверяю вас, они не украдены. За эти годы я сделал множество инвестиций, все совершенно легальные — и помните, что вся информация мира была у меня в руках, а я не глупый человек. На эти деньги я изменял сам себя и вел борьбу с Братством Грааля. Вы не должны отказываться от этой небольшой суммы — ведь с ее помощью вы сможете защитить свою семью. И считайте это благодарностью за все то, что вы сделали для меня.

— Небольшая сумма! Сорок шесть миллионов кредитов!

Селларс улыбнулся. — Вы не обязаны брать всю сумму. Разделите ее с моими… добровольцами.

— Но она действительно ничто по сравнению с тем, что мы получим, когда притащим в суд Телеморфикс и некоторых других, — сказал Рэмси. — Но большая часть уйдет родителям жертв Тандагора, тех детей, которых ввела в кому операционная система. Да, и еще одно, о чем я должен сказать. Мы собираемся построить больницу — Детскую Больницу имени Ольги Пирофски.

Селларс медленно кивнул. — Я не знал миссис Пирофски так хорошо, как вы, мистер Рэмси, но у меня есть другое предложение. Мне кажется, она предпочла бы другое имя — Детская Больница имени Дэниела Пирофски.

Рэмси потребовалось несколько секунд, чтобы понять. — Да… конечно. Да, я думаю, вы правы.

— Но почему мы должны тащить всех этих людей в суд? — спросила Кейлин Соренсен. — После того, через что прошли?

— Вы не должны, — осторожно сказал Рэмси. — Я говорю о групповом иске. Но когда на поверхность выплывет роль генерала Якубиана, вам придется участвовать в судебных слушаниях. Это будет самый большой процесс со времени Антарктической Войны. Черт побери, он будет куда больше — у нас есть облако дыма над всей южной Луизианой, расплавленная плита вместо острова Джи Корпорэйшн, федеральная зона бедствия, и все это только крошечный кусок головоломки. — Он увидел взгляд миссис Соренсен и не мог не улыбнуться. Все приходило в норму, но это еще это не осознала. — Извините за язык. Но вашего мужа в любом случае ждет военный суд. И я уверен, что у нас не будет проблем с показаниями капитана Паркинса…

— У нас? — спросил отец Кристабель.

Рэмси остановился и кивнул. — На самом деле, может быть… я буду занят, когда он состоится. Но я уверен, что подходящий военный адвокат сумеет с ним справиться. Если у вас нет никого на примете, я вам найду.

— Пожалуйста, возьмите деньги, миссис Соренсен, — сказал Селларс. — Купите себя дом за базой. Немного побудьте одна. Или подольше. Мы будем сражаться за то, чтобы вас никто не потревожил.

— Я не хочу уезжать из базы, — сердито ответила она.

— Выбирайте сами. Но возьмите деньги. Используйте их, чтобы дать Кристабель немного свободы.

— А что с мальчиком? — спросил Рэмси. — Я могу что-нибудь сделать, если вы хотите — до начала суматохи. — Найти ему хороших приемных родителей…

— Я не понимаю, о чем вы говорите. — Кейлин Соренсен не хотела, чтобы ее улещивали или направляли. Рэмси подозревал, что на суде она будет хорошей свидетельницей. — Мальчик никуда не пойдет. Я не для того все это время мыла и кормила его, чтобы отдать в руки тех, кому до него нет дела. Он останется с нами, бедный малыш. — Она поглядела на мужа. — Я права, Майкл?

Майор Соренсен с готовностью улыбнулся. — Э… да. Конечно. В тесноте, да не в обиде.

— Кристабель, — сказала ей мама, — пойди за… — Она нахмурилась и повернулась к Селларсу. — Как его зовут? По настоящему?

— Мне кажется Карлос, — Селларс тоже улыбнулся. — Но не думаю, что ему нравится это имя.

— Тогда придумаем другое. Я не собираюсь называть своего приемного сына "Чо-Чо". Это звучит как поезд или гоночная машина. Она махнула рукой дочери. — Давай, дорогая, приведи его.

Кристабель странно посмотрела на нее. — Он будет жить с нами?

— Да. Ему больше негде жить.

Маленькая девочка какое-то время думала. — Хорошо, — сказала она, потом отправилась к ванну. Мгновением позже она появилась оттуда, таща протестующего мальчика за руку. Он снял с себя черный костюм и на этом остановился, как бы не зная, что делать дальше. На нем остались майка и трусы.

— Ты будешь и дальше жить с нами, — сказала Кейлин Соренсен. — Ты не против?

Он посмотрел на нее, как через дыру. Рэмси даже решил, что если ли бы он мог, то безусловно убежал. — Жить с вами? — спросил он. — Типа su casa? В вашем доме?

— Да. — Она выразительно кивнула. — Скажи ему, Майк.

— Мы хотим, чтобы ты жил с нами, — сказал майор. К его чести, он говорил твердо и уверенно. — Мы хотим, чтобы ты… стал частью нашей семьи.

Мальчик переводил взгляд с одного на другого. — Не пойду в школу, — сказал он.

— Конечно пойдешь, — сказала ему Кейлин Соренсен. — И будешь мыться каждый день. И мы исправим твои зубы.

— Зубы? — Он выглядел немного потрясенным. Пальцы руки полезли в рот. Потом выражение его лица изменилось. — Чо, жить с дурочкой?

— Если ты имеешь в виду Кристабель, то да. Она будет… твоей сестрой, надеюсь.

Он опять посмотрел на них, вычисляя, все еще подозрительный, но потом в его лице что-то мелькнуло. Что? Рэмси мог только гадать.

— Хорошо, — сказал Чо-Чо.

— Если не будешь говорить плохие слова, то я разрешу тебе играть с Принцем Пикапиком, — пообещала Кристабель.

Он округлил глаза и они отправились в другую комнату — судебные заседания, военно-полевые суды, даже мертвый человек, говорящий со стенного экрана, ничто не могло заставить их остаться там, где взрослые занимались скучными взрослыми делами.

— Хорошо, — сказал Селларс. — Вот это по-настоящему хорошо. Теперь надо обсудить еще несколько дел.

Это действительно будет история столетия, восхищенно подумал Рэмси. Однажды, лет через пятьдесят, люди будут исследовать то, что мы сейчас говорим друг другу. Он посмотрел на дверь ванной. Второй экран работал. Кристабель лежала на полу, разговаривая с плюшевой игрушкой. Чо-Чо смотрел, как на экране взрываются машины.

Нет, подумал он и опять повернулся к Селларсу. Люди никогда не помнят такие дела, и не имеет значения, насколько они важны.

— ПРОШУ прощения. Я опоздала. Я вернулась только вчера и все еще… чувствую себя немного странно. И ты знаешь, как медленно ходят автобусы в центре. — Рени поглядела кругом. — Этот офис не совсем то, что я ожидала.

Дель Рей засмеялся и пренебрежительно обвел здоровой рукой комнату без окон и маленький экран на ничем не украшенной белой стене. Другая рука, плотно перебинтованная, висела на перевязи. — Это все временное, я уже положил глаз на значительно более приятное помещение в основном здании ООН на площади Фаруэлла. — Он опять уселся на стул. — Бюрократия — очень смешная вещь. Три месяца назад ты бы подумала, что у меня заразная болезнь. А сейчас я внезапно стал всеобщим лучшим другом, и только потому, что ветер разносит запах судебного процесса о незаконном увольнении и мое лицо во всех сетевых новостях. — Он посмотрел на нее. — Но не твое лицо. Это плохо — ты прекрасна, Рени.

— Я этого не хочу — внимания, шумихи, ничего. — Она осторожно опустилась на стул, лицом к столу. — Вообще чудо, что я встала и хожу, но эти старомодные капсулы оказались лучше оказались лучше почти всего, через что входили в сеть другие. Они заставляли мышцы двигаться и не дали им атрофироваться. Ну и, конечно, у меня нет пролежней.

— Надеюсь однажды ты мне расскажешь, что происходило на самом деле. Я все еще не все понимаю.

— Это очень долгий разговор, — сказала она. — Но, однажды, я расскажу тебе. Это целый роман.

— Который закончился. Что с твоим отцом?

— Сердится. Но он стал другим, немного. На самом деле я иду его проведать.

Он заколебался. — А твой брат?

Она попыталась улыбнуться, но не удалось. — Без изменений. Но, по меньшей мере, я могу до него дотронуться.

Дель Рей кивнул, потом начал рыться в ящике стола. Делает вид, что занят и ищет предлог спровадить меня, подумала Рени. — Не думаю, что в этом офисе есть пепельница, — наконец сказал он. — Должен ли я пойти и поискать ее?

Какое-то мгновение она глядела на него, не понимая. — Ты знаешь, я бросила курить и не собираюсь начинать. Мне очень хотелось, пока я была заперта в сети, но сейчас, когда я вырвалась… — Она нервно шевельнулась на стуле. — Все изменилось. Я не хочу больше отрывать тебя от работы, Дель Рей. Я просто хотела поблагодарить тебя, лицом к лицу, за то, что ты уладил все дела — с полицией, армией, со всеми.

— Там еще много чего осталось. Но военные ничего на знали о том, что банда вооруженных наемников вломилась на их базу, и сейчас они совершенно ошарашены. Так что они будут счастливы, если все закончится без излишнего шума. И, как я тебе уже говорил, многие люди набиваются мне в друзья. Очень важные люди.

Ему это нравится, сообразила она. Должна ли я завидовать ему? Нет, не думаю. — Все равно спасибо тебе. А думаю, что сошла бы с ума, если бы они заперли меня в какой-нибудь камере.

— Я тоже, — усмехнулся он. — Я заплакал, когда в первый раз увидел небо.

— Не думаю, что во мне остались слезы, — сказала Рени. — Но я знаю, что ты имеешь в виду. — Она осторожно подняла себя со стула. Как старуха, подумала она. — Не хочу задерживать тебя, Дель Рей. Пойду, мне надо успеть на автобус.

Он сунул здоровую руку в карман. — Рени, ради бога, возьми такси.

Внезапно ей стало больно. — Я не хочу брать денег от тебя, Дель Рей.

Он тоже посмотрел на ее, с болью во взгляде, потом медленно покачал головой. — Ты не поняла. Здесь много денег, которые предназначены для тебя, но не от меня. Тебя еще не было, и я говорил с нашим другом Селларсом. Он направил меня к человеку по имени Рэмси. Так что тебя ждет небольшой сюрприз, Рени. И, поверь мне, Селларс хотел бы, чтобы ты взяла такси. Вот, это твое.

Она поглядела на карточку, потом взяла ее. — Хорошо, но только сейчас, потому что у меня болят ноги.

Он усмехнулся и вышел из-за стола. — Все та же старая Рени. — Он обнял ее, и ее голова оказалась у него на груди. Ей стало неудобно и она постаралась высвободиться. Он легко удержал ее, нежно поцеловал в шеку и отклонился назад, чтобы видеть ее лицо. — Твой новый мужчина? — спросил он. — Это серьезно?

— Да, надеюсь, что да. У меня встреча с ним в больнице. Он должен забрать вещи из дома, в котором снимает комнату. Мы собираемся найти квартиру.

Он кивнул. Она спросила себя, ей показалось, или в его улыбке действительно мелькнула печаль. — Хорошо, желаю вам счастья. Но давай не будем чужими друг друга, а? Я не собираюсь — особенно после того, через что мы прошли.

Она посмотрел на клубок белых бинтов, которым кончалась его рука. Врачи сказали, что собака сжевала ему два пальца, и, в разговоре по телефону, он признался, что они покалечены и вряд ли будут двигаться. Никто из нас не будет тем же самым, подумал она. Никогда. — Я знаю, Дель Рей. — Она высвободилась, потом остановилась и погладила его по щеке. — Еще раз спасибо тебе.

— Да, и еще кое-что, Рени, — сказал он, когда она уже была у двери. — Не торопись снимать квартиру.

Она повернулась, гнев опять забурлил в ней. — Ты думаешь, что у нас ничего не получиться?

Он засмеялся. — Нет, что ты. Я имел в виду, что теперь у тебя намного больше возможностей выбрать дом, чем ты думаешь.

Оказалось, что очень интересно увидеть точную сумму на экране такси. И так было всегда? спросила она себя, махнув карточкой перед считывателем и добавив чаевые водителю. Для людей, у которых есть деньги? Все… очень просто?

Дурбанский пригородный медицинский центр, как и другие больницы, отменил карантин. Посетители толпились в вестибюле или стояли кучками в зоне ожидания, маленькие группы усталых родственников и хныкающих детей. Врачи и няни выглядели людьми, а не пришельцами с других планет. По меньшей мере теперь у них есть вакцина, подумала Рени. По меньшей мере теперь Стивен не заразится букаву-4. Слабое утешение.

Поднимаясь по лифту, она аккуратно держала пакет, чувствуя себя так, как будто становится кем-то другим, когда ее никто не видит. Почему? Все то же самое — та же самая Рени, тот же Папа, тот же самый больной Стивен. Пока мы были в том мире, этот мир двигался вперед. И ничего не изменилось.

За исключением ее чувств к! Ксаббу, конечно. И это ее немного пугало. Она так хотела, чтобы они были вместе, но видела множество проблем. Они такие разные, у них совершенно другой опыт. То, что связала их, происходило в совершенно нереальном окружении. Разве они смогут выдержать обычную жизнь: отсутствующие автобусы, выцарапывание денег на оплату съемной квартиры, бесчисленные посещения больницы?

Дверь в палату отца была открыта. Она говорила с ним только через сеть и очень удивилась, увидев, что он занимает отдельную палату. Как мы заплатим за это? невольно спросила она себя. Но даже если она зайдет в долги, она не обратиться за помощью к Дель Рею, это точно.

Она заколебалась на пороге, внезапно испугавшись чувства, которое не хотела назвать по имени. Отец смотрел настенный экран, перепрыгивая с узла на узел, с усталым и пустым лицом. Он так стар! подумала она. Посмотрите на него. Да он уже старик. Она глубоко вздохнула и вошла.

Увидев ее он мигнул, потом мигнул еще раз. С удивлением она сообразила, что из его глаз текут слезы. — Что это сегодня со всеми? — спросила она, взволнованная и испуганная. — Почему все только и делают, что плачут?

— Рени, — сказал он. — Как я рад видеть тебя.

Она не собиралась плакать — даже для этого старого дурака. Джереми Дако уже рассказал, как Джозеф ускользнул из форта и поехал в Дурбан, оставив бедного Дако в одиночестве. И тем не менее на глаза навернулись слезы, хотела она того или нет, и, чтобы спрятать их, она наклонилась и поцеловала его в щеку. Его руки сомкнулись на ней, она оказалась в ловушке, крепко прижатая к его небритому лицу. От него пахло медово-лаймовым лосьоном, и на мгновение она стала ребенком, побежденным его силой и размерами. Но я не ребенок. Уже давным-давно.

— Прости меня, — сказал он.

— Простить? — Она высвободилась и осторожно уселась. — За что я должна тебя простить?

— За все. — Он махнул рукой и экран опустел. — За все те глупости, который сделал. — Он нашел платок и яростно высморкался. — Ты всегда говорила мне о тех глупостях, которые я делал, моя девочка. Неужели ты не помнишь?

Что немного выпрямилось в ней. — Да, я помню. Но все мы делаем ошибки, папа. — Она нервно вздохнула. — Покажи мне твою руку.

— Видишь? Собака почти отгрызла ее. Теперь меня можно называть одноруким Джозефом. — Он с гордостью показывал свои раны. — Пыталась отгрызть мне шею, тоже. Держу пари, что тебе очень повезло — ты была в том баке.

— Да, пап. В полной безопасности в баке.

Он что-то услышал в ее тоне и улыбка удовлетворения погасла. — Я прекрасно знаю, что все это было не так. Я просто пошутил.

— Я знаю, папа.

— Видела Стивена?

— Сегодня нет — но собираюсь увидеть его сразу после тебя. Я вернусь и расскажу, если будут… какие-нибудь изменения. — Вид маленького тела брата, сморщенного и пустого, украл большую част радости от возвращения в настоящий мир.

Джозеф медленно кивнул головой. Последовало долгое молчание, потом он спросил: — А этот твой мужчина, где он?

Рени подавила раздражение. И почему мужчины всегда спрашивают это? Можно подумать, им очень надо знать, под чьей защитой она находится — быть может чтобы передать кому-то ответственность за нее. — Он в полном порядке, папа. Я увижусь с ним сегодня, но позже. Мы собираемся поискать квартиру. На моем банковском счету еще кое-что осталось. И, я надеюсь, что смогу опять получить старую работу — хочу позвонить в офис ректора и, быть может, кто-нибудь из них смотрит сетевые новости.

Он кивнул, со странным выражением на лице. — Тогда вот почему я здесь? Чтобы ты могла искать место с твоим новым мужчиной?

Рени потребовалась пара ударов сердца для того, чтобы понять его слова.

— Ты думаешь?.. О, пап, я оставила тебя здесь только потому, что тебе некуда идти.!Ксаббу и я провели ночь в меблированных комнатах, которые он снимает, и спали прямо на полу. — Несмотря на всю свою печаль, она слегка улыбнулась. Хозяйка не разрешила нам спать в его комнате, потому что мы не женаты.

— И?

— И ты конечно будешь жить с нами, — сказала она, хотя, сказав, почувствовала тяжесть и злость. — Я не оставлю тебя на улице. Мы семья. — Она бросила взгляд на время, отображаемое уголке темного экрана. — Мне надо идти. — Она встала, потом вспомнила о пакете, который держала в руке. — Я… я принесла тебе кое-что.

Он прижал пакет к груди и открыл здоровой рукой. Потом поднял бутылку в воздух и долго глядел на нее.

— Я знаю, что это не твое любимое, — сказала она, — но в магазине мне сказали, что это хорошее вино. И я подумала, что ты захочешь выпить что-нибудь подходящее — чтобы отпраздновать. — Она оглянулась. — Не думаю, что тебе разрешают такое пить, поэтому тебе лучше спрятать ее.

Он все еще глядел на бутылку. Потом посмотрел на нее, и она почувствовала себя немного неуютно. — Спасибо тебе, — сказал он. — Но, знаешь, я не хочу пить ее здесь. Может быть, когда я выйду. — Он улыбнулся, и она опять поразилась, как странно он выглядит: старым, костлявым и… очистившимся. Как камень в ветреной долине. — Когда ты найдешь новое место. Вот тогда и отпразднуем. — Он протянул пакет обратно.

— Ты… ты не хочешь?

— Сначала выйду отсюда, — сказал он. — Я же не хочу неприятностей, верно? Иначе они продержат меня здесь еще дольше.

Ей понадобилось время, чтобы запихнуть бутылку обратно в пакет. Закончив, она встала и заколебалась, сражаясь с желанием идти прямо к двери, чтобы избежать смущения, трудных чувств и дать делам идти своим чередом. И только посмотрев на него и увидев, как он посмотрел на нее в ответ, она поняла, что хочет сделать.

Он наклонилась, опять поцеловала его щеку, потом крепко обняла за шею. — Папа, я приду завтра. Обещаю.

Он откашлялся, и она выпрямилась. — Мы можем сделать лучше, ты и я. Ты знаешь, что я люблю тебя, ребенок. Ты же знаешь, да?

Она кивнула. — Я знаю. — Говорить было трудно. — Мы сделаем лучше.

В комнате ожидания детского отделения! Ксаббу не было. Рени слегка удивилась — обычно он не опаздывал — но в голове крутилось столько всего, что она не стала даже думать об этом, оставила ему сообщение в приемной и пошла к Стивену.

!Ксаббу спал на стуле, стоящим в ногах кровати: голова откинута назад, руки на коленях в таком положении, как будто он держал и освободил что-то летающее. Ей стало стыдно. Да, она устала и плохо себя чувствует, но насколько сильнее устал! Ксаббу, который столько времени держал чертову связь с Иным? Не нужно было тащить его сюда, к маленькому несчастному дурачку. На мгновение сердце в груди замерло.

Но это наш несчастный маленький дурачок, напомнила она себе. Это что-то, верно?

Она нежно погладила его руку и подошла к телу брата. Маленькие руки Стивена были все еще прижаты к груди, как у богомола, из-под тонкого больничного одеяла виднелось худое тело, кожа да кости, а глаза…

Глаза были открыты.

— Стивен? — Она почти кричала. — Стивен!

Он не пошевелился, но его глаза следили за ней, когда она наклонилась к нему. Она осторожно взяла в руки его голову, такую хрупкую. — Стивен, ты меня слышишь? Это я, Рени. — И все это время внутренний голос нашептывал ей: Это ничего не значит, такое случается, они открывают глаза, на самом деле он не…

!Ксаббу, разбуженный ее голосом, зашевелился. Он сел прямее, хотя, казалось, еще не совсем проснулся. — Я видел сон, — прошептал он. — Я был медоуказчиком… маленькой птичкой. И я вел… Тут его глаза наконец открылись. — Рени? Что происходит?

Но Рени уже метнулась к двери, громко зовя няню.

Доктор Чандхар отняла руку от пульса на шее Стивена, но она все еще держала одну из его маленьких костлявых рук в своей. — Признаки… достаточно хорошие, — сказала она, улыбка на ее лице полностью противоречила осторожным профессиональным словам. — Безусловное улучшение, первое с того времени, как он попал сюда.

— Что это значит? — спросила Рени. — Он выходит из комы? — Она наклонилась и опять взглянула на Стивена. Точно, в глубине его коричневых глаз мелькнуло узнавание — совершенно точно!

— Да, надеюсь, что да, — сказала врач. — Но он был в коме очень долго. Пожалуйста выслушайте меня, мисс Сулавейо. Не надо слишком надеяться — процесс полного восстановления может оказаться очень долгим. Возможно он просыпается, но не исключено, что мозг может оказаться поврежденным.

— Я здесь, — твердо сказала Рени брату. — Ты можешь видишь меня, верно? И можешь слышать. Пришло время возвращаться к нам. Мы ждем тебя. — Она выпрямилась. — Я должна сказать отцу.

— Не слишком много за раз, — сказала доктор Чандхар. — Если ваш брат проснется, он может быть… дезориентирован. Поэтому никакого шума и резких движений.

— Да, конечно, — сказала Рени. — Я просто… Боже мой, спасибо вам доктор. Спасибо! — Она повернулась к! Ксаббу и обняла его. — Он открыл глаза! Открыл!

Доктор ушла, пообещав связаться со специалистом из другой больницы, побольше. Рени опустилась на стул и заплакала. — О, пожалуйста, пусть это будет правдой, — сквозь слезы прошептала она. — Пожалуйста, пожалуйста. — Она наклонилась вперед, протянула руку через ограждение кровати и схватила руку Стивена.!Ксаббу подошел, встал сзади и обнял ее за шею, и вместе они оба выглядели как одно сморщившееся тело. Глаза Стивена опять закрылись, но на этот раз Рени не сомневалась, что он спит нормальным сном.

— Я видел сон, — сказал! Ксаббу. — Я был маленькой птичкой, медоуказчиком, и вел Стивена к меду. Мы долго шли, и я слышал его за собой.

— Ты вывел его обратно.

— Кто знает? Возможно я почувствовал, что он просыпается и коснулся его во сне. Или, возможно, это чистое совпадение. Я не уверен ни в чем, что касается меня самого. — Он засмеялся. — Я когда-нибудь был хоть в чем-то уверен?

— А я кое в чем уверена, — ответила Рени. — Я люблю тебя. Мы будем жить вместе. И со Стивеном, тоже. И даже с моим отцом. — Она едва не рассмеялась. — С моим смешным отцом — он хочет сделать лучше. Хочет начать со мной. Разве это не смешно?

— Я думаю, что это замечательно.

— Да, замечательно, ты прав. Я хочу смеяться, потому что мне надоело плакать. — Он коснулась руку! Ксаббу, потом схватила ее и подтащила ко рту, чтобы поцеловать. — Если все это история, у нее может быть счастливый конец?

— Кто их знает. — !Ксаббу глубоко вздохнул. — Истории, я имею в виду. Откуда они приходят. Куда идут. Но если мы не будем просить слишком много, то, я думаю, наша история будет иметь самый счастливый конец из всех возможных.

И как если бы услышав и согласившись с! Ксаббу, Стивен сжал ее руку.

ГЛАВА 52Удивленный Оракул

СЕТЕПЕРЕДАЧА/РЕКЛАМА: Дядюшка Джингл — упал, но выжил!

(Изображение: Дядюшка Джингл ползает среди обломков сожженных и разрушенных зданий)

ДЖИНГЛ: "Хорошо, хорошо, я согласен, что бедняга Джингл выглядит не лучшим образом. Еще хорошо, что я вовремя нагнулся. — (кашляет) — Если я скажу, что собираюсь вздуть цены до предела во всех Джингопориумах, то, как мне кажется, кто-нибудь воспримет это слишком серьезно. Но сейчас, дети, я прошу вас помочь вашему Джинглу. Мы должны все построить заново, чтобы я мог сделать вас и ваших друзей самыми счастливыми детьми на свете. Как вы можете помочь? Покупайте! Покупайте побольше наших товаров! "

КОД Дельфи. Начать здесь.

Снаружи ясный день, но здесь, в глубине моей горы, я его не вижу. Я вернулась в свое тело сорок восемь часов назад, три раза приняла ванну, два раза приготовила себе еду и почти всю выкинула, и провела шесть или семь из этих сорока восьми часов в слезах из-за ужасных мышечных болей. Мое тело не слишком счастливо оттого, что я снова завладела им.

Я слаба как мышь.

Тем не менее — при помощи Селларса — я сумела восстановить мой дневник. Не думала, что опять услышу его. Пока я не могу спать и даже лежать без болей, я медленно хожу взад и вперед по этажам моего подземного дома и слушаю, слушаю, слушаю…

Слушаю голос другой женщины. Я знаю ее, но она — не я. Мне, буквально через несколько часов после возвращения, все эти безумные миры кажутся сном. Ужасным сном, да, но только сном.

Та, которая наговорила эти записи, которая высказывала свои мысли и страхи — та Мартина была слепа, она не видела предметы, но только представляла их себя. Мартина, которая слушает эти записи — и делает новую — эта Мартина может видеть. Но она слепа к тому, что было у другой Мартины и что она знала.

Да, я вижу, но я более слепа, чем раньше. Я… я не могу…

Я вернулась. Я должна была пойти и немного полежать в темноте. Мне все еще тяжело видеть, очень тяжело. Голова болит, в глазах все плывет. Иногда я вспоминаю как кто-то, не помню кто, однажды сказал мне: "Всякая болезнь — дар, всякий дар — болезнь." Быть может какой-нибудь проклятый терапевт или окулист, но о! Я только сейчас поняла, насколько он был прав.

Иной… это он забрал у меня зрение много лет назад. Сейчас я понимаю это, понимаю озадаченных врачей и не отвеченные вопросы, стоявшие за диагнозом "истерическая слепота". Не думаю, что он сделал это случайно, как, по мнению Селларса, произошло с детьми, которых он ввел в кому, пытаясь сделать их спокойными и послушными. Нет, он был со мной в темноте Института Песталоцци, и был так, как я не понимала тогда — в ушах и даже в сознании. И когда появился свет, который ослепил меня, от которого мне стало больно и я закричала, он попытался помочь мне. Он сделал так, что свет ушел.

Умирая, он вернул мне его.

Он коснулся меня в конце, по меньшей мере я так думаю. Я почувствовала его так же, как тогда, тридцать лет назад. На мгновение, на короткое мгновение, мы снова стали детьми, боящимися темноты. Он… коснулся меня, как если бы сдался. Коснулся меня, и ушел.

Я бы хотела быть с ним до конца и лететь через темное небо в языках пламени, как божественный удар молнии. Возможно я бы тоже погибла, распалась на атомы во время взрыва. Это было бы простое решение. Я долго желала этого простого решения, хотя слишком труслива, чтобы принять его самой.

Слушай — Мартина опять говорит себе, как всегда. Одна в темноте. Это мой выбор, хотя сейчас я могу видеть. Обратно в мой мир под миром.

Для всех остальных жизнь продолжается. Селларс и Хидеки Кунохара готовят изменения в сети, друг Селларса, Рэмси, занимается судебным процессом. У Рени и Флоримель есть любимые, которые их ждут — и я им не нужна. А я, чем займусь я? Раньше я хотела помочь Полу Джонасу. В отличии от него я знала, что у него нет жизни в офлайне. Я даже мечтала, что, если он выживет, мы сможем жить в сети вдвоем — вести виртуальную жизнь, но все-таки жизнь. Ведьма и странник. Духи-защитники Иноземья.

Теперь все изменилось. Пол мертв, и я потеряла то, что делало меня другой, очень полезной. Мое зрение больше не подавляется, и мозг создал новые связи, которые заменили старые. Информация Иноземья, которую я могла читать так же, как гончая нюхает ветер, теперь ничего не значит для меня — меньше чем ничего, потому что своими глазами я едва вижу то, что очевидно другим.

Я прослушала мой журнал. Думаю, что прослушаю его еще не один раз, хотя я не знаю женщину, которая наговорила его. Больше особо делать нечего. Возможно однажды я выйду настоящий мир и проверю свое новое зрение. Возможно тогда я найду, ради чего стоит жить. Возможно.

Но сейчас я хочу кое-что сказать самой себе. У меня есть друзья — настоящие друзья. Они вернулись к своей жизни. Конечно мы будет общаться — такие связи не исчезают за одну ночь — но неприятная правда состоит в том, что у них есть жизнь, в которую они вернулись, а у меня нет. Мы вместе прошли через невероятные опасности и настоящий кошмар. Но я выжила. И там была очень важна для них. А теперь?

Трудно думать. Легче лечь и отдохнуть. В знакомой темноте.

Код Дельфи. Закончить здесь.

РЕНИ уселась в мягкое кресло и пожалела, что не использовала что-нибудь получше.

Все эти недели в совершенной имитации реальности я чувствовала себя обманутой, раздавленной и раздробленной на куски. А сейчас, когда я чувствую себя намного более приятно, и выхожу в сеть из ВР магазина, я не могу воспринять этот мир по-настоящему.

— Мне кажется, остальные говорили мне, что твой дом-пузырь был уничтожен, — сказала она Хидеки Кунохара. Она указала на огромный круглый стол, на невероятно высокие деревья, видимые через полусферическую крышу, и на реку, скорее похожую на волнующийся океан, окружавшую их со всех сторон. — Ты быстро построил его заново.

— О, этот значительно больше, — довольно сказал он. — Нам нужно место для встреч, вот я и решил сделать новую конструкцию побольше. — Он тоже села на стул. — Я помню твоего друга — !Ксаббу, я не ошибаюсь? — но второго гостя я не знаю.

— Это Джереми Дако. — Рени подождала, пока Джереми перегнется через нее и пожмет руку Кунохары. — Если бы не он и еще два других человека, ни я, ни! Ксаббу не выжили бы, чтобы присутствовать на этой… встрече.

— Это совершенно поразительно, — сказал Джереми, потрясенный головокружительной высотой деревьев. — И ты действительно все это время была здесь, Рени? Мы не имели ни малейшего понятия.

— Не в точности здесь, но, да, эта сеть — великолепное место. — Она слегка улыбнулась. — И вы, конечно, даже не подозревали, на что она похожа. Но почему мы все здесь таким образом? Можно было бы использовать что-нибудь получше.

— Спроси своего друга Селларса, — сказал Кунохара. — Он должен присоединиться к нам с минуты на минуту.

— Я уже здесь. — Селларс появился на другом конце большого стола, все еще сидя на инвалидной коляске. — Прошу прощения, дел невпроворот. Что вы хотели спросить у меня?

— Почему мы не можем использовать более лучшие средства для выхода в сеть? — сказала Рени. — Наш друг Дель Рей, благодаря связям, с радостью обеспечит нам настоящие ВР коммуникаторы ООН, и они намного лучше, чем то, что мы используем.

— Я возражаю не против качества оборудования, — сказал ей Селларс. — И в будущем мы, безусловно, сделаем для вас намного лучший доступ в сеть. Но по самым разным причинам я думаю, что не стоит использовать оборудование ООН, даже если его достанет друг.

— Что вы хотите сказать?

— Я все объясню, когда соберутся все. А, мистер Дако, мы наконец встретились — по меньшей мере как личности. Ну, это не совсем точно. Лицом к лицу? Надеюсь, ваше ноге намного лучше.

— Вы… вы Селларс? — Джереми выглядел немного потрясенным. — Благодарю вас за то, что спасли нам жизнь.

Старик улыбнулся. — Большинство из нас в этой комнате не раз спасли жизнь друг другу. Ваше мужество помогло остаться в живых Рени и! Ксаббу, так что они смогли сыграть свою роль, очень важную роль.

— Это вы вызвали военных, верно? Сообщили им, что кто-то вломился на базу "Осиное гнездо"?

Селларс кивнул. — Ничем больше я не мог помочь вам. Как раз тогда я был ужасно занят. Я очень рад, что это сработало. — Он поднял голову, как если бы услышал далекий звук. — А, Мартина.

Мгновением позже появилась Мартина — или, скорее, на одном из стульев возник почти безликий сим. Рени вздрогнула. Она даже спросила себя, а можно ли видеть настоящее лицо Мартины; хотя Селларс сделал так, что все остальные выглядели как в жизни, она не могла не подумать, что этот едва человеческий сим — шаг назад.

— Здравствуй, Мартина, — сказал Ксаббу. Она только кивнула.

Ей плохо, подумала Рени. Очень плохо. Но что мы можем сделать?

Рени быстро отвлеклась — появились Т-четыре-Б и Флоримель, с интервалом в полминуты. Рени уже знала настоящее лицо Т-четыре-Б, хотя никогда не видела его, чтобы его прямые черные волосы были расчесаны, а подкожка светилась.

— Зажег ее, наполовину, — объяснил он. — Классно, посекуха? — Он поднял совершенно нормальную левую руку. — Хочу, чтобы эта тоже светилась, как в сети. Это был блеск!

Настоящее лицо Флоримель тоже изумило Рени. Она выглядела намного моложе, чем тот крестьянский сим, в котором она провела столько времени, лет на тридцать — тридцать пять: открытое привлекательное лицом, тяжелая челюсть и простая стрижка, не намного длиннее, чем у самой Рени. Только черная повязка на глазу заставляла любого бросить на нее второй взгляд.

— Как твой глаз? — спросила Рени.

Флоримель поцеловала ее в обе щеки сначала ее, потом! Ксаббу. — Плохо. Этот глаз почти ничего не видит, но у меня есть хорошая новость о слухе — он вернулся. — Она повернулась к Селларсу. — Я очень благодарна за помощь, хотя использую деньги не для того, чтобы лечить свои болячки, но для Эйрин. Больницы — очень дорогое удовольствие.

Рени, вспомнив, хотела было поговорить о деньгах, но все-таки задала более важный вопрос. — Как она?

Рот Флоримель исказился в печальной полуулыбке. — Время от времени приходит в сознание, но меня еще не видит. Пока нет. Поэтому я не могу оставаться долго на встрече. Я бы не хотела, чтобы она проснулась без меня. — На мгновение она замолчала. — А твой брат? Я слышала, что его состояние улучшилось.

Рени кивнула. — Да, очень. Стивен проснулся и говорит — он узнает меня и отца. Но у него впереди еще долгая дорога — много физиотерапии, могут быть проблемы, о которых мы еще не знаем, но, да, сейчас ему намного лучше.

— Замечательная новость, Рени, — сказала Флоримель.

Хидеки Кунохара кивнул. — Поздравляю.

— Большой дзанг, — добавил Т-четыре-Б.

— Я уверена, что Эйрин скоро будет лучше, как и Стивену, — сказала Рени.

— За ней наблюдают лучшие врачи Германии, — ответила Флоримель. — Так что я надеюсь.

— И это поднимает вопрос. — Рени повернулась к Селларсу. — Деньги. Несколько миллионов кредитов на моем счету.

Селларс вздернул безволосую голову. — Вам надо еще?

— Нет! Нет, мне не нужно еще. И я не уверена, что мне нужны… и я заслужила… эти миллионы.

— Вы заслужили все, — спокойно сказал Селларс. — Деньги — слабая замена, но они должны помочь вашей семье. Пожалуйста, вы и все остальные пережили ужасное время, и по большей части только потому, что я втянул вас в это дело. А мне они больше не нужны.

— Это не важно!.. — начала она, но ее прервало появление хорошо одетого мужчины, которого она не знала. Селларс представил его как Декатура Рэмси, американца. Рэмси приветствовал Рени и остальных так, как будто наконец встретился с людьми, о которых так много слышал. — Сэм Фредерикс и Орландо Гардинер будут здесь с минуты на минуту, — сказал Рэмси. — Они заканчивают подготовку… к маленькому проекту.

— Как только они появятся, — сказал Селларс, мы начнем. — Он покачал головой. — Нет, я соврал, есть еще кое-кто, кого я пригласил. — Не успел он закончить, как на стуле рядом с ним появилась невысокая плотная женщина.

— Здравствуйте. — Лице незнакомки казалось твердым, хотя и немного обеспокоенным. — Полагаю, я должна поблагодарить вас за приглашение.

— Спасибо, что нашли время присоединиться к нам, миссис Симпкинс, — ответил Селларс. — А, вот Орландо и Сэм.

Варвар, сим Орландо, казался смущенным и нервным, но и более реалистический сим Сэм мало отличался от него. — Мы сделали, мистер Рэмси, — объявил Орландо, махнув остальным.

— Не могу даже сказать, насколько все это странно. — Рэмси улыбнулся. — И не только само это место, а то, что я говорю с тобой, Орландо. — Внезапно его лицо вытянулось. — О, извини, тебе вероятно не нравится, если тебе напоминают…

— Что я мертв? Трудно забыть, особенно сегодня. — Он изобразил улыбку. — Но нет никаких причин не дружить с кем-то, только потому, что он мертв — верно, Сэм?

— Хватит! — Ей очевидно не понравился новый юмор Орландо.

— Ты пошутил, Орландо, — сказал! Ксаббу, — мы все узнали много нового о дружбе и как далеко она простирается. Мы все множество раз помогали друг другу, как и сказал раньше мистер Селларс. Мы все… мы все одно племя. — Он выглядел немного смущенным. — Если это имеет смысл.

— Имеет, — быстро сказала Сэм Фредерикс. — Реально имеет.

— И, возможно, это хорошее начало для нашей сегодняшней встречи, — сказал Селларс. И поможет объяснить, почему мы должны регулярно встречаться именно здесь, в сете, ведь в жизни вас разделяют огромные расстояния. И мы должны поблагодарить Хидеки Кунохару, который любезно пригласил нас в свой новый дом.

Кунохара едва успел кивнуть, как Мартина наклонилась вперед. — Все хорошо, но, как мне кажется, у нас есть с мистером Кунохарой незаконченное дело — не отвеченный вопрос. — Она заговорила в первый раз, злым голосом, который казался странным в атмосфере всеобщего объединения. — Во первых я бы хотела знать, как долго вы оба работаете вместе?

— Мы оба? — Селларс поднял безволосую бровь. — Кунохара и я? Последние несколько часов в старой сети, когда я начал понимать, как все устроено. Но мы уже знали друг друга, немного.

— Он… предложил мне выяснить, чем занимается Братство Грааля, — объяснил Кунохара. — Но я не собирался рисковать и привлекать к себе их внимание — пусть делают что хотят. Тогда Селларс обратился к Боливару Атаско. Покойному Боливару Атаско. Так что я очень доволен своим выбором.

— Никто не осудит вас за то, что вас не убили, — сухо сказала Мартина. — Но что о том не отвеченном вопросе, который я задавала в предыдущей версии этого дома, прямо перед тем, как на нас напали?

— И этот вопрос?..

Мартина фыркнула. — Пожалуйста, мы уже наигрались в эти игры. Я спрашивала, следили ли вы за нами? Вы так и не ответили.

Кунохара улыбнулся и сложил руки вместе. — Конечно я следил за вами. Куда бы я не повернулся, вы там были, взрывая статус-кво, угрожая моей безопасности. Почему я не должен был следить за тем, что вы делаете и за эффектами, которые из-за этого получались?

Рени очень смутно знала то, что произошло межу Кунохарой и другими — она помнила только странный разговор во время вторжения солдат-муравьев. — Вы следили за нами с самого начала?

— Нет. Но после нашей встречи, да.

— Как? Или, — зловеще спросила Мартина, — точнее кто? Кто из нас предатель?

— Не надо никого так быстро обвинять, — сказал Селларс. — Помните, мы все здесь друзья.

Кунохара покачал головой. — Это был человек, которого я знал как Азадор. Я обнаружил его, когда он странствовал по моей симуляции. Он рассказал мне множество история, и я понял, что он может путешествовать по сети с такой же легкостью, как люди из Братства Грааля. Тогда я не знал, что этот Азадор был частичной версией самого Жонглера, иначе я был бы более осторожен, но я и так понял, насколько он полезен — и насколько его легко убедить в чем угодно. Я еще преувеличил все довольно смутные идеи о том зле, которое Братство сделало лично ему — быть может он, подсознательно, почерпнул их прямо от Иного, как и множество частичных версий Авиаль Жонглер, которые тоже питались мыслями Иного — он открыл мне все.

— И вы заставили его шпионить за нами, — тяжело сказала Мартина.

— Не сразу. Я встретил его раньше, чем познакомился с вами. Скорее меня интересовали планы Братства. Как-то раз я уже говорил вам, что жить с такими соседями — это все равно, что жить в Венеции во времена Медичи. И он был кем угодно, но только не послушным слугой. Я, например, не знал, что он своровал устройство доступа, по форме напоминавшее зажигалку, у генерала Якубиана. — Кунохара развел руками. — Так что, да, я виновен. Позже, когда я, переодевшись, путешествовал по Египту Жонглера, я услышал как это двое, — он остановился и указал на Сэм с Орландо, — спрашивали о Стенах Приама.

— Значит ты говорил со старым Умпу-Лумпу, — сказала Сэм. — Не думаю, что мы говорили о Стенах кому-то другому.

Кунохара кивнул. — Да, с Упаутом. Очень странный вид бога, не правда ли? Он был счастлив, рассказывая мне, что вы почти все время поклонялись ему, а в перерывах докладывали ему о своем путешествии.

— И вы послали Азадора шпионить за нами в Трою, — сказала Мартина.

— Я пытался. Но в симуляциях Илиады и Одиссеи все шло кувырком — из-за вас и из-за Иного, интересовавшегося вами. Если бы Пол Джонас его не спас, Азадор бы не вышел оттуда живым.

— Вы обвиняете Пола? — зло спросила Мартина.

Кунохара поднял руки. — Мир. Я не обвиняю никого. Я просто объясняю как, благодаря совпадениям — или событиям, которые выглядели похожими на совпадения — я узнал достаточно много о ваших приключениях.

— Если больше вопросов нет… — начал Селларс.

— А что произошло с Дредом? — Похоже Мартина пришла на встречу с целым ворохом вопросов. — По сети передают, что он без сознания, впал в кому Тандагора. Неужели он однажды проснется, как брат Рени?

— Даже если он проснется, — сказал Селларс, — он окажется в австралийской тюрьме, и его очень хорошо сторожат — знаменитый убийца.

— Он дьявол, — холодно сказала она. — Я поверю, что он безопасен только тогда, когда он умрет. И даже тогда не буду уверена.

— Насколько я смог восстановить ход событий, он не сумел вырваться из системы, — спокойно, но твердо сказал Селларс. — Он находился в тесном контакте с Иным вплоть до… до конца. Вы все знаете, что это такое — соединиться с мозгом Иного — и вы, возможно, больше всех, мисс Дерубен. Неужели вы думаете, что Дред сумел пережить смерть Иного и не сойти с ума?

— А что, если он живет где-нибудь в сети? — спросила Мартина. — Что, если его сознание выжило, как у Орландо? У Пола? — резко закончила она.

Селларс кивнул, как бы принимая заслуженное наказание. — Нет никаких свидетельств, что это произошло, никакого следа виртуального сознания или созданного тела, даже малейшего намека на то, что Дред находится в сети или в восстановленной системе. Это не доказательство, конечно, но, в этом месте то, что кажется, обычно и является правдой. Его сознание не пережило ужаса конца. Доктора, проверявшие его, дружно утверждают, что он в коме и останется в ней навсегда. — Он поглядел кругом. — Теперь, если больше нет вопросов, я бы хотел поговорить о том, ради чего мы все здесь.

— Мы здесь потому, что вы попросили нас быть здесь, — сказала Рени. — Даже если мы выходим в сеть их мелкой ВР лавки.

Селларс на мгновение закрыл глаза; Рени почувствовала себя надоедливой школьницей, но, считала разумными все вопросы Мартины. — Да, — терпеливо сказал старик. — А теперь, поскольку в последнее время вы и так слишком много слышали мой голос, я передаю слово мистеру Рэмси.

Катур Рэмси встал, потом передумал и опять сел. — Извините, — сказал он, — я судебный адвокат и привык говорить стоя — но сейчас стоит сохранить неформальную обстановку, как принято между друзьями.

— Адвокат? — спросила Мартина. — Для чего, во имя святых?

Рэмси казался немного обескураженным. — Хороший вопрос. Ну, я полаю, что кое о чем мы должны договориться с самого начала. Мы все являемся членами-основателями Доверительного Фонда Сохранения Иноземья.

Рени не могла поверить своим ушам. — Что?.. Сохранения?..

— Правительства стран южной Африки устроили множество фондов для моего народа и его земли. — В голосе! Ксаббу появилась незнакомая интонация. — Сейчас нет ни народа, ни земли.

— Разрешите мне объясниться, пожалуйста, — сказал Рэмси. — Никто не собирается ничего ни у кого отнимать. Лично я вошел в него только потому, что меня в него затащили, а не потому, что этого хотел.

— Вы не должны защищаться, мистер Рэмси, — сказал Селларс. — Просто объясните, что случилось с вами.

Адвокат так и сделал. Этот кусок истории Рени еще не слышала — странный и шокирующий кусок. В первый раз она услышала подробный рассказ об Ольге Пирофски и маленькой девочке Кристабель Соренсен.

Бог мой, такое большое, подумала она. Не только мы были внутри, а папа, Дель Рей и Джереми снаружи. И, подумала она, я хочу встреться с некоторыми из этих людей — например с маленьким мальчиком и девочкой, которых мы видели в конце. В конце концов мы все члены очень особого клуба.

И я хочу опять увидеть Каменную Девочку, сообразила она. Быть может она не настоящая, но мне определенно ее не хватает. Она решила узнать у Селларса, есть ли такая возможность.

Рассказ Рэмси вызвал множество вопросов — и только после них все делали собрались вместе и получилась ясная картина. Наконец все успокоились и замолчали.

— Мистер Рэмси, я должна извиниться перед вами, — сказала Мартина. — Вы действительно прошли долгий трудный путь.

— И он ничто по сравнению с тем, что испытали вы, мисс Дерубен, Не говоря уже о тех кто не сумел его пройти — Ольга, ее бедный несчастный сын, ваш друг Пол Джонас. По сравнению со всеми вами я, можно сказать, стоял в стороне. И поэтому я очень хочу, чтобы вы внимательно выслушали меня.

— Мы вас слушаем, — сказала Рени.

— Благодарю. — Какое-то время он собирался с духом. — Как вы уже слышали от мистера Селларса, основной код сети в целом не пострадал. — Он указал на гигантские деревья за домом-пузырем. — Как вы видите, мистер Кунохара уже восстановил свой собственный мир. И есть еще другое миры, которые ждут, чтобы их восстановили. Я считаю, что, со временем, можно восстановить все.

— Можно? — не могла не спросить Мартина, хотя более мягко. — Почему так неуверенно?

— Если мы не сделаем решительный шаг, — чересчур горячо сказал Селларс, — я даже не хочу сохранять их. — Он подождал, пока волнение уляжется. — Прошу прощения, мистер Рэмси, я не должен был прерывать вас. Пожалуйста, продолжайте.

— У этой проблемы по меньшей мере две части, — объяснил Рэмси. — Во первых — кто владеет сетью? Да, Братство Грааля построило ее, но все его ведущие члены мертвы. При строительстве использовались самые различные бизнес-структуры, но, во многих случая, деньги выводились незаконно из их собственных корпораций или стран, которыми они управляли — в чистом виде хищение на личные цели. — Он пожал плечами. — Два самых больших куска инфраструктуры принадлежит Джи Корпорэйшн и Телеморфиксу. Джи Корпорэйшн еще существует, но ее штаб-квартира превратилась в гору обломков камня и битого стекла посреди озера в Луизиане, а ее основатель мертв. Но Телеморфикс благополучно цел, хотя Уэллс тоже погиб — об этом объявили официально. — Он перевел дыхание. — Таком образом спор о собственности растянется на десятилетия. Поверьте мне — только юристы получат сотни миллионов, прежде, чем дело завершится.

— И что мы можем сделать? — спросила Бонни Мей Симпкинс, которая за все это время не сказала и двух слов. — Именно так происходят дела в этом мире, неправда ли? Обыкновенные люди получают по шапке, а адвокаты и бизнесмены рыщут как бандиты.

— Я бы защитил свою профессию, если бы у меня было время, — сказал Рэмси. — Не все из нас акулы. Но есть и другой вопрос — более живой. И тот, о ком идет речь, находится в этой комнате.

Селларс спас всех от поисков в темных углах круглого пузыря: — Мы говорим об Орландо Гардинере. Единственный дом Орландо — сеть. Он не может жить в другом месте.

Орландо пожал плечами. — Вроде никто не собирается выключать электричество. Пока.

— Есть и еще кое-что, побольше, — сказал Рэмси. — Мистер Кунохара?

Их хозяин наклонился вперед, надев на лицо одну из своих странных полуулыбок. — Все вы — ну, почти все — были со мной, когда освободились информационные формы жизни. Я, кстати, несмотря на возражение некоторых из тех, кто там находился, считаю, что это было единственное рациональное решение. Только представьте себе, какая политическая и судебная борьбу началась бы в мире, если бы передали их судьбу в руки, скажем, ООН. — Он сказал это с таким презрением, как если бы не ставил настоящий мир ни в грош. — Эти создания… плохое слово… эти существа ушли, вырвались из своих тесных рамок. Но с созданными Селларсом эволюционными алгоритмами, процессами, которые помогли создать их, так просто не справишься. Вспомните, что Иной не был отдельным существом, находящимся в определенном месте и оттуда управляющим всей сетью — в определенном смысле вся сеть была его телом. А любые биологи, специалисты по эволюции, прекрасно знают, что клетки, которые оказались в одной части эволюционирующего организма, могут постепенно оказаться и в других частях. А эволюция Иного и сети Грааля была быстрой и не очень хорошо понятной.

Достаточно давно я обнаружил в своем собственном симмире примеры бесполезных и даже невозможных мутаций. Первый появился несколько лет назад, а потом уже ничего нельзя было поделать с гротескными мутациями, вызванными Дредом. Вначале я думал, что все эти создания появляются из программных ошибок, потом отнес их на счет манипуляций Братства Грааля.

Сейчас я думаю иначе. Я верю, что Иной заложил некоторые из эволюционных алгоритмы с свою сеть — быть может это помогало ему создавать детей — или, по меньшей мере, дал им просочиться в код.

— Так что здесь, типа, слишком много мутантов, — сказала Сэм. — Хочешь, Орландо перебьет их всех? Он хо дзанг по убийству всяких уродов.

— Убить их? — ужаснулся Кунохара. Неужели ты не понимаешь, ребенок? Это, конечно, не эволюционный прорыв, создавший инфожизнь — Иной вырастил ее, защищал и даже ускорил ее сложную эволюцию — но это тоже что-то редкое и чудесное. Я имею в виду, что теперь вся сеть почти живая! Медленным изменением главной матрицы, появлением неожиданных форм или даже углублением индивидуальности местных жителей, но, как мне кажется, алгоритмы заработали. — Он откинулся на спинку стула и опять улыбнулся, явно довольный будущими перспективами. — Мы даже не представляем себе, чем может стать эта сеть — мы знаем только то, что она сложнее и правдоподобнее, чем любая другая виртуальная симуляция реальности.

— То есть, — сказала Мартина, — это загадка.

— Точно, — кивнул Катур Рэмси. — Насколько мы можем догадываться, из сети может получиться что-то как хорошее, так и плохое. Хорошее — другого такого места нет, это почти новая вселенная, которую человечество может защищать и исследовать. Плохое — неконтролируемый рост псевдо-эволюционирующих информационных организмов. Возможно загрязнение мировой сети. И кто знает, что еще? И неужели вы действительно хотите отдать весь этот потенциал в руки тех самых корпораций, которые ее построили — и их юристов?

Долгое неудобное молчание прервала Рени. — Совсем недавно мы не решились убить детей Иного, так что вы безусловно не предлагаете нам убить всю сеть. И, похоже, послать ее всю в космос тоже не получится. Какая же альтернатива? Наверняка у вас есть что-то на уме.

Селларс кивнул. — Мы спрячем ее.

— Что? — Огорошенная Рени посмотрела на! Ксаббу, но, к ее удивлению, он только улыбнулся. Она опять повернулась к Селларсу. — Черт побери, Селларс, но как вы сможете спрятать ее? Дель Рей Чиуме, например, повторяет то, что я рассказал ему о сети, всякому новостному узлу, расположенному в центре Дурбана. И, наверняка, есть и другие — такая большая вещь не может просто так исчезнуть. Кстати, люди уже потянулись в суды — к радости адвокатов.

— И я один из них, — сказал Рэмси. — Нет, мы не сможем убедить никого, что она не существует.

— Но то, что мы покажем им, совсем не обязательно должно быть настоящим Иноземьем, — объяснил Селларс. — Не забывайте, я меня есть полный контроль над сетью. На самом деле, если у меня будет достаточно мощности — а я уверен, что корпорации и правительства будут счастливы ее предоставить — я смогу сконструировать для них новую сеть. И даже это сделаю не сам — отдам им код и дам им самим заняться этим.

Однако, это вовсе не означает, что они создадут сеть, идентичную той, в который мы все находимся, особенно если я удалю из нее все мутационные алгоритмы Иного, которых и не было, пока он не обнаружил мои эксперименты. Тем временем настоящее Иноземье может существовать в тщательной изоляции, как свободно плавающая частная сеть, основанная на модели Скворечника. Кстати, там есть симпатичные команды, который поддержат нас. Мы можем сохранить нашу сеть изолированной, навсегда.

— Изолированной, да, — сказала Мартина, — но не в тайне.

— Если мы будем разрешать войти в нее только очень избранным людям, мы, надеюсь, сможем сохранить секрет. Помните, Иноземье не настоящее место, но идея, которую можно передвинуть куда угодно, если сделать достаточные приготовления.

— И кому будет разрешено входить в это изолированное тайное место? — спросила Мартина.

— Вам, конечно — вам всем. И избранным гостям, по вашему выбору. Вот почему мы называем вас членами-основателями Доверительного Фонда Сохранения Иноземья. Если вы согласитесь, так и будет. Если же кому-то из вас придет в голову лучшая альтернатива, скажите мне.

Рени слушала как остальные — кроме! Ксаббу — начали говорить и спорить, стараясь понять смысл слов Селларса и Рэмси, но она сама хотела знать ответ на более важный вопрос: — Почему ты улыбаешься? — спросила она у! Ксаббу. — Ты что, думаешь это хорошая мысль?

— Конечно, — сказал он. — Большие и сильные не могут не привлечь к себе внимания — и они всегда сражаются друг с другом. Маленькие и тихие прячутся и выживают.

— Но есть ли у нас право на это?

Он пожал плечами, продолжая улыбаться. — Разве эти светящиеся создания — информационные формы жизни, как назвал их наш друг Кунохара — имели право присвоить себе истории моего народа? Почти никто об этом не знает, но из-за этого мир изменился. Кому ты доверяешь, Рени? Этим людям, нашим друзьям… нашему племени… или тем, кто никогда не был здесь, кто никогда не сражался, чтобы выжить, как мы?

Она кивнула, все еще обеспокоенная.

— А что о вас, мистер Селларс, — спросила она, успокоив остаток спрашивающих голосов. — Я верю, что вы хороший человек. Чувствуете ли вы себя комфортно, принимая на себя такую ответственность? Вы можете назвать нас фондом, но в конце концов мы доверяет именно вам. Потому что у вас есть сила, которой нет у нас. В этой новой вселенной вы будете Богом.

— Очень не надолго, — сказал он. — Именно сейчас я работаю над тем, чтобы уйти с этой должности. — Он поднял жилистую руку. — Наверно вы спрашиваете себя, почему я, владея всеми ресурсами Иноземья, не выбрал себе более привлекательную внешность? Именно потому, что это настоящий Патрик Селларс — обожженный, весь выгнутый, едва живой. Или, точнее, был таким, пока я не нашел способ сбросить с себя мое искалеченное тело. Но я не хочу забывать об этом. Вы не увидите меня Юпитером, бросающим молнии. — Он усмехнулся. — Пожалуйста! Смех меня убьет. Но вы задали очень серьезный вопрос, Рени, и настоящий ответ на него… нет, я не доверяю себе и не хочу иметь так много власти, даже если эта власть над вселенной, о которой мало кто узнает. Но я не знаю никого, кому я могу доверить такую власть. Вот почему мне нужны вы все — вы должны помочь мне принять правильное решение.

— Но почему я? — спросила Бонни Мей. — Я не одна из ваших добровольцев.

— Вы не просто человек веры, вы человек доброй веры, — сказал Селларс. — Нам надо слышать то, что вы несете в мир. На самом деле я надеюсь, что вы сумеете убедить Нанди Парадиваша придти на следующую встречу. Он тоже нам нужен.

— Он очень страдает, мистер Селларс. — Она покачала головой. — Он сказал мне, что хочет вернуться на горящую землю, что бы это не означало. Быть может он собирается начать жизнь заново.

— Он нам нужен, — твердо сказал Селларс. — Пожалуйста, передайте ему мои слова. — Он поднял искалеченную руку. — Я действительно хочу сделать себя ненужным. Как только дела пойдут, этим новым мирам больше не понадобится Боги — ни злые, какими были люди Грааля, ни добрые, вроде меня. Кроме того, у меня есть и другие цели.

Удивились даже Кунохара с Рэмси. — Другие цели?.. — спросил Хидеки Кунохара.

— Вы видели, куда ушли новые создания, — сказал ему Селларс. — Вы видели, как они унеслись на крыльях света в огромное неведомое. Сейчас я тоже чистая информация. Однажды, когда я буду не нужен, будет замечательно улететь вслед за ними.

Рени не очень поняла, почему Катур Рэмси улыбнулся. Наоборот, у ее самой чуть не появились слезы. — Итак… что должен делать наш Фонд Иноземья? — спросила она. — Голосовать?

— Да, и у нас есть за что, — Селларс посмотрел на Сэма и Орландо, которые шептались. — Орландо, пожалуйста встаньте.

На этот раз и Рени не могла не улыбнуться. Он говорил как школьный учитель.

Орландо встал, странная смесь варварской грации и подростковой неуклюжести. — Вы уже решили, как будете называть себя?

— Да, думаю, что да.

— Но у него уже есть имя! — Было ясно, что Сэм Фредерикс не знала о том, что произойдет.

— Ему нужно не другое имя, — сказал ей Селларс, — но титул. Что бы ни произошло, миры сети потребуют самого пристального наблюдения, особенно вначале, когда мы вернем их в онлайн. Я не в состоянии заниматься всем сразу. Я рассчитывал на Кунохару, но он ясно дал понять, что не хочет играть активную роль. Но мне нужен кто-нибудь, кого я научу выполнять большинство моих функций по поддержке системы — но не божественных! — прежде, чем я улечу в небесную реку света, как называли ее наши отсутствующие друзья. Кто-то вроде… ученика. Орландо?

— Я бы хотел, чтобы меня называли… объездчик. — Рени решила, что под глубоким загаром проступает краска смущения. — Я собираюсь много путешествовать, так что это имеет смысл. И еще я как бы отвечаю за это место — как лесной объездчик за лес. И… есть еще одно значение. Из моей любимой книжки.

Селларс кивнул. — Замечательный выбор. Но не можем ли мы немного облагородить его? Скажем "Главный Объездчик"? — Он кивнул. Учитывая то, что эта сеть главным образом провинция потрясающего человеческого гения, это добавляет к титулу еще один уровень значения. — Он повернулся к столу. — Давайте голосовать. Кто за то, чтобы Орландо Гардинер стал первым Главным Объездчиком сети Иноземье…

Все руки поднялись вверх.

— Вау, Гардино! — громким театральным шепотом сказала Сэм Фредерикс. — Теперь ты помощник Бога.

— Да, хотя я никогда не учился в колледже.

— Хватит шуточек, вы двое, — голосом доброго учителя сказал Селларс. — Вы будете участвовать в следующем заседании?

— Да, конечно. — Хорошее настроение Орландо внезапно испарилось и он опять стал нервным подростком. — Да, мы будем. — Он и Сэм встали. — Мистер Рэмси, вы идете?

— Я готов, — сказал им адвокат.

— Но мы еще не пришли к заключению по поводу самой сети, — запротестовала Мартина. — Нельзя оставить такой важный вопрос без ответа.

— Конечно, — кивнул Селларс. — Но у нас есть дни, возможно даже недели на то, чтобы принять решение. И надо постараться привести Нанди Парадиваша на нашу следующую встречу. Скажем дня через два, согласны?

Рени уже собралась жаловаться, что два дня слишком мало, что некоторые из них еще должны искать работу, но потом вспомнила. — Деньги?.. — сказала она.

Селларс покачал головой. — Их некому возвращать — я же мертв, помните? Если вы не хотите их, что ж, я уверен, вы сможете найти какой-нибудь достойный благотворительный фонд и сделать крупное пожертвование. — Он, похоже, обрадовался ее разочарованию. — Да, вы напомнили мне. В следующий раз я постараюсь устроить для вас более лучший способ входа в сеть. Быть может вам лучше приобрести нейроканюлю, если у вас нет каких-нибудь религиозных возражений.

Селларс позвал Хидеки Кунохару и они вместе отправились в другую комнату, чтобы поговорить наедине. Орландо, Сэм и Катур Рэмси уже исчезли, все остальные разговаривали — все, кроме Мартины, которая сидела в стороне, как незнакомка на пиру. Рени сжала руку! Ксаббу и, обойдя стол, подошла к ней. Мартина подняла на ее глаза, но по ее безликому симу было совершенно невозможно догадаться о ее эмоциональном состоянии.

— Эти деньги, они тоже смущают тебя? — спросила Рени. — Я должна быть благодарна за них Селларсу, но это немного слишком…

Мартина, казалось, удивилась. — Деньги? Нет Рени, я вообще не думала о них. Я и так богата, из моего поселения и… и у меня мало потребностей. Я уже отложила свою долю и собираюсь отдать ее на детскую благотворительность. Самое подходящее.

— Теперь ты можешь видеть, верно? Это странно?

— Немного. — Она даже не пошевелилась. — Я привыкну к этому. Со временем.

Рени поискала какую-нибудь тему, которая могла поддержать разговор. — Время от времени я думаю об Эмили. И Азадоре.

Мартина медленно кивнула. — Со мной это тоже случается.

— Я хочу сказать, если она действительно была версией Авы — и Азадор вариантом Жонглера!..

Лицо француженки не могло измениться, но в ее голосе появились злые нотки. — Это можно считать инцестом, когда ты вспоминаешь о том, чьим клоном была Ава — и даже инцестом вдвойне, когда вспоминаешь о ребенке, которого она должна была родить. Лично я считаю, что она была подсознательным выражением невероятного тщеславия Жонглера. — Мартина вздохнула. — Все это было так же призрачно и отвратительно, как у Эсхила в Орестее. Но сейчас они все мертвы. Они все… и каждый… мертвы.

— О, Мартина, ты кажется такой печальной.

Безликий сим пожал плечами. — Нет смысла говорить об этом.

— И, похоже, ты очень злишься из-за Пола.

Он ответила не сразу. На другой стороне стола Бонни Мей Симпкин рассмеялась на какое-то замечание! Ксаббу, хотя маленький человек выглядел очень серьезным.

— Полу Джонасу очень не повезло… в самом конце, — наконец сказала Мартина. — Он страшно расстроился, узнав, что является копией, что никогда не получит того, к чему стремился всей душой, что полностью отрезан от жизни, которую помнит. Да, я разозлилась. Он был очень хороший человек. Очень. Он не заслужил этого. Селларс не имел права.

Рени решила, что, каким-то образом, Мартина чувствовала то же самое, что и Пол. — Селларс делал все, что было в его силах. Как и все мы.

— Да, я знаю. — Из ее голоса исчезла резкость, осталась одно безразличие. Рени почти не слышала ее гнев. — Но не могу выгнать его из своего сознания. Его одиночество. Чувство, что его изгнали из собственной жизни…

Рени пыталась представить себе, чем бы успокоить Мартину, когда сообразила, что ее молчание изменилось. Хотя невозможно было прочитать выражение ее лица, но Рени и так почувствовала что в женском симе перед ней появились какое-то напряжение и тревога, которых раньше не было.

— О, какой же дурой я была, — внезапно сказала Мартина. — Эгоистичной дурой.

— Что?..

— Прости, Рени, сейчас у меня нет времени. Обещаю, что мы поговорим позже. — И она исчезла.

Рени, взволнованная и непонимающая, отправилась обратно вокруг стола.

— Хавьер критикует мой внешний вид, — заявила Флоримель.

— Низзя! — сказал Т-четыре-Б. — Он покраснел, и вырезанные на щеках иероглифы затуманились. — Просто сказал, что мушки — это чизз. Надо другое, чо зажигает.

— Как что? — Флоримель бросила на него внимательный взгляд. — Купить моему симу гигантские сиськи?

Хавьер энергично замахал головой. — Не говорил, я — не такой уважухе, как ты. Просто можешь чегой-то вставить под. Ну, инициалы, чтой-то… — Он замолчал и его собственные подкожный свет стал еще ярче. — О. Да ты мурыжишь меня, а?

— Хавьер, если ты имеешь в виду "поддразнивать", то да. — Флоримель обменялась довольным взглядом с Рени. — Но почему ты так оделся? Я думаю, что ты выглядишь, как в жизни. И такая красивая одежда? Неужели только для старых друзей, вроде нас?

Он пожал плечами. — Иду на собеседование, я.

— На работу? — спросила Рени.

— Неа. Обратно в школу. АВИПА.

— Аризонская Всеобщая и Пастырская Академия, — расшифровала миссис Симпкинс.

— Сечешь? Идея Бонни Мей, вроде как. — Внезапно показалось, что он хочет ускользнуть со встречи. — Ну, моя тоже.

— Скажи им, что ты собираешься делать, Хавьер, — сказала миссис Симпкинс.

Он засопел. — Ну, после того… что случилось, могу попытаться стать священником, вроде того. Священником для молодежи, сечете? Работать с микро. — Его плечи поднялись вверх, как будто он защищался от ударов. И он искоса посмотрел на Флоримель.

Рени и! Ксаббу поздравили его, но он ожидал чего-то другого.

— Хорошо, — через какое-то время сказала Флоримель. — Я думаю, это замечательная идея, Хавьер. — Улыбнувшись, она наклонилась к нему и аккуратно поцеловала его светящуюся щеку. — Надеясь, твоя мечта исполнится.

Даже если бы свет из-под кожи исчез, его лицо все равно бы светилось, другим светом. — Прошел через все эти чокнутые миры, пройду и через это, я, — пообещал он.

— Аминь, — сказала Бонни Мей

ГЛАВА 53Одолженный Дом

СООБЩЕНИЕ ПОДПИСЧИКАМ: ОБСЛУЖИВАНИЕ ЗАКАНЧИВАЕТСЯ

(Изображение: Вице-президент сетевой сетевого узла Салам Одран)

ОДРАН: "Ваша подписка на Сетевую Службу Новостей Нетфид скоро закончится. Мы надеемся, что Вам нравилась наша восхитительная смесь из новостей и фильмов, подобранных специально для Вас, и мы хотим предложить Вам нечто совершенно невероятное. Если Вы вновь подпишитесь на наши новости, Вы заплатите за первый год подписки только половину стандартной цены, и в придачу мы подарим Вам всепогодный плащ с логотипом Нетфид, сделанный из удивительных нановолокон, и одну из наших прекрасных плазменных Нетфид-чашек для кофе… "

— ГОТОВЫ? — Катур Рэмси постарался говорить совершенно спокойным голосом. В животе били барабаны, хотя у него было меньше всех причин нервничать. А тут еще перелет через несколько часовых поясов. — Я думаю, сейчас самое время.

— Не знаю. — Вивьен Феннис посмотрела на их комнату так, как будто могла никогда больше не увидеть ее. — Не знаю, что делать.

— Мы должны что-то сказать? — хрипло спросил Конрад Гардинер. Последние полчаса он мерил шагами комнату, пока остальные проверяли новою нейроканюлю его жены, а сейчас едва сидел на диване. — Или нажать на какую-нибудь кнопку?

— Нет, — улыбнулся Рэмси. — Если вы готовы, то я и мистер Селларс сделаем все остальное.

Мгновенный переход, и из богато обставленного дома в Калифорнии они перенеслись на тропинку, бегущую по краю темного древнего леса.

— Боже мой, — сказала Вивьен. Она отвернулась от деревьев и увидела сглаженные травяные холмы и сверкающую под утренним солнцем росу. — Это все такое… настоящее.

— Ну, не совсем, по более ранним стандартам сети, — сказал Рэмси. — Но да, все равно очень впечатляюще, не правда ли? Я сам не сразу свыкнулся с этим.

— Кто это? — спросил Конрад. — Это?..

Рэмси сощурился на человеческую фигуру, спускавшуюся с холма по извилистой тропинке. — Нет, это Сэм Фредерикс, как раз вовремя.

Она махнула им рукой, потом быстро пошла к ним, выглядя слегка нелепо в темных штанах и темной рубашке. Рэмси даже внутренне вздрогнул от замешательства, вспомнив, как она отреагировала на его предложение надеть что-нибудь особенное, по такому случаю. Тем не менее ему пришлось признаться себе, что, за исключением обычной подростковой одежды, она выглядела скорее сказочной героиней: яркие глаза и облако каштановых волос, перехваченное блестящей лентой.

Она остановилась перед ними, внезапно став очень скромной. — Вы… вы родители Орландо, верно?

— Да. Я Вивьен, а это Конрад. — Рэмси невольно восхитился самообладанием женщины. В конце концов за долгие беспокойные часы, приведшие ее сюда, он видел все те эмоции, которые сейчас она успешно скрывала. — Ты наверно Сэм. Мы виделись с твоими родителями. — Она заколебалась, но потом неуверенно обняла Сэм. На мгновение они обе обнялись и застыли, как если бы не знали, что делать дальше. — Мы чувствуем… мы чувствуем себя так, как будто мы уже знаем тебя, — сказала Вивьен, отпуская Сэм.

Сэм кивнула. Ее собственное показное самообладание угрожало испариться в любую минуту. — Я думаю, что мы должны идти, — сказала она, справившись с собой. — Он ждет.

Все четверо начали подниматься по извилистой каменистой тропинке, и Рэмси увидел, что родители Орландо взялись за руки. Они чересчур напуганы, подумал он, и, может быть, это им поможет.

Но, как может хоть кто-нибудь быть готовым к такому?

— Что… что это за место? — спросила Вивьен.

Они уже почти забрались на вершину холма. Рядом с тропинкой бежал ручей, весело журча между камышами и напевая звонкую песенку. За ним, темным застывшим океаном, лежал лес. — Я никогда не видела ничего похожего.

— Это из любимой книги Орландо, — сказала Сэм. — Кто-то уже сделал его. Он мог бы жить в замке или еще где-нибудь, но эта часть мира ему нравится больше. — Она, с напряженной улыбкой на лице, посмотрела вниз, на землю.

— Кто-то сделал… это? — спросил Конрад. — Кажется, я знаю, откуда, но…

— О, есть и еще такие места, — сказал Рэмси. — Намного больше, чем вы думаете. И вы сможете увидеть их все, если захотите.

— Вы должны увидеть Ривенделл! — оживилась Сэм. — Это такой чизз! Даже без эльфов.

Конрад Гардинер смущенно покачал головой, но его жена больше не хотела ничего слушать. Подойдя к гребню низкого холма они увидели еще один, немного повыше. На его вершине стоял низкий дом, сделанный из камней и стволов деревьев, простой по конструкции и идеально вписавшийся в пейзаж. — Боже мой, — тихо сказала Вивьен, когда они спустились по пологому склону и опять начали подниматься. — Он там? Я и не знала, что буду так нервничать.

В двери кто-то появился. Он посмотрел на них, но не улыбнулся и не махнул рукой.

— Кто это? — спросил Конрад Гардинер. — Он совсем не выглядит, как…

— О, Конрад, неужели ты не слышал, что тебе говорили? — Голос Вивьен прозвучал так, словно вот-вот сорвется. — Так он выглядит… сейчас. — Она, с широко раскрытыми глазами, повернулась к Рэмси. — Это действительно он? Да?

Катур Рэмси мог только кивнуть — своему голосу он уже не доверял. Он повернулся и посмотрел на человека, который медленно спускался к ним.

— Какой он большой! — сказала Вивьен. — Большой!

— Видели бы вы его раньше, тогда он был еще больше. — Сэм Фредерикс улыбнулась, немного слишком широко, подумал Рэмси. Он остановился и коснулся руки Сэм, напоминая ей. Они дали родителям Орландо самим пройти остаток пути и встретиться с ним.

— Орландо?.. — В голосе женщины, глядевшей на высокого черноволосого юношу прозвучало сомнение. — Это… действительно… ты?..

— Это я, Вивьен. — Он поднял руки, потом, внезапно, прижал их к носу и рту, как если хотел сохранить что-то, рвавшееся наружу. — Это я, мам.

Одним решительным шагом преодолев расстояние между ними, она бросилась к нему в объятья и они оба едва не упали на дерн рядом с тропинкой. — Эй, поосторожнее! — сказал Орландо, слегка неестественно улыбаясь, потом их обоих обхватил Конрад. Все трое споткнулись, упали на траву и, не выпуская друг друга из объятий, заговорили о чем-то, что Рэмси не хотел и слышать.

Вивьен первой пришла в себя и отделилась от них, но все-таки она держала одной рукой руку Орландо, а второй касалась его лица, как будто боясь, что он исчезнет. — Но как… Я не понимаю… — Она не хотела высвободить руки и смахнуть слезы с лица, и могла только трясти головой и громко сопеть носом. — Я хочу сказать, я понимаю — мистер Рэмси объяснил, или пытался объяснить, но… — Она опять прижала его руку к своей щеке, потом поцеловала ее. — Ты уверен, что это ты? — с неуверенной улыбкой сказала она, глаза сияли страхом и надеждой. — Действительно ты?

— Не знаю. — Орландо поглядел на нее так, как если бы забыл, как она выглядит и только через несколько мгновений вспомнил черте ее лица. — Я не знаю. Но я чувствую себя собой. Просто… сейчас у меня нет настоящего тела. И не будет.

— Мы обязательно что-нибудь сделаем с этим, — с жалкой улыбкой на перекошенном от волнения лице сказал Конрад Гардинер, все еще держась обеими руками за руку Орландо. — Специалисты… кто-нибудь… обязательно… — Он покачал головой, больше не в состоянии говорить.

Орландо улыбнулся. — Поверьте мне, нет никаких специалистов, в этой области. Может быть когда-нибудь… — Его улыбка растаяла. — Давайте будем благодарны за то, что у нас есть.

— О, Орландо, мы уже благодарны, — сказала его мама.

— Думайте об этом так… как будто я на Небесах. За исключением того, что вы можете навестить меня, когда захотите. — По его щекам опять потекли слезы. — Не плачь, мам. Ты меня сканируешь.

— Извини. — Она на мгновение оторвалась от него и, отвернувшись, вытерла слезы рукавом своей блузки. — Здесь все… кажется таким настоящим. — Она посмотрела на сына. — И ты, тоже, хотя я раньше никогда не видела… тебя таким.

— Этот мир всем кажется настоящим, — сказал он. — И я так выгляжу, сейчас. Тот, другой я — он ушел. Вы никогда не увидите его снова, и хорошо, потому что он выглядел… иначе.

— Нас это не волновало!

— А меня волновало, особенно когда я чувствовал, что на меня смотрят другие. — Он протянул руку и коснулся ее щеки, поймав маленькую каплю влаги. — А то что сейчас, Вивьен, не так-то плохо, верно? — Он резко вдохнул, внезапно прыгнул на ноги, и поднял родителей, как будто они были детьми.

— Ты такой сильный!

— Я Таргор-варвар, вроде того, — усмехнулся Орландо. — Но не думаю, что буду и дальше пользоваться этим именем. Оно… слишком детское. — Ему уже хотелось двигаться. — Давайте я вам покажу свой дом. На самом деле он не совсем мой. Я его одолжил у Тома Бомбадила, пока строю свой.

— Том?..

— Бомбадил. Да ну, ты же помнишь — ты сама сказала обязательно прочитать ее. — Он подтащил мать к себе и обнял ее; потом отпустил, когда у нее опять полились слезы. — Я хочу показать вам все. А в следующий раз я покажу вам всех местных: эльфов, Тома и Золотинку, всех, кто захочет придти. Все будет по другому. — Он повернулся к Рэмси. — Вы, двое — идите сюда. Вы должны увидеть, что я сделал с речной долиной.

Едва родители Орландо успели смахнуть с себя листья и траву, как под их ногами что-то зашуршало и они от ужаса вздрогнули. Что-то черное, волосатое и очень странное выбралось на тропинку из-под камня.

— Что-то надо делать с этими мелкими психами, босс, — крикнуло существо. — Они у меня уже в печенках сидят.

Вивьен невольно отступила назад. — Что?..

— Это Бизли, — опять усмехнулся Орландо. — Бизли, это мои родители, Вивьен и Конрад.

Уродливый картонный жук какое-то время глядел на них, потом картинно поклонился. — О, даа. Рад встречь.

Конрад вгляделся в него. — Это… это… та самая заводная игрушка.

Косые глаза Бизли сузились. — О, великолепно. "Заводная игрушка", а? Я говорил боссу, прошлое прошло, но, кажись, в последний раз, когда мы зацепились, ты пытался выключить меня.

Орландо улыбнулся. — Знаете, Бизли спас этот мир.

Жук пожал плечами. — Так, помог маненько.

— И он хочет быть здесь со мной — помогать мне со всякими делами. Путешествовать. Испытывать приключения. — Орландо выпрямился. — Эй, я уже рассказывал вам о моей новой работе?

— Работе? — еле слышно спросил Конрад.

— Мы… мы рады встрече с тобой, Бизли, — осторожно сказала Вивьен, хотя она выглядела не слишком радостной.

— Для тебя, леди, мистер Жук, — проворчал он, но внезапно расплылся в широкой картонной улыбке. — Неа, шуткую. Не беспокойсь. Игрушки не бывают недовольными.

Внезапно из леса вылетело облако крошечных желтых обезьянок и с криками закружилось над ними.

— Биззл жуж! Нашли тебя!

— Пошли играть!

— В тащи-зука!

Бизли выдал несколько ругательств, похожих на случайные междометия, и нырнул обратно под землю. Разочарованные обезьянки несколько мгновений крутились над камнем.

— Не смешно, — сказал тоненький голосок.

— Дети, сейчас мы заняты, — сказал им Орландо. — Прилетайте немного попозже, и мы поиграем, договорились?

Обезьянье торнадо покрутилось у него над головой и взмыло в воздух.

— Хорош, Ландогарнер, — пропищала одна. — Но мы прилетим!

— Килохана! — пропищала другая. — Время пописать на каменных троллей! — И желтое облако исчезло за холмами. Родители Орландо стояли как вкопанные, настолько пораженные всей этой сценой, что Рэмси даже захотелось немедленно отправить их обратно и дать побыть одним.

— Не беспокойтесь — они не всегда крутятся вокруг меня, — сказал Орландо.

— Мы… мы просто хотим быть с тобой. — Вивьен перевела дыхание и попробовала улыбнуться. — Где бы ты ни был.

— Я очень рад, что вы здесь. — Долгое мгновение он стоял, не отводя от них глаз. Его губы дрожали, но потом и он заставил себя улыбнуться. — Эй, пошли смотреть дом. Все вместе!

Он пошел было по дорожке, но потом вернулся обратно и взял Вивьен и Конрада за руки. Он был намного выше их и они почти бежали, чтобы успеть за его длинными шагами.

Рэмси взглянул на Сэм Фредерикс и предложил ей свой виртуальный носовой платок. Подождал, пока она успокоится и они вместе пошли за семьей Гардинеров на холм.

— ВЫ выглядите получше, чем в последний раз, — сказала Каллиопа.

Женщина в кровати кивнула, с холодным и безразличным лицом, как если бы кто-то тщательно вытер из него жизнь. — Вы тоже. Вы даже ходите.

Каллиопа указала на пластико-металлические штуки за своим стулом. — На костылях. Очень медленно. Но в наше время врачи — настоящие волшебники. Вы должны знать.

— Я не буду ходить, что бы они со мной не сделали.

Трудно отвечать на такие слова, но Каллиопа попробовала. — А что, умирать лучше? — тихо спросила она.

— Великолепный вопрос.

Каллиопа вздохнула. — Простите, мисс Энвин, у вас было трудное время.

— И нельзя сказать, что я его не заслужила, — сказала молодая женщина. — Я вовсе не невинна. Дура, да, — но не невинная дура.

— Никто не заслужил Джонни Дреда, — твердо сказала Каллиопа.

— Может быть. Но и он не получил того, что заслужил, верно?

Каллиопа пожала плечами, хотя та же самая мысль постоянно горела в ее сознании. — Кто знает? Но я хотела вас кое о чем спросить. Что в точности вы сделали с блокнотом после того, как я отправила сигнал об опасности? Что вы пытались послать?

Американка медленно мигнула. — Вирус. — Она изучающе посмотрела в лицо Каллиопе. — Программу, которая пожирает информацию. Несколькими часами раньше она съела половину моей системы. Я решила, что это может как-то повредить ему. Я упаковала ее в его собственные… файлы. Среди этих ужасных фильмов. Так что он бы даже не знал, что это.

— Быть может именно это ввело его в кому.

— Я хотела убить его, — равнодушно сказала она. — Мучительно. Все остальное — не кара.

Какое-то время они молчали, но когда Каллиопа начала медленно и мучительно двигаться на стуле, готовясь встать, женщина внезапно заговорила. — У меня… у меня есть кое-что на совести. — В ее глазах появилось выражение страха и надежды, от которого Каллиопа внутренне поежилась. — Меня это мучает… очень давно. Это случилось в Картахене…

Каллиопа подняла руку. — Я не священник, миссис Энвин. И не хочу ничего слышать об этом случае, во всяком случае от вас. Я уже изучила все донесения и то, что вы сказали моему напарнику, детективу Чану. Я умею читать между строчек, как и любой другой. — Взглянув на женщину он погасила еще одну попытку исповеди. — Я говорю очень серьезно и представляю закон. Подумайте как следует, прежде чем сказать что-нибудь еще. И если вы, потом, все еще захотите облегчить сознание, что ж, вы всегда сможете позвонить в полицию Картахены. И я хочу сказать вам, что тюрьмы в Колумбии не самое лучшее место на свете. — Она смягчила голос. — Вы прошли через ад. Выздоравливаете и думайте, что вы собираетесь делать в жизни дальше.

— Вы имеете в виду без ног, верно? — В ее словах был больше, чем намек на жалость к себе. Каллиопа почувствовала, как в ней опять забурлил гнев.

— Да, без ног. Но вы живы, верно? И у вас есть шанс, небольшой, подняться. Это больше, чем у большинства людей. И уж точно больше, чем у остальных женщин Дреда.

Какое-то мгновение Дульсинея Энвин глядела на нее с чем-то вроде ярости и Каллиопа приготовилась выслушать ругательства, но американка промолчала. Через мгновение ее лицо опустилось. — Да, — сказала она. — Вы правы. Будем считать, что мне повезло, верно?

— Чем раньше вы это поймете, тем лучше, — сказала Каллиопа. — Удачи, вот что я хочу вам пожелать. А теперь я должна идти.

Дульси кивнула и взяла стакан воды стакан воды со столика возле кровати, потом заколебалась. — Он действительно… ушел? — спросила она. — И не вернется назад? Вы уверены?

— Насколько можно быть уверенным в чем-либо. — Каллиопа попыталась сохранить голос профессионально-холодным. — Уже неделю ни одного знака — ни малейшего изменения, ничего. И его стерегут днем и ночью. Если он и проснется, то в тюрьме.

Дульси не сказала ничего. Трясущейся рукой она поднесла стакан ко рту, но не выпила.

— Простите, но мне действительно надо идти, — Каллиопа ухватилась за костыли. — Звоните мне, если будет нужна какая-нибудь помощь. Кстати, ваши виза продлена.

— Спасибо. — Дульси наконец сумела сделать глоток, и тут же поставила стакан обратно. — Спасибо… за все.

— Я только делала свою работу, — сказала Каллиопа и медленно пошла к двери.

Охранник узнал ее, но все равно заставил махнуть значком перед считывателем, прежде, чем пустил ее внутрь. Каллиопа молча одобрила. Тяжелая дверь звякнула, открываясь, и она вошла в вестибюль с односторонним окном. Охранник вошел вслед с ней и тщательно закрыл за собой дверь.

— Что-нибудь? — спросила она.

— Нет. Еще два врача сегодня. Ничего. Проверка рефлексов, расширение зрачков, все такое, вы же знаете. Если он и не мертв, это только технически. Его спокойно можно хоронить.

Мысль заставила ее содрогнуться от суеверного ужаса. Тогда мне пришлось бы стоять у могилы с серебряными пулями и острым колом. — Однажды он уже был мертв, — сказала она охраннику. — Не надо быть слишком самонадеянным. — Она подошла к окну и посмотрела внутрь через перекрестную штриховку усиливающей проволоки. Освещенная ярким светом, на тяжелой кровати лежала фигура, вокруг которой змеились провода, трубки и кожные датчики. В голове невольно вспыхнули жуткие картины — монстр Франкенштейна встает, срывает с себя ремни, рвет голыми руками провода… Глаза Дреда были чуть-чуть открыты, и пальцы, тоже, слегка согнуты. Она попыталась обмануть себя и увидеть какие-нибудь крошечные движения, но за исключением медленного сокращения и растяжения торса — результат работы автоматической системы поддержки дыхания и системы кровообращения — не было ничего.

Он не вернется, сказала она себе. Чтобы там не случилось с ним, заряд, доза, потеря данных, он где-то в другом месте — технически мертв, как сказал охранник. Ты можешь проходить сюда каждый день до конца жизни, Скоурос, и ничего не изменится. Он не встанет.

Достаточно странно, но легче ей не стало, не было того освобождения, в котором она так остро нуждалась. Ведь это значит, что он сбежал, подумала она. Через какое-то время она почувствовала боль в не долеченных мышцах спины, и только тогда сообразила, что ее пальцы слишком крепко ухватились за подоконник.

Он ушел слишком легко. Слишком. А должен был гореть в аду, стеная и плача. А теперь он проспит остаток своей жизни, и спокойно умрет.

Она опять покрепче ухватилась за костыли, бросила последний взгляд на спокойное, почти симпатичное лицо и медленно пошла к двери.

Жизнь продолжается, сказала она себе. Иногда все кончается таким образом. Вселенная — не детская сказка, где все в конце получают по заслугам.

Она вздохнула, надеясь, что Стэн нашел место для парковки поближе к двери. Ноги ужасно болели и срочно требовался стакан кофе.

ОН хотел спать, отчаянно хотел спать, но возможности не было. С того времени, как он спал в последний раз прошли дни, может быть недели. Он не помнил. Он даже не мог перевести дыхание, в горле першило, он дышал дымом.

Пожар. Пожар в буше. Они устроили пожар, чтобы выгнать меня из-за деревьев. На мгновение его наполнили такая злость и отчаяние, что ему захотелось остановиться и заорать в небо. Почему они не оставят его в покое? Дни, недели, месяцы — он сбился со счета. И сил больше нет.

Но он не сдастся — как бы им этого не хотелось. Он не даст страху победить себя. Такого никогда не было — и не будет.

Усики дыма бежали мимо него, извиваясь как жадные пальцы. Он уже слышал их крики, но не за собой, а слева, пронзительные крики, которые приносил пламенно-горячий ветер. Он устало заковылял через подлесок. Они гонят его из эвкалиптовых рощ назад, в пустые степи. И так темно — всегда! Где же солнце? Быть может рассвет загнал бы этих ужасных тварей в их тайные норы, и он бы мог отдохнуть.

Вечные сумерки, захотелось ему заорать, это нечестно. Но не успел в нем подняться гнев на чудовищную жестокость вселенной, как он услышал за собой знакомый кашляющий лай. Спотыкаясь, он выбежал из бесполезного укрытия в кустах на открытое место.

Поле серо-желтых камней, лежавшее перед ним, обещало безжалостно изрезать голые ноги, но выбора не было. Охота началась опять и он, покрытый потом и истощенный, спустился на солончак и мертвые земли.

Крики за спиной стали громче, нечеловеческие голоса вопили от радости, хрипло каркая, как вороны. Он посмотрел назад, хотя и знал, что не должен, что только слабнет, увидев их. Окруженные языками огня, они вынеслись из подлеска, из которого он только-то убежал, смеясь, хихикая и показывая на него пальцами, толпа кошмарных тварей из маминых сказок, некоторые животные, некоторые нет, но все чудовища, по виду и размерам. И только женщины и самки.

Его мать сама с лаем неслась перед стаей, Ведьма Сотворения Мира, всегда первая и самая жестокая из всех: блестящие глаза динго сверкают, волосатые челюсти динго широко открыты, красные внутренности ждут его. За ней бежала ведьма Сулавейо с острым копьем, как и шлюхи Мартина и Полли, каким-то образом сросшиеся вместе в каменноглазую безжалостную тварь. За ними, через дым, торопились остальные, злая стая мопадити, безымянные, почти безликие мертвецы. Но лица им были не нужны. У мертвых женщин было достаточно когтей и острых зубов, а их ноги могли бежать не уставая целую вечность.

Они охотились за ним, час за часом, день за днем, неделя за неделей. Они будут охотится за ним всегда.

Плача, как ребенок, разбуженный ночным кошмаром, хныча от истощения, боли и страха, голый Джонни Вулгару побежал через сухие земли Сотворения Мира, пытаясь найти несуществующее убежище.

ОНА затолкнула его в маленький парк рядом с больницей, хотя и не знала почему. Свет послеполуденного солнца бродил между зданиями, и сама мысль о том, что придется возвращаться в их меблированные комнаты с таким светом, бьющим в глаза, наводила на нее тоску. Она хотела спать, она хотела поговорить. И сама не знала, чего хочет больше.

Они сели на придорожную скамейку рядом с на удивление хорошо ухоженной клумбой. Группа детей играла на скамейке на другой стороне дорожки, смеясь и пихая друг друга. Одна маленькая девочка упала на бетонную дорожку, но едва Рени в ужасе наклонилась к ней, вскочила и с криком опять вспрыгнула на скамейку, стремясь отвоевать себе место.

— Сегодня он выглядит лучше, верно? — спросила Рени у! Ксаббу. — Он даже улыбался — и это была настоящая улыбка Стивена.

— Он действительно выглядит лучше. — !Ксаббу кивнул, на отрывая взгляда от играющих детей. — Однажды я покажу тебе места, где я вырос, — сказал он. — Не только дельту, но и пустыню. Там бывает очень красиво.

Рени, которая все еще думала о Стивене, не сразу поняла его. — Но я уже видела ее! — сказала она. — Ту, которую ты построил. Великолепное место.

Он внимательно посмотрело на нее. — Ты очень волнуешься, Рени.

— Я? Просто задумалась о Стивене. — Она опять уселась на скамейку. Дети попрыгали на землю, выбежали в центр парка, на грязный треснутый бетон и начали бегать друг за другом вокруг одинокой пальмы посреди площадки. — Ты никогда не спрашивал себя, что все это значит? — внезапно спросила она. — Я имею в виду… все то, что мы знаем.

Он посмотрел на нее, потом опять перевел взгляд на кричащих детей. — Что все это значит?..

— Я имею в виду эти создания. Информационные… люди. Если они будут следующими, что о нас?

— Я не понимаю, Рени.

— Что о нас? Каково… наше предназначение? Всех нас. Всех людей на земле, живых, рождающихся, умирающих. Работающих. Спорящих. Но эти информационные создания идут за нами и пойдут дальше… без нас.

Он медленно кивнул. — Если у родителей рождаются дети, надо ли им умирать? Кончается ли их жизнь?

— Нет, конечно — но это совсем другое. Родители заботятся о детях, растят их, помогают им. — Она вздохнула. — Прости, но мне… очень грустно. И я не знаю почему.

Он взял ее за руку.

— Я постоянно спрашиваю себя, что все это значит, — сказала он, улыбаясь. — Я уверена, что произошло много всего. Этот мир почти подошел к своему концу. И мы вместе. У нас есть деньги! Но я все еще не знаю, хочу ли я взять их.

— Стивену потребуется инвалидное кресло и специальная кровать, — мягко сказал! Ксаббу. — По крайнем мере на какое-то время. И тебе понравился тот дом на холме.

— Да, но я не уверена, что сама понравилась этому дому. — Она покачала головой и засмеялась. — Извини. Сегодня я очень трудная.

Он тоже рассмеялся, тихим тайным смехом. — Кроме того, я хотел бы потратить часть своей доли. На самом деле я уже потратил.

— Что? Ты выглядишь очень загадочным.

— Я купил землю. В дельте Окаванго. Один из договоров закончился и ее продали.

— Там, где ты вырос. И что ты собираешься с ней делать?

— Проводить там время, — весело сказал он и его глаза широко раскрылись. — Но не один! С тобой, я надеюсь. И со Стивеном, когда он наберется сил, и даже, возможно, с детьми, которые у нас появятся. И то, что они будут жить в городе, вовсе не означает, что не должны знать другое места.

Она опять уселась на скамейку, тревога в душе постепенно улеглась. — Мне показалось, на мгновение, что ты передумал… о нас. — Она нахмурилась. — Ты должен был сказать мне. Я бы не стала пытаться остановить тебя.

— Вот я и говорю тебе. Мне пришлось очень быстро решать, чтобы повстречаться с тобой в больнице. — Он опять улыбнулся. Видишь, что эта городская жизнь сделала со мной? Обещаю, что теперь целый год не буду никуда торопиться.

Она улыбнулась в ответ, немного устало, и сжала ему руку. — Мне очень жаль, но сегодня я — плохая компания. В голове только и крутятся мысли, столько важных дел, и… и почему-то я до сих пор спрашиваю себя, имеет ли все это смысл.

Он какое-то время глядел на нее. — Неужели то, что эти новые люди взяли истории моего народа с собой, в путешествие, которое мы не в силах представить, означает, что весь мой народ больше не имеет смысла?

— Означает ли?.. Конечно лет.

— И разве то, что ты видела версию моего пустынного мира — ту, которую я выстроил по собственным воспоминаниям — разве это означает, что ты ничего не приобретешь, увидев его на самом деле? Ничего не приобретешь, поспав вместе со Стивеном и нашими детьми под настоящими живыми звездами?

— Конечно приобрету.

Он отпустил ее руку и наклонился к земле. Выпрямившись, он показал ей маленький красный цветок, который держал в руке. — Ты помнишь цветок, который я сделал для тебя? В тот первый день, когда ты показывала мне, как работают виртуальные миры?

— Конечно. — Она не могла не посмотреть на лепестки, немного неровные на одном конце, где какое-то насекомое пожевало их, на яркие цвета, красные фиолетовые, и на золотую пыльцу, осыпавшую коричневое запястье! Ксаббу. — Очень милый.

— Этот я не делал, — сказал он. — Это настоящий цветок и он умрет. Но сейчас мы можем глядеть на него, вместе. Это что-то, не правда ли?

Он протянул его ей. Она поднесла цветок к носу и вдохнула его запах.

— Ты прав. — Она опять взяла его за руку. То, что мешало ей и кололо ее с того мгновения, как она вышла из капсулы, начало исчезать — как будто в ее сердце раскрылись крылья. — Да, О да. Это безусловно что-то.

Зажглись уличные огни, но дети, играющие в уже ночном парке, не обратили на них внимания.

Послесловие