– И что же он не остановил меня? Я надеюсь, твой друг не подумал, что я взломщица? – Кэтрин иронически усмехнулась. – Да, я пыталась проникнуть в квартиру, где жила Инга, не буду спорить.
– Зачем? – Мягко говоря, я был изумлен.
– Чтобы найти одну вещь, принадлежащую, кстати, мне.
– Какую?
– Тебе действительно важно это знать?
– Ну естественно, говори, не томи.
– Это кассета с записью.
– Какой записью?
– Записью встречи местной русской мафии и ее зарубежных представителей.
– Что?
– Они разрабатывали новые пути транспортировки наркотиков из Таиланда в Америку через Россию, а также обсуждали возможности нелегальных поставок оружия и ядерного топлива. Это очень, очень важная кассета.
Я поднялся и сел на песок и изумленно смотрел на Кэтрин во все глаза. Ничего себе! Я нахожусь рядом с той бурной жизнью, которую наблюдал разве что с экрана телевизора! И я ничего не знаю об этом! А Кэтрин!.. Кэтрин, которая деловито стучит по вечерам на своей машинке, Кэтрин, которая с диктофоном разъезжает по Москве в поисках материала для своей газеты, красивая Кэтрин, которая вот сейчас сидит со мной рядом, нежная Кэтрин, которая, кажется, не сможет побороть и сонную осеннюю муху, тоненькая, хрупкая Кэтрин, которую я могу поднять одной рукой и держать так на весу хоть весь день, – эта Кэтрин борется с русской мафией! Ну и ну!
Очевидно, вид у меня был очень уж ошарашенный. Кэтрин мелодично рассмеялась:
– Похоже, ты удивлен, Сержи?
– Не то слово! – Мои глаза по величине, наверное, спорили с куриным яйцом высшей категории. – А откуда у тебя взялась эта кассета?
– Это мой профессиональный секрет, Сержи, – покачала головой Кэтрин. – И даже тебе я не могу рассказать.
– А почему она вдруг оказалась у Инги?
– Я думала, что она у Инги… Думала, потому что в сейфе Абалкина ничего не оказалось.
– У Сашки в сейфе? – У меня перехватило дыхание.
– Да, он хранил кассету у себя, потому что мою квартиру могут в любой момент обыскать, а меня убить. А у него был надежный сейф, и, кроме того, он был вне подозрений, ведь он работал на них. Ты не знал?
– Ну, кое о чем и я догадывался. – Я многозначительно кивнул – и мы не лыком шиты! – Так, значит, вот из-за чего его убили… Тогда при чем тут твои предположения о том, что его убрали из-за «коричневого» прошлого?
Кэтрин выразительно молчала, предоставляя обо всем мне догадываться самому.
– А если кассета всё еще находится в квартире у Инги? – предположил я.
– Это я и пыталась узнать. – Кэтрин пожала плечами. – Но мне не удалось проникнуть в квартиру – ключи не подходили.
– Давай попробуем вместе, – загорелся я. – Со мной мы на сто процентов влезем туда!
– Уже не имеет смысла, – отрицательно качнула головой Кэтрин.
– Почему? – Мне страшно хотелось прослушать вожделенную кассету. Наверняка там будет маленький ключик к убийству Абалкина. А может быть, и к поджогу дома…
– Потому что те, кто охотился за ней, наверняка уже побывали в квартире Инги и всё перерыли вверх дном. И нашли кассету.
– А если нет?
– Глупая трата времени. – Кэтрин опять откинулась в шезлонге и подставила лицо солнцу. Весь ее вид показывал, что она больше не расположена обсуждать эту тему.
Некоторое время я лежал спокойно, переваривая сказанное. Я следил за белым парусом сёрфера, который то ложился на воду, то опять вставал над темной гладью реки и нёсся по волнам, как крыло огромной птицы. Солнце слепило глаза и жарило, как в Африке.
Уткнувшись носом в покрывало, я размышлял. Итак, Кэтрин отдала кассету на хранение Сашке. Теперь можно выстроить новую цепочку событий. Например, Инга могла взять кассету из сейфа вместе с какими-нибудь своими документами – ведь у нее были ключи от квартиры, да и от сейфа, наверное, тоже. Просто прихватила заодно… Она не представляла всей взрывоопасной ценности этой кассеты. Возможно, те, кому она была позарез необходима, вышли на Ингу и потребовали возврата, но она заартачилась, возможно, потребовала денежную компенсацию – все, кто хорошо знал ее, твердили в один голос, что она могла выкинуть и не такое коленце!
А что же потом? Ингу убили, обыскали весь дом в поисках кассеты и подожгли его, чтобы скрыть беспорядок после поисков или следы преступления. А я-то в это время мирно дрых себе наверху, в спальне, не подозревая, какие дела творятся на первом этаже!..
Потом, не найдя кассету у Инги, они переключились на Сашку. Абалкин небось прикинулся шлангом, заливал: мол, какая кассета, да не знаю ничего такого, ребята, да вы что, да я свой в доску… И его решили убрать. И убрали. Убрали, не очень-то стараясь замести следы преступления, – и не такие дела творятся в спешке.
А потом… Что же было потом? Нашли ли они кассету? Судя по тому, что и Эдик погиб при очень странных обстоятельствах, то нет… Стоп! Да, при чем здесь Савоськин? Может, ему Абалкин отдал на хранение кассету? А почему именно ему? Он же, собственно говоря, довольно мелкая пешка во всей этой истории… А может быть, именно потому, что мелкая – лучше всего привлечь к делу совершенно невинного человека. Но они как-то проведали о том, что он знает, и…
Голова шла кругом. Какой-то запутанный клубок преступлений, их целей и причин, мне вовек в этом не разобраться. Может, хоть милиция до чего-нибудь допрет… Годика через два… Когда уже поубивают всех, кто мало-мальски причастен к этому делу. А вдруг и Кэтрин… И меня тоже… Такая мысль взбодрила меня лучше, чем водные процедуры зимой на свежем воздухе. Да, в ней есть что-то очень привлекательное. Чувствуешь собственную значимость, хотя при этом и остаешься круглым дураком, потому что абсолютно ничего не понимаешь в происходящем.
Я встал, стряхнул с себя налипшие травинки, щепки и шелуху подсолнечника. Надо слегка отвлечься, я, кажется, зациклился на своих дурацких мыслях.
– Пошли купаться. – Я предложил Кэтрин руку и рывком помог ей встать.
– Будешь спасать меня, Сержи, ведь я плохо плаваю. – Смеясь, Кэтрин побежала к воде.
Да, фигурка у нее была такая, что все мужчины на пляже враз повернули головы, как псы по команде инструктора по собаководству. Мы были уже в воде, когда последняя из беспокоивших меня мыслей всплыла в голове, требуя объяснения. Я нырнул, проплыл под водой метров пять, увидел смутные очертания белого тела в ярком купальнике, обхватил его, вынырнул, отфыркиваясь, как водяной, и, борясь с противной водой, заливавшей мне рот, на одном дыхании выдохнул:
– Скажи, Кэтрин, в этом как-то замешаны братья Палей?
Кэтрин взвизгнула, вырвалась из моих объятий и брызнула мутной речной водой. И, ничего не сказав, поплыла по-собачьи к берегу, яростно шлёпая по воде руками.
Подозрительная гибель Савоськина не давала мне покоя еще несколько дней. Каким боком подходил погибший Эдик к делу о похищении кассеты? Неужели он что-то знал и поэтому его убрали? Что же такое он мог знать? Эти вопросы я задавал себе, бесконечно ворочаясь по ночам, как жаркое на вертеле, вместо того чтобы спать младенчески невинным сном.
Постепенно мне удалось убедить себя, что, как всегда, я все преувеличиваю, сваливая подозрительные факты в одну кучу. Может быть, Савоськин тут и ни при чем вовсе, и кассеты он никакой не знал, а убрали его по каким-то своим делам, может быть, наказали за строптивость. И гибель его не имеет ни малейшей связи ни с пожаром в загородном доме, ни с убийством Абалкина, просто она совпала с ними по времени, связалась в один нераспутываемый узел – а я ломаю голову почем зря. А на самом деле наверняка все гораздо примитивнее. Ведь частенько мы ищем сложное решение, тогда как все гениальное просто…
Я позвонил Славе Гофману. Он по роду своей продуктовой деятельности часто виделся с Ломакиным и мог сообщить сведения о его тачке. Действительно, Коля ездил на новой «ауди» темно-синего цвета. Действительно, недавно у него была вишневая «семёрка», но он помял крыло и загнал ее Савоськину.
– Да и вообще, машина эта оказалась неудачной, – вздохнул Слава Маленький.
– Что значит «неудачной»?
– Ломалась она у Кольки часто, крыло он потер, потом и Эдик вот на ней разбился… Да и угоняли ее как-то…
– Угоняли?
– Да, прямо из двора увели… Буквально на минуту Колька поднялся домой, выглянул в окно – и увидел, как его тачка от него уезжает.
– А потом? Как он ее отыскал? Милиция нашла?
– Ха, милиция! – Слава пренебрежительно хмыкнул. – Покатались на ней и бросили недалеко от дома. Пацаны, наверное, развлекались…
– И давно это было?
– Да на майские праздники, наверное. Ну, Колян после этого и решил ее загнать по дешевке. И точно, машина неудачная оказалась, чертом меченная…
Последние слова Славки меня разозлили. Что за ерунда, да что они все как сговорились, о несчастье поют. Не верю я в несчастные случаи! Ну не верю! Итак, здесь было над чем задуматься. Ломакин продал машину Эдику. Неужели он сбыл ее с рук с уже испорченным рулевым управлением? С его стороны это было рискованно, ведь Эдик профессионал, мог легко заметить неисправность! Да и зачем Ломакину делать такую подлянку другу? Не по приказу ли всемогущих близнецов? Кроме того, Савоськин мог и не взять машину. Впрочем, если бы он отказался покупать «семерку», они могли испортить другую, хотя бы ту старую «копейку», на которой он тогда ездил. Например, угнали бы и через дня два подбросили, как и рассказывал Славка. Наверняка с «семеркой» они так и сделали. Спокойно, без помех покопались, а потом подогнали машину к дому: мол, забирайте. Какой хозяин не будет рад найти свой обожаемый автомобиль!
Стоп! Они могли проделать всё это и не ставя Ломакина в известность, только зная, что тот собирается сбыть машину с рук. Таким образом, выходит, прямое подозрение в гибели Эдика, если вопрос о его убийстве когда-нибудь поднимет милиция, падает на Кольку! Ведь как будут рассуждать менты, если фокус с рулевым управлением раскроется: Ломакин подпилил сошку и продал машину другу, соблазнив приятеля очень низкой – по знакомству! – ценой. И то, что Эдик проездил на этой тачке порядочно, прежде чем попасть в аварию, значило только, что покушавшийся старательно отводил подозрения от себя, отсрочив время «Ч», – естественно, чтобы труднее было обвинить его в покушении.