Цинни Видья предстояло участвовать в завершающем событии Олимпийских игр – женском марафоне.
Репортеры знали, что Цинни немая, так что никто не лез к ней с вопросами. Они просто переговаривались вполголоса, как будто обсуждали зверька, которого никогда раньше не видели. Худенькая чернокожая девушка из Западной Азии смотрела испуганными распахнутыми глазами на всех этих равнодушных людей и поблескивающие линзы объективов, дрожа всем телом, как лань, загнанная в тупик сворой гончих. К счастью, Клэр вытащил ее из этой толпы и усадил в машину, направлявшуюся на арену стадиона.
Через несколько минут они оказались в гигантской чаше, где вечером должна была состояться церемония закрытия Олимпийских игр. Сейчас здесь предстояло стартовать, а потом завершиться марафонскому забегу. Как только Цинни и глава делегации вышли из машины, их окружила новая толпа репортеров. Цинни совсем перепугалась и прижалась к Клэру. Тот с немалыми усилиями вывел ее из кольца беснующихся представителей СМИ и привел в раздевалку, надежно защищенную от шума и треволнений, от которых она чуть не падала с ног.
Клэр налил воду в стакан и подал Цинни, которая начала приходить в себя. Вытянув другую руку со сжатым кулаком, он раскрыл ее ладонью вверх. Цинни увидела белую таблетку, несколько секунд смотрела на нее, а потом подняла взгляд на Клэра и отрицательно покачала головой.
– Бери! – непререкаемым тоном велел Клэр и добавил уже мягче: – Не бойся. Поверь, это пригодится.
Цинни еще постояла в задумчивости, но все же взяла таблетку и сунула в рот. Она оказалась кислой до горечи, и пришлось поскорее запить ее. Через несколько секунд дверь тихонько отворилась. Клэр резко обернулся, чтобы посмотреть, кто осмелился зайти в помещение, куда строго запрещено появляться любым посторонним, и настолько оторопел от изумления, что не сразу поверил собственным глазам.
Это был генерал Уэст, тот самый, который зажег олимпийский огонь на церемонии открытия. Командир полумиллионной армии, готовой нанести удар по Республике Западной Азии. Сейчас он был не в форме, а в черном гражданском костюме и держал в руках картонную коробку.
– Выйдите, пожалуйста, – потребовал Клэр, окинув генерала негодующим взглядом.
– Мне необходимо поговорить с Цинни.
– Она не может говорить и к тому же не понимает английского языка.
– В таком случае вы переведете мои слова. Благодарю, – генерал слегка поклонился Клэру. В его голосе звучала интонация, свойственная большим командирам, которая не позволяет отказаться от их просьб, больше похожим на приказы, даже людям никоим образом не подчиненным ему.
– Повторяю, выйдите, пожалуйста! – повысил голос Клэр и повернулся к нему лицом, загородив собой Цинни.
Генерал ничего не ответил на это. Он сильной рукой легко отодвинул Клэра, опустился на колено перед Цинни, поставил коробку на пол и снял кроссовку с ее ноги.
– Что вы делаете? – воскликнул Клэр.
Генерал выпрямился и сунул кроссовку ему под нос.
– Тренер, – презрительно выговорил он. – Вы ведь купили это в пекинском спортивном магазине, да? А теперь подумайте, каково будет бежать марафон в новой обуви, да еще и не лучшего качества и не подогнанной по ноге! Она и полдистанции не пробежит, как собьет ноги до кровавых мозолей. – Он снова наклонился, снял с Цинни вторую кроссовку и небрежно швырнул обе в угол. Потом открыл коробку, достал оттуда пару снежно-белых беговых туфель и вручил их Цинни. – Возьми, детка, это лично от меня. Сделаны по твоей мерке в мастерской «Найк». Там делают лучшую в мире беговую обувь.
Тут Клэр вспомнил, как три дня назад два человека, представившись экспертами от фирмы «Найк», заходили к Цинни в ее комнату в Олимпийской деревне и обследовали ее ноги с помощью трехмерного сканера. Он с первого взгляда понял, что это и впрямь беговые туфли наивысшего класса; пара таких, сделанных по индивидуальной мерке, стоила бы в США никак не меньше десяти тысяч долларов.
Генерал снова встал на колени и принялся надевать туфли на ноги Цинни.
– Марафон – увлекательное состязание. Мне тоже нравится. Знаете, когда-то, еще молодым лейтенантом, я победил в легкоатлетическом чемпионате военно-морских сил. Правда, не в марафоне. Я выступал в триатлоне «железный человек» – плавание на две с половиной мили, сто двенадцать миль на велосипеде по шоссе и марафонский забег. – Он закончил шнуровать туфли и улыбнулся Цинни, давая понять, что ей следует попробовать новую обувь. Та послушно сделала несколько шагов. Туфли оказались легкими, мягкими и чрезвычайно гибкими. Они сидели на ноге так, словно были частью тела.
Генерал поднялся и повернулся к выходу. Клэр проводил его до двери.
– Спасибо.
Генерал остановился, но не повернулся.
– По правде говоря, я с самого начала думал, что чуда следует ждать от Цинни, а не от Салиха.
– Я вас не понимаю, – ответил Клэр. – Да, Цинни лучшая в Западной Азии. Но в мировом рейтинге она не входит даже в двадцатку. Она не конкурентка для Эммы.
Генерал открыл дверь и, уже выходя, сказал:
– Меня пугает ее взгляд.
СМИ уже назвали XXIX Олимпийские игры безмолвной Олимпиадой. Выйдя на арену, где не было ни души во время церемонии открытия, Цинни увидела, что сейчас она полна людей. Все сто тысяч мест были заполнены, но на стадионе стояла гробовая тишина. Нет молчания тяжелее, чем молчание стотысячной толпы. Цинни было очень тяжело в этой обстановке, а после эффектного появления Эммы она совсем упала духом.
Ни у кого в мире не оставалось сомнений в полном разгроме Республики Западной Азии в этом спортивном состязании, имитирующем войну. Выходка Салиха окончательно сломила спортсменов. Команда разделилась на группировки – точно так же, как вскоре предстояло разделиться стране. Кое-кто из чиновников делегации, у кого имелись деньги и связи, уже скрылся в неизвестном направлении, спортсмены, которым было совершенно некуда идти, закрылись в отведенных им комнатах Олимпийской деревни, готовые принять любой, даже наихудший оборот событий. Ни у кого из них не хватило решимости пойти смотреть заключительный вид программы или участвовать в церемонии закрытия. Рядом с Цинни к старту шел один только Клэр. Взглядам сотни тысяч пар глаз она предстала крошечной и одинокой, как заброшенный на колоссальную арену сухой листик, который может унести прочь любой порыв ветерка.
Совсем не так обстояло дело с ее соперницей Эммой Фрэнсис, которую восторженными криками провожала на старт вся делегация. Ее тренерская группа состояла из пяти человек, среди которых был всемирно известный специалист по спортивной медицине, а отдельная медицинская группа состояла из шести врачей и экспертов по питанию. Одеждой и обувью звезды занимались три специально назначенных человека. Эмма была почти богиней. Еще в 1980-х годах никто не сомневался в том, что она будет бить рекорды. Из всех видов спорта женщины способны превзойти мужчин только в стрельбе из лука, шахматах и марафонском беге, результаты которых не зависят напрямую от физической силы. Давние предсказания блистательной будущности для Эммы сбылись три года назад на Чикагском международном марафоне, где она установила новый мировой рекорд. Тогда некоторые из спортивных комментаторов с кислыми минами совершенно серьезно утверждали, что женщины в этом виде спорта имели преимущество перед мужчинами, поскольку во время их забега встречный ветер был слабее, и, дескать, если бы Скотт, чемпион того года среди мужчин, бежал одновременно с женщинами, он наверняка обогнал бы Эмму. Этот миф, сочиненный для утешения мужского самолюбия, был развеян на Олимпийских играх 2004 года в Афинах, где мужчины и женщины соревновались вместе, – Эмма опередила Скотта более чем на пятьсот метров. Кроме того, она впервые в истории пробежала марафон быстрее двух часов[25], что сделало ее звездой века и принесло почетное прозвище Легконогая лань.
Для Цинни эта молодая чернокожая женщина всегда значила едва ли не больше, чем солнце. Из своего жалкого имущества Цинни больше всего дорожила старым потрепанным альбомом, куда вложила более сотни фотографий Эммы, вырезанных из старых газет и журналов. Рядом со своими верхними нарами в лагере беженцев она прилепила к стене большую цветную фотографию Эммы из календаря. Цинни видела этот календарь на прилавке в конце года, но купить, конечно, не смогла – денег не было. К счастью, она заметила, как вожделенный календарь купил какой-то прохожий и пошла за ним. Он оказался хозяином магазина и повесил новый календарь рядом с кассой. Фотография Эммы находилась на странице за март. Цинни, преодолевая нетерпение, ждала три месяца и регулярно бегала в магазин. Если ей случалось улучить минутку, когда никого не было, она приподнимала страницы и любовалась портретом Эммы. В первый день апреля, когда хозяин оторвал и выбросил эту страницу, Цинни наконец-то завладела ею. Это был самый счастливый день ее жизни. Теперь, стоя на стартовой линии, Цинни украдкой разглядывала своего кумира, находившегося всего в нескольких шагах от нее. В этот момент Цинни не видела ни арену, ни толпу – одну только Эмму. У Цинни появилось ощущение, будто ту окружает некая аура, и внутри ее Эмма дышала другим воздухом, купалась в другом, потустороннем солнечном свете. Ее тела не могла коснуться ни одна пылинка из обыденного мира.
К действительности ее вернул Клэр, легонько прикоснувшийся к плечу.
– Не бойся, – полушепотом сказал он. – Она вовсе не настолько уверена в себе, как кажется. Я внимательно следил за ней и могу точно сказать: ей страшно.
Цинни посмотрела на него широко раскрывшимися глазами. Клэр понял значение этого взгляда.
– Да, она состязалась с сильнейшими бегунами-мужчинами и побеждала их, но что из того? Тогда для нее главным соперником было время, а сейчас будет такой забег, который она просто не имеет права проиграть. – Он искоса взглянул на Эмму и продолжил, еще сильнее понизив голос: – Она наверняка захочет повести забег. На старте возьмет максимальный темп и попытается оторваться от тебя на первых десяти-двенадцати километрах. А ты просто зацепись и держись за ней. Пусть она устанет лидировать. Помни: первые двенадцать километров ты просто тянешься за ней. Так ты выиграешь у нее первую тактическую схватку!