Добравшись туда, Лю Синь увидел, что трава пожухла и полегла на землю, но не засохла, а как будто сварилась. Он упал на колени и прижал руки к земле – почва была ощутимо теплой. А посреди круга в свете восходящего солнца он увидел вьющуюся струйку пара…
Сразу же начали экстренно бурить множество скважин, запустили в них больше тысячи «земляных крыс», и в конце концов Лю Синю пришлось признать ужасный факт: огонь перекинулся на главную залежь. Масштабы пожара на данный момент были неизвестны, поскольку максимальная скорость «крыс» под землей составляла около десяти метров в час. Однако очаг возгорания находился намного глубже экспериментального пласта, и тот факт, что его тепло дошло до поверхности земли, означал, что он действует довольно долго. То есть пожар, скорее всего, большой.
Странным было то, что экспериментальный пласт и большую залежь действительно разделяла тысяча метров земли и камня и эта преграда оставалась целой и невредимой – пожар разгорелся по другую сторону километрового природного брандмауэра, и кто-то даже высказал предположение, что этот огонь возник независимо от эксперимента. Но это был столь явный самообман, что даже автор идеи не поверил в нее. Ну а поспешные исследования помогли той же ночью установить истину.
От экспериментального пласта отходило восемь тоненьких – с полметра в узких местах – ленточек угля. Такие прослойки и впрямь очень трудно обнаружить. Пять из них обрубила противопожарная стена, но остальные три уходили вглубь и прошли под ее нижним краем. Две благополучно завершились в толще породы, а вот последняя протянулась на весь километр и соединилась с главной залежью. Все эти нитки представляли собой заполненные углем разломы в земле и имели многочисленные выходы на поверхность, через которые поступало вполне достаточно кислорода для горения. И ничтожная ниточка, связавшая экспериментальный пласт и залежь, сработала как бикфордов шнур.
Ни одна из этих прожилок не была отмечена в документах, которые представил Ли Миньшэн, да и вообще угольная геология практически не упоминала такие длинные и узкие ленты. Мать-природа сыграла одну из столь любимых ею жестоких шуток.
– Мне некуда было деваться. У моей дочки уремия, и ей необходим постоянный гемодиализ. Этот проект обещал позарез необходимый мне заработок, и поэтому я не стал достаточно настойчиво возражать против твоих намерений… – Ли Миньшэн был бледен и упорно не смотрел Лю Синю в глаза.
Через сутки, так же рано утром, они стояли втроем на холме между двух подземных пожаров. Весь луг между холмом и шахтой был темно-зеленым, и на этом фоне выделялся бледно-желтым вчерашний круг пожухлой травы. Поднимавшийся от земли пар затуманивал вид недалекой шахты.
– Моя бригада из Синьцзяня с кучей снаряжения уже приземлилась в Тайюане и скоро будет здесь. Сюда спешат отряды со всей страны. Огонь, судя по всему, сильный и быстро распространяется.
Лю Синь долго молча смотрел на Айгула и в конце концов проговорил чуть слышно:
– Ты сможешь укротить его?
Айгул покачал головой.
– Тогда скажи хотя бы: надежда есть? Если запечатать всю вентиляцию или подать много воды и просто залить огонь…
Айгул снова покачал головой.
– Я занимаюсь этим всю жизнь, но подземный огонь все так же продолжает поджаривать мой город. Я уже говорил тебе, что по части подземного огня ты несведущ, как ребенок. Ты просто не знаешь, что это такое. Подземная глубина увертливее змеи, зловреднее призрака. И если она что-то решила, смертным не остановить ее. У нас под ногами невесть сколько высококачественного антрацита, который этот дьявол вожделел миллионы лет. Теперь ты освободил его и дал ему неограниченную силу и энергию. Этот пожар будет в сто раз страшнее, чем у меня в Синьцзяне!
Лю Синь схватил невысокого уйгура за плечи и встряхнул:
– Я тебя не о том спрашиваю! Скажи мне – есть надежда? Сколько у нас шансов? Умоляю!
– Ноль, – ответил Айгул и в очередной раз покачал головой: – Доктор Лю, в этой жизни тебе не удастся отмолить свои грехи.
Чрезвычайное совещание устроили в здании шахтоуправления. Участвовали в нем, естественно, и директор, и начальники всех пяти шахт, и ведущие инженеры, и группа перепуганных чиновников из города, включая мэра. Прежде всего утвердили штаб чрезвычайной ситуации. Его возглавил директор шахтоуправления, а в состав вошли, помимо прочих, Лю Синь и Ли Миньшэн.
– И инженер Ли, и я сделаем все, что в наших силах, но напомню, что мы с ним преступники, – сказал Лю Синь. Ли Миньшэн сидел неподвижно, понурив голову.
– У нас не суд, и времени на следствие нет, – ответил директор. – Надо действовать и не отвлекаться на раздумья. Знаешь, кто это сказал? Твой отец. Давным-давно, когда я был механиком в его бригаде, я пропустил мимо ушей его указание и, чтобы увеличить выработку, расширил полосу проходки. В результате в лаву хлынула вода, и мы, больше двадцати человек нас было, оказались заперты в тупике. Фонари погасли, а зажигалкой чиркнуть никто не решался, боясь, во-первых, что в воздухе уже накопился газ и, во-вторых, что так они очень быстро изведут оставшийся кислород, потому что вода полностью перекрыла изгиб штрека. И, естественно, вокруг полная темнота, такая, что ладоней перед лицом не видно. И тут твой отец мне и говорит, что помнит: над нами проходит другой штрек и промежуток между ними совсем не толстый. А потом я слышу, что он начал колотить обушком по потолку. Тогда для нас отбойные молотки еще были в новинку, мы работали, как в старину, кирками. Мы все сообразили, чем он занят, и тоже принялись вслепую долбить потолок. Кислорода в воздухе быстро убавлялось, у нас головы начали кружиться, грудь перехватывать. И конечно же, тяжело было от темноты, полной темноты, какой никто из живущих на-гора даже представить не может, и нарушали ее только искры из-под клювов обушков. Было мучительно заставлять себя просто жить дальше, но твой отец вынуждал меня держаться. Он раз за разом повторял: «Надо действовать и не отвлекаться на раздумья». Не знаю, сколько времени мы долбили, но я уже почувствовал, что вот-вот потеряю сознание от нехватки кислорода, и тут кусок потолка рухнул, и мы чуть не ослепли от света взрывобезопасных ламп из дыры… Потом твой отец признался, что понятия не имел, какова толщина потолка над нами, но в той ситуации нам оставалось только одно: действовать и не думать, что да как. Чем больше времени проходило, тем крепче слова твоего отца врезались мне в память, и вот теперь я передаю их тебе.
Специалисты, срочно собранные со всей страны, набросали план борьбы с огнем. Рассматривалось всего три варианта. Первый – перекрыть поступление кислорода под землю. Второй – закачивать под землю цемент, чтобы отрезать дорогу пламени. Третий – заливать огонь водой. Собственно, все три способа предполагалось применять совместно и одновременно, хотя неэффективность первого давно уже была доказана практикой. Бесчисленные вентиляционные ходы, по которым к огню подходит воздух, трудно было выявлять, а закупоривать найденные – еще труднее. Второй метод эффективен только в тех случаях, когда огонь на небольшой глубине, и, увы, цементная стена строится куда медленнее, чем распространяется подземный огонь. Третий метод, пожалуй, вселял самую большую надежду на успех.
Информацию о положении дел беспощадно блокировали, и борьбу с огнем вели втихомолку. Срочно доставленные с нефтяного месторождения Жэньшо мощные буровые вышки на глазах изумленных жителей провезли через шахтерский город, на холмах выставили армейское оцепление, в небе почти непрерывно барражировали вертолеты… жители не знали, что творится на шахте, и всяческие домыслы распространялись быстрее пожара.
Буровые выстроились в ряд примерно на линии, до которой дошел подземный огонь, и как только скважины были проделаны, сотня насосов начала подавать воду в горячие, дымящиеся отверстия. Для этого отключили водоснабжение не только шахт, но и всего города, что, конечно же, способствовало росту беспокойства населения. Но первые результаты обнадеживали: на большом экране командного центра появились темные пятна, расползающиеся от скважин на краю красного огненного пятна; это значило, что температура резко упала. И если бы эти пятна соединились, появилась бы надежда все же остановить пожар.
Но надежда лишь поманила и исчезла. Начальник буровой группы отыскал Лю Синя у подножья одной из своих вышек.
– Доктор Лю, на двух третях намеченных точек бурить нельзя! – прокричал он сквозь рев буровых и насосов.
– Шутите? Нужно как можно быстрее закачивать воду в огонь.
– Нет. Давление в обводненных участках растет слишком быстро. Если добавить хоть немного еще, участок рванет.
– Что за чушь?! Это не нефтяное поле, и тут нет подземных полостей с газом под давлением. Что тут может рвануть?
– Вы ничего не понимаете! Я прекращаю бурение и отвожу технику.
Лю Синь в ярости схватил его за грудки:
– Нет! Приказываю продолжать бурения. Никакого взрыва не будет. Вы меня слышите? Не будет!
Но не успел он договорить, как со стороны ближней вышки раздался громкий треск, и, резко обернувшись, они успели увидеть, как взлетел, разваливаясь на две части, тяжеленный оголовок скважины и снизу ударил фонтан черной, с желтым отливом, жижи, поднявший над собой обломки бурового насоса. Немногочисленные наблюдавшие испуганно закричали. Между тем состав извергающегося фонтана быстро менялся, и жидкость светлела. Очень скоро она сделалась снежно-белой, и стало ясно, что подземный огонь превратил воду в сжатый пар. Лю Синь, как завороженный, смотрел на подхваченное фонтаном тело машиниста буровой, которое так и висело на вершине струи, медленно поворачиваясь в потоке. От еще троих инженеров, находившихся на платформе, не осталось и следа.
Дальнейшее оказалось еще страшнее. Голова белого дракона отделилась от земли и стала неторопливо подниматься в воздух, пока в конце концов белый пар не повис над вышкой, как беловолосый демон. Между демоном и дырой скважины не было ничего, кроме обломков вышки. Ничего, кроме ужасающего шипения. Некоторые молодые инженеры, решив, что опасность миновала, сделали несколько робких шагов вперед, но Лю Синь крепко схватил двоих за плечи и заорал: