Она представляла собой комнату средних размеров, выполненную целиком из композитного камня. На одном конце – скамья в глубокой стеновой нише. Перед скамьей – чересчур заурядный стол, за которым меня дожидалась Зоя с устройством, подозрительно напоминавшим пистолет.
– Я собираюсь вживить тебе в плечо датчик слежения, – сказала она.
– Доброе утро, Зоя. Я в порядке. Спасибо, что спросила. Тоже рад тебя видеть.
– Это микрокомпьютер. Он взаимодействует с твоим мобильным устройством, которое взаимодействует с машиной времени.
– Ладно, – сказал я, отставив любезности. – Значит, датчик слежения посылает информацию на мое устройство?
– Помнишь, я подарила тебе кота? – спросила она.
– Еще бы, Марвина! Пока мы здесь говорим, он спит дома.
– Мы отправили агента в другой век, – продолжала Зоя, – но она влюбилась и не захотела возвращаться, поэтому вытащила датчик и скормила коту, а когда мы попытались принудительно ее вернуть, то вместо нее в камере отправки появился кот.
– Подожди, – сказал я, – то есть мой кот из другого века?
– Твой кот родом из 1985 года, – ответила она.
– Что! – воскликнул я, лишившись дара речи.
Она взяла меня за руку. Когда в последний раз мы прикасались друг к другу? И я заметил ее хмурую сосредоточенность, когда она вводила мне в левое плечо серебристую капсулу. Было гораздо больнее, чем я ожидал. Она включила изображение над столом и уставилась на плавающий в воздухе экран.
– Почему ты мне не сказала? – вопрошал я. – Ты должна была сказать, что мой кот пришелец из прошлого.
– Откровенно говоря, Гаспери, какая тебе разница. Кот есть кот.
– Ты никогда не жаловала домашних питомцев.
Она сжала губы в ниточку, не глядя на меня.
– Ты должна радоваться за меня, – сказал я, пока она налаживала экран. – Это единственное, чем мне хотелось заниматься, и я этим занимаюсь.
– O, Гаспери, – произнесла она бесстрастно. – Мой бедный агнец. Устройство?
– Держи.
Она взяла мое устройство, приблизила к изображению и вернула мне.
– Все, – сказала она. – Твое первое место назначения запрограммировано. Садись в машину.
Запись беседы:
ГАСПЕРИ РОБЕРТС: Итак, включено. Благодарю вас за то, что уделили время для беседы.
АЛАН САМИ: Не за что. Спасибо за обед.
ГР: Просто в интересах записи: вы скрипач.
АС: Да. Я играю в воздушном терминале.
ГР: За мелкую монету?
АС: Ради удовольствия. Я не нуждаюсь в этих деньгах, если уж начистоту.
ГР: Но собираете мелочь в шляпу у ваших ног…
АС: Ну, прохожие бросали мне мелочь, я и решил подложить перевернутую шляпу, чтобы деньги не разлетались.
ГР: Можно спросить, зачем вы этим занимаетесь, если не нуждаетесь в деньгах?
АС: Потому что мне это нравится, сынок. Я люблю играть на скрипке и смотреть на людей.
ГР: Пожалуйста, прослушайте коротенькую запись, если не возражаете.
АС: Музыку?
ГР: Музыку с посторонними шумами. Я ее прокручу, а затем попрошу рассказать все, что вам о ней известно. Согласны?
АС: Конечно. Включайте.
[. .]
ГР: Это вы играете. Правильно?
АС: Да, я в воздушном терминале. Правда, запись плохого качества.
ГР: Откуда у вас такая уверенность, что это вы?
АС: Откуда у меня… вы серьезно? Ну, сынок, да ведь я знаю эту мелодию и слышал шум воздушного судна, этот свист в самом конце.
ГР: Давайте еще немного поговорим о мелодии. Можете рассказать об отрывке, который вы играли?
АС: Моя колыбельная. Я сочинил ее, но оставил без названия. Я сочинил ее для жены, своей покойной жены.
ГР: Вашей покойной… Соболезную.
АС: Благодарю.
ГР: Существует ли… вы когда-нибудь записывали свое исполнение этой мелодии или делали нотную запись?
АС: Ни то ни другое. А что?
ГР: Ну, как я говорил, я ассистент историка музыки. Мне поручили исследовать сходства и различия мелодий, исполненных в воздушных терминалах в разных уголках Земли.
АС: Из какого вы учреждения, напомните еще раз?
ГР: Университет Британской Колумбии.
АС: Вот откуда ваш акцент?
ГР: Мой акцент?
АС: Только что послышался. У меня острый слух на акценты.
ГР: O, я из Колонии‑2.
АС: Любопытно. Моя жена была из Колонии‑1, но я бы не сказал, что ее акцент был похож на ваш. Давно ли вы этим занимаетесь?
ГР: Помощью в расследованиях? Несколько лет.
АС: Этому обучают на курсах? Как попадают на такую работу?
ГР: Справедливый вопрос. Откровенно говоря, я растрачивал время впустую. Я работал в гостиничной службе безопасности. Вполне прилично. Я простаивал в вестибюле, глазея на постояльцев. Но потом, гм, я увидел новые возможности. Нашлось нечто, что увлекло меня, как ничто и никогда раньше. Пять лет ушло на переподготовку, изучение лингвистики, психологии, истории.
АС: Насчет истории понятно, но зачем психология и лингвистика?
ГР: Ну, лингвистика нужна, потому что в разных исторических отрезках люди говорят по-разному, и если речь о старинной музыке с речевой составляющей – тоже не помешает.
АС: Логично. А психология?
ГР: Для собственного развития. Психология здесь ни при чем. Совсем. Даже не знаю, зачем я о ней упомянул.
АС: По-моему, дама слишком много обещает [7].
ГР: Минуточку, вы только что назвали меня дамой?
АС: Это из Шекспира, сынок. Ты в школу-то ходил?
– Нечего сказать, – процедила Зоя, прослушивая запись, – тот еще спец.
Ефрем, сидевший с нами в ее кабинете, подавил улыбку.
– Знаю, – сказал я. – Извини.
– Нет, мы, – возразила сестра, – действительно не включили Шекспира в программу твоей подготовки.
– Зоя, – сказал я, – Ефрем, что может случиться, теоретически, если я провалюсь?
– А ты не проваливайся. – Ефрем взглянул на свое устройство. – Простите меня, – сказал он. – У меня встреча с начальством, увидимся у меня в кабинете через час. – Он оставил меня наедине с сестрой.
– Какое впечатление произвел скрипач? – спросила Зоя.
– Ему за восемьдесят, – ответил я, – может, даже за девяносто. Речь замедленная, певучий акцент. Он что-то сделал с цветом своих глаз, изменил, что ли? У него глаза странного пурпурного оттенка. Фиолетовые, думаю.
– Наверное, пользовался популярностью в молодости.
Она заглянула в запись беседы, что-то перечитывая. Я встал и подошел к окну. Настала ночь, и купол стал прозрачным. На горизонте всходила зелено-голубая Земля.
– Зоя, – сказал я, – можно тебя спросить?
– Конечно.
Я повернулся к ней, и она оторвалась от записей.
– Ты помнишь Талию Андерсон из Града Ночи? – спросил я.
– Нет. Нет, вряд ли.
– Она училась со мной в одном классе в начальной школе. Ее семья жила в доме Оливии Ллевеллин, а потом я встретил ее, когда она нанимала меня на работу в службу безопасности гостиницы.
– Постой-ка, – сказала Зоя, – мы говорим про НаТалию Андерсон из гостиницы «Гранд Луна»?
– Да.
Зоя кивнула.
– Она была в списке людей, с которыми мы беседовали, когда тебе давали допуск.
– Как ты можешь помнить имя из списка спустя пять лет?
– Не знаю, – ответила она. – Просто помню и все.
– Мне бы твои мозги. Ладно. Она предупреждала меня, чтобы я держался подальше от Института, откровенно говоря.
– И я тоже, – заметила Зоя.
– Кажется, ее родители здесь работали, – сказал я, не обращая внимания на ее слова. – Давно. Сказала, что ее отец был не сдержан.
Зоя пристально посмотрела на меня.
– Что она тебе говорила?
– Сказала, что присутствие путешественника уже само по себе искажение…
– Именно так и сказала?
– Да, кажется. А что?
– Это из секретного учебного пособия, которое вывели из обращения десять лет назад. Интересно, кому еще она это рассказывает? Что еще она говорила?
– Сказала, что когда я стану не нужен Институту, меня вышвырнут.
Зоя отвела взгляд.
– Здесь не самое простое место для работы, – сказала она. – Текучесть кадров зашкаливает. Ты же помнишь, я пыталась тебя отговорить.
– Ты опасалась, что меня вышвырнут?
Ее молчание так затянулось, что я уже думал, она не собирается отвечать. Когда она заговорила, то старалась не смотреть на меня, и в ее голосе слышались нотки напряженности.
– Я была близка кое с кем, давным-давно, с путешественницей во времени, которая занималась расследованиями. Она проштрафилась.
– Что с ней сделали?
Ее рука потянулась к цепочке на шее, которую она никогда не снимала – простенькой золотой цепочке, которую я никогда не замечал раньше. Но судя по тому, как Зоя к ней прикоснулась, я догадался, что она досталась Зое от пропавшей путешественницы.
– Вот что ты должен уразуметь, – сказала она. – Не обязательно быть злоумышленником, чтобы преднамеренно изменить ход времени. Достаточно поддаться минутной слабости. Буквально минутной. Под слабостью я понимаю человечность.
– А если преднамеренно изменить ход времени…
– Не нужно особых усилий, чтобы умышленно потерять кого-то во времени. Например, можно сфабриковать уголовное дело, а в менее тяжких случаях – сослать куда-нибудь без возврата.
– Разве дело, сфабрикованное против путешественника, не спровоцирует последствий для хода времени?
– Департамент исследований составляет списки преступлений, – ответила Зоя, – тщательно отобранных, тщательно проверенных во избежание серьезного резонанса.
(«Бюрократия существует ради самозащиты», – сказала Талия, глядя на тот берег реки.)
Зоя прокашлялась.
– Завтра у тебя ответственный день, – сказала она. – Напомни, куда ты отправляешься в первую очередь?
– В 1912 год, – ответил я, – поговорить с Эдвином Сент-Эндрю. Под видом священника, может, удастся разговорить его в церкви.
– Так. А потом?
– Потом – в январь 2020 года, – сказал я, – поговорить с видеохудожником Полом Джеймсом Смитом и выведать про странный видеофильм.