Солнце только начинает садиться, загораются огни торгового комплекса. Это одно из тех роскошных мест с дорогими магазинами, куда обычные люди не заходят, и ресторанами с непомерно высокими ценами, где даже не хочется есть. Зато фонтан здесь потрясающий. Расположенный посреди всей этой вычурности, он являет собой еще более великолепное зрелище. Каждые несколько минут форма струй меняется, а вместе с ними и цвет подсвечивающих их снизу огней. Сквозь фонтан пролегает дорожка, образующая мостик, над которым струи изгибаются дугой, так что можно пройти под ними, не намокнув. Это настоящее волшебство, и я чувствую себя маленькой девочкой. Жаль, у меня с собой нет маминого фотоаппарата.
Мы с Джошем доходим до середины моста, где он останавливается и, чертыхаясь себе под нос, ставит ведерко с монетами у ног. Фонтан скрывает нас от чужих глаз, да и вряд ли кто-то из одноклассников окажется здесь. Но я все равно опасаюсь, что меня могут увидеть и, что проблематично, услышать прилюдно. Это одна из причин, почему я никуда не хожу, хотя и не единственная.
– Ну давай, – говорит он.
– Что?
– Загадывай желания. Торт дает тебе всего одно, да и то если задуешь все свечи, а это фигово, потому что в день рождения не должно быть ограничений в желаниях. Монеты – беспроигрышный вариант, с ними можно загадывать их сколько угодно.
Я перевожу взгляд на ведерко.
– Сомневаюсь, что смогу придумать так много желаний. – На самом деле я хочу только одного.
– Конечно сможешь. Это легко. Смотри. – Он наклоняется, левой рукой набирает горсть монет, правой берет одну из них. На секунду задумывается, а потом швыряет монетку в фонтан. – Видишь? Даже не нужно прицеливаться. – Джош оборачивается и выжидательно смотрит на меня. – Держи.
Я улавливаю исходящий от него запах опилок, когда он берет мою левую ладонь и высыпает в нее горстку монет. Моя рука слегка дергается, мгновение он удерживает ее в своей, после чего отпускает.
– Твоя очередь.
Я смотрю на монеты, потом на фонтан, размышляя о том, существует ли вообще волшебство и чудеса. Джош наблюдает за мной, пока я загадываю то же желание, что и всегда. Несмотря на то что оно никогда не исполнится, я все равно его загадываю, а значит, еще не окончательно потеряла надежду. Швыряю монетку, смотрю, как она летит в воздухе и падает в воду, розовые огни которой окрашиваются в фиолетовый.
– Что загадала?
– Не скажу! – возмущаюсь я.
– Почему?
– Потому что оно не исполнится. – Неужели подобные вещи нужно объяснять? Так происходит со всеми желаниями.
– Все это ерунда.
– Существует такое правило, – настаиваю я.
– Оно касается только именинных пирогов и падающих звезд, но не брошенных в фонтан монеток.
– Кто это сказал? – спрашиваю я тоном первоклашки.
– Моя мама.
Я мгновенно замолкаю. Смотрю куда угодно: на монеты, фонтан, – только не на него, потому что боюсь отпугнуть. Надеюсь, Джош что-нибудь скажет. А потом, когда он говорит, жалею об этом.
– С другой стороны, сомневаюсь, что многие ее желания все-таки сбылись, так что, возможно, она сама не понимала, о чем говорит.
Всего на миг я вижу перед собой восьмилетнего мальчика, прильнувшего к экрану телевизора, ждущего, когда мама вернется домой.
– Может быть, она просто загадывала не те желания, – тихо произношу я.
– Может.
– Ты говоришь о маме чаще, чем об отце.
– Папа дольше пробыл со мной. Его я помню. Помню, каким он был. А вот маму почти позабыл, потому и стараюсь думать о ней чаще. Иначе, боюсь, однажды проснусь и совсем ее не вспомню. – Он бросает еще одну монетку в фонтан. Я наблюдаю, как она тонет в воде. – Если спросить меня о сестре, то на ум мне приходит всего одно слово – приставучая. Помню, что она постоянно ко мне приставала – на этом все. Не будь у меня фотографий, я бы даже не смог описать, как она выглядела. – Джош смотрит на меня. – Твоя очередь.
Непонятно, что он имеет в виду: желание или признание, – но я выбираю монетку. Желание не загадываю, просто бросаю ее в воду.
– Мне очень жаль. – Три самых простых и пустых слова, но я их произношу.
– Жаль, что я не помню маму или что ты спросила?
– И то и другое. Но особенно, что спросила.
– Об этом меня никто никогда не спрашивает. Как будто тем самым они оказывают мне услугу. Словно, если на эту тему не говорят, значит, я не думаю об этом. А я ни на минуту не прекращаю думать. Если я не говорю, это не значит, что я забыл. Я не говорю об этом потому, что никто не спрашивает. – Он замолкает и снова смотрит на меня. Не знаю, должна ли я что-то сказать. Но мне не хочется, поскольку боюсь, что, заговорив, расскажу ему все. Джош отворачивается к фонтану, так что глаз его мне не видно, но продолжает, как мне кажется, по-прежнему наблюдать за мной. – Знаешь, я бы спросил у тебя. Если бы ты позволила. Спрашивал бы тысячу раз, пока ты не рассказала. Но ты же не разрешишь.
К вечеру нам снова удается развеселиться. На желания мы уже истратили большую часть монет. В какой-то момент мимо нас проходит мама с двумя дочками. Джош останавливает их, выдает каждой девочке по горсти монет и просит помочь нам с желаниями, потому что у нас иссякли все идеи. Девочки подходят к просьбе со всей серьезностью, словно каждое желание настолько дорого им, что его нельзя растрачивать попусту. Они зажмуривают глазки и полностью сосредоточиваются, стараясь выполнять все движения правильно. Я загадываю, чтобы все их желания исполнились.
К концу ведерка мы уже начинаем придумывать масштабные желания, расходуя на них целые горсти монет. Одно из таких желаний заканчивается тем, что у меня расстегивается браслет и улетает в фонтан вместе с монетами. Джош закатывает штанины своих джинсов и снимает ботинки. Я избавляюсь лишь от туфель, поскольку на мне все та же короткая «школьная» юбка. Прежде чем залезть в воду, мы оглядываемся по сторонам, проверяя, нет ли поблизости охранников. К счастью, в фонтане мелко, потому что вода ужасно холодная, и мои ноги леденеют в ту же секунду, как я захожу.
– Куда он улетел? – спрашивает Джош. Я показываю ему в ту сторону, куда бросила монеты. Вряд ли браслет мог упасть далеко. Мы движемся в том направлении, однако под ногами невозможно ничего разглядеть: все дно фонтана устилают монеты. Половина из них, скорее всего, принадлежит нам. Ковер из серебра, меди и разноцветных огней. Всякий раз, завидев нечто похожее на браслет, я нагибаюсь к воде и сую в нее руку. В один из таких моментов Джош толкает меня в ногу, отчего я теряю равновесие и лицом вниз плюхаюсь в ледяную воду. Во все стороны летят брызги, Джош разражается громким смехом, я в ответ награждаю его убийственным взглядом. Уже собираюсь схватить его и потянуть за собой, но мне даже не приходится утруждаться, потому что он, пытаясь увернуться от моей руки, отскакивает чересчур быстро и тоже падает.
– Это судьба, Беннетт!
Ему удается вымокнуть не полностью: только джинсы и половина рубашки, голова остается над водой. В отличие от меня, которая сейчас похожа на мокрую крысу. Взглянув на мое лицо, он снова начинает хохотать, я наконец сдаюсь и тоже захожусь смехом.
– Больше не зови меня по фамилии. Я это ненавижу, – говорит он, ставя меня на ноги.
– Меня меньше всего сейчас волнует, что ты ненавидишь, – отвечаю я, стараясь голосом источать яд, но это совсем непросто, когда приходится бороться с начальной стадией гипотермии. Чувствую себя одним из тех чокнутых «моржей», что каждый год ныряют в ледяную воду океана, и мысленно включаю это в список тех вещей, которыми никогда не буду заниматься.
– Фиг с ним, с браслетом. Он того не стоит, – говорю я, выбираясь из воды. Джош не спорит и вылезает следом за мной.
Оставшуюся часть монет мы делим между маленькими девочками под недовольным взором со стороны их матери, которая на сегодня явно сыта по горло всеми этими желаниями. А может, дело в том, что мы все мокрые только что вылезли из фонтана. Я беру пустое ведерко и, размахивая им, направляюсь вместе с Джошем к парковке. Фонтан, мой браслет, уйма мелочи и две хихикающие девчушки остаются позади. Джош тянется ко мне, намереваясь забрать ведерко. Ловит мою руку, левой высвобождает ручку из моих пальцев, а правой держит мою раскрытую ладонь. Его рука не теплее моей, но ощущение все равно приятное. Я жду, что Джош выпустит мою ладонь, но он продолжает ее удерживать.
Мы подходим к его грузовику. Он швыряет ведерко в кабину, куда-то назад, поворачивается ко мне и обхватывает мое лицо ладонями, как тогда на крыльце у Лейтонов.
– Опять эта черная фигня, – говорит он. Уголок его губ дергается в улыбке, когда он большими пальцами вытирает разводы на моем лице. Потом отстраняется и открывает мне дверцу машины. – С днем рождения, Солнышко.
– Я загадала, чтобы моя рука вновь стала здоровой, – сообщаю я, после того как Джош следом за мной забирается в кабину. Мое первое и самое главное желание.
– А я пожелал, чтобы сегодня вечером моя мама была здесь. Глупость, конечно, потому что это неосуществимое желание. – Он пожимает плечами и поворачивается ко мне, сдерживая улыбку, которая каждый раз сводит меня с ума.
– В желании снова увидеть маму нет ничего глупого.
– Я хотел не столько увидеть ее саму, – говорит он, глядя на меня, в его глазах отражается вся глубина прожитых им семнадцати лет. – Сколько, чтобы она увидела тебя.
Глава 33
Джош
– Чистые полотенца найдешь в гостевой ванной. Я приму душ у себя.
– Надеюсь, у тебя достаточно большой бойлер, потому что вылезу я из-под горячей воды, боюсь, нескоро, – кричит мне Солнышко из коридора. Она до сих пор дрожит, ведь у нее совсем мало подкожного жира. Чувствую себя говнюком из-за того, что столкнул ее в фонтан.
– Я собираюсь вскипятить воду для чая. Ты будешь? – отзываюсь я с кухни, наливая воду в чайник.
– Ты пьешь горячий чай?
– А что такого?