– Ты же вроде не старик. И не англичанин. Я могу по пальцам одной руки пересчитать парней, которые пьют горячий чай.
– Раньше я заваривал чай своему деду. И потом пристрастился сам. Так что не надо мне тут. – Наполнив чайник, я ставлю его на плиту и направляюсь в сторону ванной. – Так ты будешь или нет?
– Нет. Не люблю чай. В общем, вылезу через час. Или два. – И дверь в ванную захлопывается.
Спустя десять минут я выхожу из душа. Вода в гостевой ванной до сих пор журчит, значит, она не врала. Закидываю свои мокрые вещи в пустой барабан стиральной машины, возвращаюсь на кухню и включаю плиту. Может, чай она и не любит, но воду все равно надо вскипятить. От горячего шоколада она точно не откажется.
Тут раздается звонок в дверь. Должно быть, это Дрю. Кроме девчонки, израсходовавшей всю горячую воду в моем бойлере, он единственный, кто может сюда прийти. На самом деле, у него есть ключ – странно, почему он не воспользовался им.
– Ну что тебе? – Я открываю дверь, приготовившись выслушивать очередную жалобу на какую-нибудь мелкую неприятность, заставившую его выйти из дома в такой час, но это оказывается не Дрю. Передо мной на крыльце стоит совершенно незнакомый парень. Он пристально разглядывает меня, будто оценивает. Но ему нужен не я сам – он явно хочет понять, кто я вообще такой, хотя это он постучался ко мне в дверь.
– Я могу чем-то помочь? – наконец спрашиваю я, потому что парень молчит.
– Моя сестра здесь? – Сестра? – Марго сказала, что она, скорее всего, тут. Настя. – Он выплевывает ее имя, точно какую-то гадость.
– Она твоя сестра? – Сходства между ними почти никакого, если только хорошенько не приглядеться. Но он очень похож на Марго.
– Да. Она ушла из дома. Так она здесь?
Я открываю дверь шире и впускаю его в дом. В душе по-прежнему громко шумит вода, и не заметить этот звук просто невозможно. Твою ж мать, Солнышко. Лицо у парня отнюдь не довольное, оно и понятно: я стою перед ним в футболке и спортивных штанах, мокрый после душа, а в это время в нескольких комнатах от нас льется вода.
– Она в душе, – говорю я, потому как скрыть этот факт не получится. Надо бы предупредить ее до того, как она выйдет. – Пойду сообщу ей о твоем приходе.
– Почему это моя сестра моется в твоем доме? – спрашивает он, не успеваю я уйти. Парень явно зол. Закономерное поведение чрезмерно заботливого братца, и я уважаю его за это, но мне не нравится, что в моем собственном доме со мной обращаются как с подонком. Таким же тоном со мной говорила Марго, когда приходила сюда. Не думаю, что вид у меня какой-то угрожающий, да и Настя не похожа на нежный цветочек.
– Твоей сестре восемнадцать. Если захочет, она может здесь не только мыться.
– На эмоциональном уровне моей сестре не больше пятнадцати. – Он сверлит меня взглядом. Не на такой разговор я рассчитывал сегодня вечером. Даже не знаю, что на это сказать.
– Хочешь сказать, она недоразвитая? – Единственное, что приходит мне в голову. Хотя сам я не могу до конца решить, чью сторону принять в этом вопросе. Иногда Настя кажется мне старше всех, кого я знаю, а порой ведет себя как маленькая девочка.
– Я лишь хочу сказать, что она не в себе, – вздыхает парень. Вид у него усталый, как будто ему приходилось говорить это тысячу раз и теперь нет никакого желания повторять все заново.
– Не согласен. – На самом деле согласен. Просто не понимаю, какое это может иметь значение.
– Я знаю свою сестру.
– Я тоже знаю твою сестру. – По сути, знаю только то, что она мне рассказывает. Отдельные куски и фрагменты из жизни, которыми она делится в те дни, когда бывает особо великодушна или просто безрассудна.
– Ты вообще знаешь, что у нее сегодня день рождения? – спрашивает он. Я не отвечаю. – Сомневаюсь. Судя по твоему недавнему выражению лица, тебе даже было неизвестно, что у нее есть брат. А ты не задумывался о том, чего еще не знаешь? – Да постоянно. – У нее проблем выше крыши и дополнительные не нужны. Так что оставь ее в покое.
Не очень-то приятно, когда тебя считают проблемой.
– Если тебе есть что мне поведать, то выкладывай. А если нет, то будь так любезен – убирайся из моего дома.
Парень молчит. Он не станет предавать свою сестру, и как бы мне ни хотелось узнать, что тут творится, я уважаю его решение. Но и негодяя из себя делать не позволю. Я правда хочу испытывать к нему симпатию, но он начинает меня раздражать.
– Любишь пользоваться слабостью запутавшихся девочек? У тебя хобби такое? – спрашивает он.
– А у тебя какое? Беспочвенные обвинения и запугивание?
Шум воды стихает. Я уже готов броситься по коридору, чтобы перехватить ее до того, как она выйдет, но дверь ванной открывается раньше. У меня даже не было возможности дать ей сухую одежду на смену. Настя появляется в коридоре, мокрая, завернутая в полотенце, и при виде нее вся кровь отливает от моего мозга и устремляется вниз; мой дурацкий член мгновенно откликается, потому что только так можно реагировать, когда красивая, мокрая и обернутая полотенцем девушка выходит из твоего душа. Как жаль, что я не могу насладиться этим зрелищем… ну, вы же сами понимаете. Но сейчас не самое подходящее время: мой член, к счастью, быстро смекает, что рядом со мной стоит крайне сердитый гость, и успокаивается.
Настя уже открывает рот, собираясь что-то сказать, но видит брата прежде, чем слова слетают с ее губ. Непонятно, у кого в этот миг глаза округляются шире. Между этими двумя словно ведется какой-то немой диалог. Нельзя сказать, что при этом она выглядит напуганной или пристыженной, однако в присутствии брата кажется более юной. Свистит чайник – мы все сейчас настолько взвинчены, что от столь неожиданного звука чуть не накладываем в штаны. За исключением Насти, которая сейчас явно без них. Я перевожу взгляд с одного на другого и останавливаюсь на ней.
– Солнышко, у нас гости. Кто будет чай?
В конце концов, Настин брат уходит без нее, когда смиряется с тем, что его сестра никуда с ним не пойдет. Ей потом, наверное, сильно за это достанется. Мне уже давно не приходится ни перед кем отчитываться, так что я даже не задумываюсь о последствиях, но у нее-то есть семья. Ума не приложу, как ей удастся избежать наказания за то, что она не пришла домой, даже если ей уже есть восемнадцать. Однажды она обмолвилась, что родители боятся ее наказывать, но в подробности не вдавалась. Уж не боятся ли они и ее тоже? Она столько времени проводит у меня, что я даже не знаю, как объясняет это своим родителям. Если раньше они не думали, что мы с ней спим, то сейчас точно в этом уверены.
– Ты не будешь спать на диване, – говорю я, когда Солнышко достает из бельевого шкафа подушку и одеяло, которыми пользовалась в прошлый раз.
– Хорошо. Извини. – Она убирает их на место и начинает искать ключи.
– Тебе не нужно уходить.
– Но ты сказал…
– Я просто имел в виду, что на диване будет ужасно неудобно. Можешь лечь на моей кровати. А я посплю на диване.
– Я не стану занимать твою кровать. Меня и диван устраивает. Я уже на нем спала.
– Поэтому знаешь, насколько он неудобный.
– Все равно это лучше, чем возвращаться в дом Марго и оставаться в нем одной. Я не хочу, чтобы ты отдавал мне свою постель. – Она садится на диван и сжимает на коленях подушку.
– Тогда спи со мной.
– Что? – Она округляет глаза, и я начинаю смеяться.
– Не в этом смысле. Просто спи рядом. Кровать у меня огромная – ты даже не заметишь меня там.
– Что-то я в этом сомневаюсь. – Она обводит взглядом комнату, будто над чем-то размышляет. – А как так получилось, что у тебя в доме всего одна кровать?
– В комнате Аманды есть односпальная кровать, но ее не откопать под всем тем хламом, что я начал складывать туда. От той, что стояла в моей старой комнате, пришлось избавиться, когда привезли больничную койку для деда. Так что теперь у меня осталась одна кровать в комнате родителей. – Солнышко не смотрит на меня, но не из-за неловкости, а понимания.
– Не думаю, что там все так плохо, – говорит она, направляясь в комнату Аманды. Обычно дверь туда всегда закрыта, и раньше она никогда в ней не была, но теперь заходит.
Настя ступает внутрь по занимающему практически все пространство ковру и разглядывает комнату. Кровать завалена коробками и грудами старой одежды. Тут и там встречаются предметы мебели моего производства, которые чем-то меня не устроили. Все эти вещи стоило бы хранить в гараже, но там свободное место мне нужнее, чем здесь.
– Ладно, все действительно очень плохо, – смеется она, а потом прищуривается. В ее глазах – любопытство. Я смотрю на то, что так привлекло ее внимание. – У тебя есть пианино, – тихо произносит она, приближаясь к инструменту. – Почему оно стоит здесь?
– Аманда брала уроки. Сам я музыкой никогда не занимался. Перетащил его сюда два года назад, когда понадобилось освободить место в гостиной для одного из столов.
Солнышко проводит пальцами по клавишам с такой легкостью, что кажется, будто совсем не касается их. В этом движении ощущается какая-то особая трепетность.
– Ты умеешь играть? – интересуюсь я, потому что она никогда об этом не упоминала.
– Нет, – отвечает она. И лишь через секунду поднимает на меня глаза, поскольку все это время смотрела на клавиши. – Ни капли.
Когда мы вместе забираемся в мою постель, становится ясно: размер матраса не имеет никакого значения. Я ведь не безмозглый и прекрасно понимаю, что идея просто ужасная и последствий не избежать. Но она права. Так приятно, что ты не один. Да и диван чертовски неудобный.
– Только мне так кажется или все это действительно странно? – наконец спрашивает она после двадцати минут неловкого молчания, поскольку никто из нас до сих пор не спит.
– Не только тебе, – соглашаюсь я.
– Хочешь, чтобы я ушла?
– Нет. – Нам даже не нужно ничем заниматься. Не то чтобы я не хотел – напротив, во мне горит сильное желание прикоснуться к ней. Но это действительно далеко не главное. Мне просто нравится быть с ней рядом.