Дрю отвинчивает крышку на пузырьке и нюхает его содержимое.
– Слушайте, это и правда нужно продавать как духи. – Солнышко глядит на него с легким отвращением на лице.
– Ты сейчас что, обнюхиваешь меня?
– Так говоришь, как будто я делаю что-то жуткое. Я же не в комнату к тебе пробрался, чтобы подсматривать, как ты спишь. – Он приближается ко мне и хлопает меня по спине. – Этим у нас занимается Джош.
Солнышко швыряет в Дрю прихватку, а он делает вид, будто ранен.
– Берегись, женщина. Раз уж ты у нас свободна, я могу повалить тебя на пол и прямо тут заняться с тобой любовью.
Она начинает громко давиться, и Дрю притворяется оскорбленным.
– Тебе настолько противна мысль о сексе со мной?
– Нет, секс с тобой – для меня, как всегда, предел мечтаний. Мне отвратительно само выражение «заниматься любовью». Терпеть его не могу. Я, наверное, и в шестьдесят лет предпочту говорить «трахаться», а не «заниматься любовью». Буэ. – Она содрогается.
– Прекрасно, – говорит Дрю, к нему возвращается самоуверенный тон. – Тогда, раз уж ты у нас свободна, я могу повалить тебя на пол и прямо тут трахнуть.
– Сделайте одолжение, – встреваю я. – Либо трахнитесь уже, и покончим с этим, либо перестаньте делать вид, будто собираетесь это сделать. – Я выключаю телевизор – все равно из-за них ничего не слышно – и бросаю пульт на диван. Веду себя как ревнивый кретин. Я и есть ревнивый кретин. Пусть я и знаю, что между ними ничего нет, подобные разговоры все равно меня бесят.
– А у нас всего эти два варианта? – интересуется Дрю. – Потому что я знаю, какой предпочту.
Солнышко сует ему в рот очередное печенье и просит помолчать, пока он не наболтал лишнего.
– Между прочим, я набрал уже килограмма четыре с тех пор, как познакомился с тобой. Как тебе удается есть столько этой фигни и не толстеть? – спрашивает он, стряхивая крошки с ладоней.
– Я бегаю, – отвечает она. – Много.
Дрю недовольно морщится.
– Ну, этим я точно не буду заниматься.
– Не волнуйся, – улыбается она. – Благодаря твоему уровню тестостерона с обменом веществ у тебя все в порядке.
– Истинная правда, – самонадеянно заявляет Дрю.
– Кстати, о правде и тестостероне, кто-нибудь объяснит мне, что за ерунда творится с Тирни Лоуэлл? – спрашивает Солнышко.
Дрю заметно напрягается.
– Нет.
Она выгибает бровь, глядя на него, и он преувеличенно громко вздыхает, точно ребенок, у которого только что отобрали видеоигру.
– Ладно, скажу. Но только потому, что я слабый и боюсь тебя.
Дрю подвигается на диване, чтобы Настя могла сесть с ним рядом, но она устраивается у меня на коленях. И мне все равно, что она не моя подружка.
– Это очень давняя история, – уныло начинает Дрю. – Мальчик знакомится с девочкой. Мальчик просит девочку потрогать его в неприличных местах. Девочка поражает мальчика своими выдающимися познаниями в области бранных слов и умением их употреблять. Однажды мальчика и девочку в качестве наказания оставляют после уроков. Между ними вспыхивает любовь. Они тайно встречаются. Четыре месяца.
Солнышко смотрит на меня в поисках подтверждения.
– Все верно, – говорю я с невозмутимым видом. Я всегда подозревал, что они вместе спят, но полагал, это было всего раз. И целиком эту историю узнал только что. Дрю ничего мне не говорил, пока через неделю после той пресловутой игры в «Правду и действие» я не припер его к стенке. Помню, в то время Дрю был сам не свой, а теперь все встало на свои места.
– И? – спрашивает она.
– И ничего. Больше тебе знать необязательно. – Он снова включает телевизор.
– Ну ты и козел, – бормочет она.
– Кто бы говорил.
Почему-то эта перепалка, в отличие от них самих, мне вовсе не кажется смешной.
Глава 40
Настя
Последние три часа мы с Дрю проводим за обеденным столом у него дома. Сидя друг напротив друга за ноутбуками, занимаемся поиском информации и прецедентов на скучнейшую тему об ограничении срока полномочий выборных должностей. Хотя это явно лучше темы о налогах на бензин, на которой мы могли бы застрять. Окружное соревнование по ораторскому искусству состоится через две недели. Мне в нем участвовать не нужно, но присутствовать обязательно, к тому же моя оценка по предмету складывается из проделанной подготовительной работы.
На сегодняшний день я пока что числюсь помощницей Дрю по сбору материала. Честно говоря, ни у кого из участников таких помощников нет, но, поскольку я занимаюсь в классе ораторского искусства и не могу выступать сама, он добился того, чтобы я помогала ему. Не преуспевай Дрю в этой области, ничего бы не вышло, тем более ему предстоит защищать честь нашей школы. Когда Дрю хорошо справляется, команда достигает успеха. А когда команда достигает успеха, мистер Трент предстает в выгодном свете, поэтому и позволяет Дрю все, что тот ни попросит. Мне это только на руку, поскольку избавляет меня от приставаний Итана Холла, который по-прежнему считает предложение отсосать ему в кабинете методиста – в его понимании это безобидный флирт – весьма романтичным.
Я вручаю Дрю свои записи и распечатки, а остальную часть работы мы делим пополам, чтобы закончить ее к вечеру. Все это время я не перестаю донимать его по поводу Тирни.
– Почему вы не можете хотя бы остаться друзьями? Так ведь лучше, чем ничего. – Я не специалист в отношениях. Любого рода. Ни в семейных, ни в романтических, ни в дружеских. Отношения требуют общения, в котором я не сильна, поэтому и являются моим слабым местом. Я лишь не понимаю, почему он ведет себя так, будто ненавидит ее, когда в действительности все наоборот.
– Нет, не лучше. Так только хуже, чем ничего.
– Что за глупая отмазка? Парни всегда это говорят, потому что так проще.
– Зато девчонки все время пытаются менять правила во время игры. Нельзя изменить правило и полагать, будто все остальные просто продолжат по нему играть. Да, я знаю, как пахнут ее волосы, но не могу приблизиться к ней, чтобы зарыться в них лицом. Я знаю, какая у нее мягкая кожа, мне знакома каждая клеточка ее тела, но не могу прикоснуться к ней. Я знаю вкус ее губ, но не могу поцеловать ее. Теперь мне все это запрещено. Так зачем мучить себя, находясь рядом с ней, лишь бы можно было сказать, что мы все еще друзья?
– Все равно это бессмысленно.
– В этом и есть весь смысл, и если ты хотя бы на минуту перестанешь зацикливаться, то сама все поймешь. Если бы вы с Джошем вдруг расстались, думаешь, ты смогла бы по-прежнему с ним общаться как ни в чем не бывало? Находиться у него дома, но не иметь возможности прикоснуться к нему? Радоваться за него, когда он идет на свидание с другой девчонкой, которая будет знать о нем все, что знаешь ты, а тебе этого знать больше нельзя? Ты тоже так не сможешь.
– Джош в меня не влюблен, как и я в него.
– Скажи это кому-нибудь другому, Солнышко. Ты видела, как он смотрит на тебя? – Да, я видела его взгляд, но не знаю, что он означает. – Как на столик ручной работы семнадцатого века, сохранившийся в идеальном состоянии.
– Хочешь сказать, он смотрит на меня как на мебель?
– Именно. Вот видишь? Ты и сама все прекрасно понимаешь.
– Вообще-то умников никто не любит.
– Ошибаешься. Умников любят все. Особенно ты. – Дрю впивается в меня взглядом. Очевидно, он будет доказывать мне свою правоту до тех пор, пока я с ним не соглашусь. – Остаться друзьями – это полная фигня, ты и сама поймешь, когда столкнешься с этим. Как только вы двое разойдетесь, до тебя сразу дойдет смысл моих слов.
– Мы не можем разойтись, поскольку мы не вместе. – Я злобно чеканю каждое слово, но его это не останавливает.
– Это все пустые слова. Рано или поздно оно случится, и это очевидно всем, – он обводит рукой несуществующую публику в комнате, – кроме тебя. Однажды вы оба напьетесь и обязательно переспите, а потом вдруг осознаете, как глупо и безнадежно влюблены или же наоборот – не влюблены. Я-то вас знаю, с вами все может быть. В любом случае вы будете вместе. Пока в один прекрасный день не окажетесь порознь. И когда этот день наступит, вы не сможете остаться друзьями, помяни мое слово. Вы возненавидите друг друга раньше, чем перейдете в разряд друзей.
– Я не хочу, чтобы он меня любил. – Непонятно, зачем я произношу эти слова вслух, хотя они – правда. Мне не нужны обязательства и напрасные надежды. Я не хочу становиться для другого человека источником разочарований.
– Он тоже не хочет тебя любить, так что вы, полагаю, в равных условиях.
Не стоило заводить разговор о Джоше.
– Мы же собирались говорить про Тирни.
– Вообще-то мы собирались говорить про ограничение срока полномочий выборных должностей.
– Ладно, я приму твою невероятную теорию о дружбе, если ты расскажешь мне, что случилось. Может, зная окончание истории, я смогу согласиться с тобой. – На самом деле я уже согласна с ним, но ему этого не скажу. Хочу послушать его рассказ.
– Я повел себя как сволочь.
– Это не новость. Хватит тянуть резину.
– Мы стали встречаться. По-настоящему, – уточняет Дрю. – А не так, как это обычно бывает у меня. Тирни хотела держать наши отношения в тайне, чтобы не думали, будто она очередное имя в длиннющем списке моих бездарных побед. Сказала, что она выше всего этого. Так оно и было. Она бы никогда не стала встречаться со мной просто так. Но тут кретин Тревор Мейсон начал меня доставать, я и выложил ему. Только не говорил, что у нас все серьезно. Сказал просто, что мы спим вместе. Тирни разозлилась. И порвала со мной. Все кругом стали считать ее неудачницей, раз она решила, будто мне есть до нее дело.
– А тебе было до нее дело?
Дрю пронзает меня взглядом, дающим понять, что ответ мне известен и он не станет ничего говорить. У него, наверное, горло перехватит, как только он попытается произнести слово «любовь».
– Слушай, между вами ведь нет ничего общего. Что же тебя так привлекает в ней? Только, пожалуйста, воздержись от перечисления частей ее тела и всего того, что связано со словом «оральный».