Выдержав долгую паузу, Торгиль повернулся к Джеку и снова заговорил на безупречном саксонском:
— Я тебя убить не могу, потому что ты принадлежишь Олафу Однобровому. Это его право. Однако девчонка — моя рабыня. — Торгиль холодно улыбнулся. — Вот ее я убью, когда пожелаю. Если ты мне не угодишь.
И вновь взялся за весло.
Глава 11ВОИТЕЛЬНИЦА
Викинги плыли весь день, останавливаясь лишь ненадолго, чтобы дать передохнуть натруженным рукам. Небо оставалось пасмурным, но облака расступились настолько, что Джек сумел разглядеть землю — по левому борту, вдалеке. В какой-то момент они миновали остров, над низкими берегами которого поднимались черные клубы дыма. Не Святой ли остров часом? В смутной дымке было не разобрать…
Но вот наконец гребцы оставили весла, и Олаф Однобровый раздал копченую рыбу, сыр и что-то вроде лепешек: Джек в жизни таких не видывал.
«До чего же вкусные», — подумал он и тут же сообразил, что пираты, наверное, ограбили какую-нибудь злополучную деревушку.
А еще Олаф извлек откуда-то горшочек с медом и, щедро намазав мед на хлеб, протянул Люси. Никому другому угощения больше не досталось.
— Litla valkyrja, — прогудел великан, взъерошив Люси волосы.
— Принцесса, — поправила девочка.
Они улыбнулись друг другу.
— Чума, — буркнул мальчишка на весле.
Джек внимательно приглядывался к нему. Торгиль был по-своему красив — особой, мрачноватой красотой. Голубые глаза, золотые волосы… точнее, эти волосы сияли бы золотом, в точности как у Люси, не будь они такими грязными. Вообще все берсерки по уши заросли грязью, отметил про себя мальчик. Башмаки их воняли падалью, овчины пропахли потом… Люси в своем небесно-голубом платьице казалась полевым цветочком, заброшенным в свинарник.
И что же с ней прикажете делать? Сам Джек мог бы попытаться доплыть до берега, но нельзя же бросить девочку на произвол судьбы! Возможно, Олафа Однобрового удалось бы уговорить отпустить Люси, да только Люси принадлежит не ему. А берсерки свято чтят право собственности. Однажды Торгиль ущипнул девочку — просто так, посмотреть, как поведет себя Джек, — и Олаф даже пальцем не пошевельнул, чтобы защитить пленницу.
А корабль все скользил по свинцовым водам на север, до тех пор пока, уже ближе к вечеру, сквозь тучи не пробилось солнце. Красное, набухшее, оно зависло низко над горизонтом Викинги повернули к земле. На берегу Джек различил густой лес и ряды костров. И два корабля, уже вытащенных на песок. Вновь прибывших приветствовали радостными криками.
В общем и целом набралось под сорок воинов плюс еще семеро мальчишек. Те, что на берегу, похвалялись награбленной добычей — вышитыми накидками, ожерельями, а один даже гордо вышагивал с парой изящных дамских туфелек, надетых на шею в качестве военного трофея. Пираты вальяжно расхаживали по берегу, гогоча и показывая друг на друга пальцами. Остальное добро разложили на песке: металлическую и глиняную посуду, ложки, кипы ярких крашеных тканей и инкрустированный драгоценными камнями крест — очень может быть, что со Святого острова. Ближе к лесу сбились в кучу пленники; ноги им предусмотрительно связали.
Джека подтолкнули к остальным пленным, а Люси, словно редкостный трофей, продемонстрировали собравшимся воинам. Олаф поднял девочку над головой, пророкотал «Litla valkyrja!» и поставил на место. Все шумно завосхищались малышкой. Люси раскланялась. Воины поклонились в ответ. Девочка захлопала в ладоши; пираты загоготали. Люси была целиком во власти своих «принцессиных» фантазий, Джек же с ума сходил от тревоги: кто знает, каковы истинные намерения этих чудовищ…
— Что за маленькая чаровница, — проговорила одна из плененных женщин, исхудавшая, с потухшим взглядом. — У меня вот тоже была дочка. Не такая красивая, как твоя сестра.
Женщина умолкла; Джек легко мог досказать остальное. Ее дочка была недостаточно хороша собой, чтобы ее оставили в живых.
— Девчонка — рабыня, как и все мы, — сказал пленник в изорванной монашеской рясе. — Ее откормят, точно породистую свинью, а потом продадут.
— По крайней мере, она осталась жива, — проговорил Джек.
— Порою смерть гораздо лучше.
— Вовсе нет.
Монах хрипло рассмеялся.
— Да вы только послушайте! Сопляк сопляком, — а дерзает перечить старшим! Послушай меня, мальчик. Чем дольше живешь, тем больше грешишь. Чем длиннее отпущенная тебе жизнь, тем охотнее Сатана нашептывает тебе на ухо. Грехи все сильнее отягчают твою душу — до тех пор, пока не стащат в самый ад. Куда лучше умереть молодым, предпочтительно сразу после крещения, и сразу же вознестись на небеса.
— Моя дочь на небесах, — промолвила женщина с потухшим взглядом.
— Ну, я бы не поручился, — возразил монах. — Даже малые дети не чужды злу.
— Я знаю, что она на небесах, — яростно выпалила женщина.
— Я тебе верю, — отозвался Джек. — Я так думаю, все зависит от того, намеренно человек причиняет зло или нет. Моя сестренка Люси способна порою с ума свести, но зла в ней нет — вот ни на столечко.
— Человек рождается нечистым, — глухо отозвался монах.
Джек спорить не стал. Примерно то же самое он по сто раз на дню слышал от отца.
Воины обжирались жареным мясом до тех пор, пока животы у них не раздулись, а бороды не заблестели от жира. Потом все упились медом и повалились на землю. Там и тут вспыхивали драки. Не один и не двое отправились на боковую с рассеченной губой или разбитым в кровь носом, но, похоже, никто особо не возражал: дескать, славно повеселились! Однако Джек подметил, что кое-кто из берсерков от таких развлечений воздерживается.
Вот и отряд Олафа Однобрового встал лагерем чуть в стороне. Никто не пытался шутливо ткнуть берсерков в спину, не сыпал им в волосы песка. Никто их не освистывал. Похоже, воины Олафа считали подобные забавы ниже своего достоинства.
За исключением Торгиля. Мимо лагеря пробежал какой-то коротко стриженный парнишка и швырнул в Торгиля камешком. Торгиль с воинственным воплем вскочил на ноги и бросился в погоню. Они обежали несколько кругов, пока наконец Торгиль не настиг своего обидчика.
— Hœttu! — крикнул коротко стриженный мальчишка.
— Aldrei! Nei! — заорал Торгиль.
Остальные заплясали вокруг, распевая:
— Dreptu hann! Dreptu hann!
— Они говорят: «Убей его! Убей!», — вполголоса перевел монах.
— Ты знаешь их язык? — удивился Джек.
Торгиль явно побеждал — куда было тощему мальчишке тягаться с разъяренным берсерком!
— О, да. Мне доводилось проповедовать этим… скотам.
Коротко стриженный парнишка попытался удрать, но Торгиль схватил его и, повалив на землю, продолжил молотить, пинать и лупить куда придется, зрелище было отвратительное. Теперь уже и наблюдатели кричали:
— Nóg! Hœttu!
— Они говорят: «Хватит! Остановись!» Да только разве ее удержишь? — покачал головой монах.
— Ее?
Джек разом отвлекся от драки, что принимала все более угрожающий оборот: Торгиль, оттянув голову противника назад, норовил сломать ему шею.
— Увы, да. Это девочка.
— Nóg, — прорычал Олаф Однобровый, словно котенка выдергивая Торгиль из драки.
Коротко стриженный парнишка на четвереньках убежал прочь. Толпа рассеялась.
— Не верю своим глазам, — пробормотал монах. — Разнимать противников у Олафа не в обычае: его люди дерутся до победного конца.
Великан между тем, тяжело ступая, вернулся на свое место с Торгиль под мышкой.
— Да какая ж это девочка?! — недоумевал Джек.
Правда, в его родной деревне было несколько девчонок с дурным характером, но ни одна из них не ввязалась бы в драку настолько яростную. К слову сказать, ни один мальчишка — тоже.
— Она — воительница, — пояснил монах. — Чертовка та еще: вот уж кому суждено быть поджаренной на адском огне. Ишь, все выпендривается перед Олафом, лезет в свару в два раза охотнее, чем его воины. А те, между прочим, и сами не тюфяки.
Монах смерил пиратов долгим, тяжелым взглядом. К тому времени большинство викингов уже повалились на песок, отдавшись во власть пьяной одури. Только воины Олафа расстелили постели и улеглись чин чином, как полагается.
Расположились они квадратом, словно даже во сне поддерживая боевой порядок. В середине устроилась Торгиль. Рядом с ней, на одеяле, — Люси. Девочке дали самую настоящую подушку под голову, а сверху укрыли богато вышитым покрывалом — чего доброго, украденным с церковного алтаря.
— А что такое «brjóstabarn»? — полюбопытствовал Джек.
— Что за странный вопрос, — усмехнулся монах.
— Так Олаф назвал Торгиль.
— А-а-а. — Монах понимающе кивнул — Это означает «сосунок». Это он нарочно, чтобы разозлить девчонку. Скандинавов хлебом не корми, дай позлить друг друга…
— А что такое… Джек замялся, пытаясь вспомнить незнакомое слово. — Что такое «kettlingaklór»?
— Монах горько рассмеялся.
— Это означает «царапина котенка». Так эти люди называют удар, от которого дух вон. Насколько я понимаю, ты такой на себе испытал.
— Ага, — кивнул Джек.
— Ну, вижу, тебе от него особо хуже не сделалось. Ты уж поверь мне: на что похожа царапина кошки покрупнее, выяснять на своей шкуре совсем как не стоит…
С этими словами монах погрузился в свои мысли и замолк. Джек же глядел на мерцающее пламя костров, на разлегшихся в беспорядке воинов и на аккуратный квадрат, в котором расположились Олаф и его люди.
Стеречь пленников выставили трех часовых: этих к хмельного меду не подпускали. Как тут сбежишь?! Кроме того, размышлял про себя Джек, вытянувшись на холодной, влажной земле, разве он может бросить Люси? А вытащить сестренку из самой середины зловещего квадрата ему не по силам.
Скандинавы простояли лагерем на берегу несколько дней. Корабли уплывали — и снова возвращались с добычей. Наконец воины собрали столько, сколько могли увезти, и все скопом двинулись в путь.
Было ужас до чего неудобно. Джека и прочих пленников погрузили на корабль, точно связанных кур. Они лежали лицом вверх и видели разве что небо над головами да чувствовали, как под ними хлюпает холодная вода. Днище непрерывно протекало. Пленников освобождали посменно — вычерпывать воду. Когда настал черед Джека, он с ужасом увидел, что волны, того и гляди, захлестнут кораблик. Ладья была так тяжело нагружена, что прибавь лишнюю штуку ткани — и все камнем пойдут на дно.