— Доброе имя — все, что есть у человека. А тебе, к слову сказать, ничто не угрожает. Я знаю Ивара. Он, верно, покарает меня, а уж Джека — так всенепременно, но дальше этого не пойдет, нет.
Что касается Джека, то он бы обеими руками ухватился за возможность сесть на корабль и бежать в Финнмарк, где бы уж эта страна ни находилась. И он совершенно не возражал провести остаток дней своих в дымной избе. Вот только выбора у него не было. Мальчуган шагу не мог ступить за пределы главного зала: через ошейник его пропустили веревку и привязали к массивному столбу.
«Точно я собака какая», — горестно думал Джек.
Торгиль тоже сидела взаперти, но ее, по крайней мере, никто не привязывал. Олаф здорово рассердился на девчонку за ее выходку в чертоге Ивара.
— И так все пошло хуже некуда, — ворчал он, — так тебя еще стукнуло обвинять Джека в колдовстве!
— А чего он с воронами разговаривает? — не унималась та.
В дом ворвался Скакки:
— Вы даже представить себе не можете: Золотая Щетина выбил дверь клетки и сбежал! Королева рвет и мечет.
— Все хуже и хуже, — простонал Олаф. — Истину говорят: когда судьба толкает человека к смерти, все, что бы он ни делал, идет наперекосяк.
— Король требует тебя во дворец, — сообщил Скакки. — И Джека с Руной тоже.
— Как, и Руну?!
— Как мудреца и знатока скальдической магии. А еще он требует Торгиль — поскольку обвинение в колдовстве выдвинула она.
— Меня?! — в бешенстве выкрикнула Торгиль.
— Никогдааа ты не умела языык придержать, — посетовала Хейди.
Все оделись по-быстрому; Руна облекся в белые одежды — ведь с ним собирались советоваться о делах магических. И маленьким отрядом побрели через лес: Олаф так и вел Джека на привязи.
«Словно собаку», — опять подумал мальчик.
Интересно, какое наказание измыслит для него королева? Может, похитит его разум — как поступила с Бардом. Или бросит его в Топь Фрейи — чтобы его ме-едленно засосало в трясину. Или зажарит на огне. Джек мог придумать дюжину разнообразных кар, одна ужаснее другой.
Одно хорошо: Золотая Щетина сбежал. Да, что правда, то правда: свинюга была злобная, и, да, правда: милосердия кабан, пожалуй что, и не заслуживал, — но Джек к нему привязался. Что ни говори, а если даже свинья в восторге от твоих стихов — оно по-своему лестно.
Король и королева восседали на возвышении. Воины их выстроились вдоль стен, а впереди стояли жрецы Одина и Фрейи.
— Жрецам не удалось снять чары, — промолвил король.
Мальчик облегченно выдохнул: Люси по-прежнему сидела у ног королевы. Но вот девочка подняла глаза, и Джек увидел: разум покинул малышку. Взор Люси был безучастен и пуст, брата она не узнала. Где же блуждает ее дух? Со всей определенностью, ни в каком не в замке и даже не в фантазиях, где Фрит Полутролльша заменяет ей мать…
Джек обернулся к королеве — и та тотчас же поймала его взгляд. Отвернуться Джек уже не мог, как ни пытался. Фрит вернула себе человеческое обличие, но ослепительную красоту утратила. Она словно обрюзгла, отяжелела, вся сделалась какая-то комковатая, точно плохо замешенное тесто. Ее волосы лежали в корзине на полу, а лысую голову она прикрыла искусно вышитой накидкой.
— Пусть его накажут, — прошипела королева. Позади нее воздух словно бы всколыхнулся, и Джек убедился, что своей губительной силы Фрит нисколько не утратила. — Хочу, чтобы этот ублюдок мучился так, как никто и никогда до него — много-много дней. Пусть он отчается и вновь преисполнится надежды — и отчается опять.
— В таком случае ты никогда не вернешь себе былую красоту, — невозмутимо отозвался Руна.
— Это еще почему?! Как только он умрет, заклятие развеется!
— Боюсь, что нет. — Руна покачал головой. — Это вам не дешевый балаганный фокус какой-нибудь. Джек — ученик Драконьего Языка.
— Драконий Язык! — взвизгнула Фрит. Воины пригнулись, затыкая уши. Король Ивар побледнел как полотно. — Он мертв! Он мертв! Он мертв!
— Но знание его живет, — возразил Руна. — Драконий Язык был самым могущественным скальдом Срединного мира, а Джек — его наследник.
— Вот теперь мальчишка точно живым отсюда не выйдет!
— Великая королева, — вмешался жрец Одина. — Если это и впрямь одно из заклятий Драконьего Языка, то снять его может лишь тот, кто наложил.
— Это так, — согласился жрец Фрейи.
Фрит помолчала — видимо, собираясь с мыслями. Тени за ее спиной замерли, застыли недвижно.
— Ну что же, мальчик, — проговорила она почти нежно, — тогда чего же ты ждешь?
Олаф вытолкнул Джека вперед. Мальчуган чувствовал, что его захлестывают ледяные волны — одна холоднее другой.
— Я… э-э-э… я… — пролепетал Джек.
— Ну же! Давай снимай заклятие!
— Я не знаю, как, — прошептал Джек.
— Что?!
Джек сглотнул.
— Я не знаю, как это сделать.
Вот теперь королева завизжала в полную силу — и все, кто был в зале, включая Олафа, рухнули на колени.
— Ну что ж, тогда и говорить больше не о чем, — промолвил жрец Одина.
— Прости, парень, мне очень жаль, — простонал Олаф. — Я думал, у нас еще есть шанс.
— У нас есть шанс, — подтвердил Руна. Торгиль помогла ему подняться на ноги и отряхнула старику колени: солома, устилающая пол королевского чертога, была густо замусорена объедками и костями, не говоря уже о блохах. — Сейчас Джек, возможно, и не знает нужных магических слов, но он сможет обрести их в источнике Мимира.
— В источнике Мимира? — ошеломленно переспросил жрец Одина. — Но ведь источник Мимира — в Ётунхейме!
— А я разве сказал, что задача эта простая?
— Пересечь границу Ётунхейма — значит навлечь на себя бессчетные опасности, — промолвил король Ивар. — Я-то знаю. Я там бывал.
— И я тоже, — отозвался Олаф.
— Но с пропуском пройти можно, — промолвил Руна.
Все взгляды обратились к Фрит. Та свирепо нахмурилась.
— Мало любви питаю я к Ётунхейму. Родная мать выгнала меня из дому.
— Она не выгоняла тебя из дому, — терпеливо возразил король Ивар. — Она выдала тебя замуж. За меня.
— Это одно и то же, — презрительно бросила королева. — Я-то мечтала о красавце-людоеде или о гоблине, но нет: мамаша заставила меня выйти за жалкого смертного.
Король Ивар провел рукой по глазам — словно слышал этот довод в сотый раз.
— Похоже на то, что… — Джек откашлялся: внимание Фрит тут же переметнулось на него. Даже в нынешнем своем обличье королева сбивала мальчика с толку: разум словно отказывал повиноваться. — Похоже на то, что твой единственный шанс исцелиться зависит от того, найду ли я источник Мимира, и… и… кстати, Руна, что я должен там сделать?
— Испить меду поэзии, — едва слышно прошелестел старый воин. — Это мечта любого скальда. Я стремился к этому всю жизнь… ну да что толку горевать о несбыточном? Мед поэзии омывает корни Иггдрасиля, древа, что прорастает сквозь девять миров. Это — сама жизненная сила, как сказал бы Драконий Язык.
По мере того как Руна рассказывал, странное чувство вновь и вновь накатывало на Джека. Словно ветер пронесся над морем, и ястребы, сложив крылья, ринулись вниз, и дальние холмы окутал туман. Он видел себя словно со стороны: вот он, Джек, шагает через лес гигантских елей. В воздухе пахнет льдом — ну да, тут же кругом ледники.
«Небеса милосердные, — подумал про себя Джек, — а ведь мне это приключение даже нравится!»
Ощущение было столь непривычным, что мальчик даже задумался, а не болен ли он.
Он открыл глаза: Торгиль только что слюнки не пускала от восторга.
— Отыскать источник Мимира! — приговаривала она. — Вот это подвиг из подвигов!
Даже у Олафа в глазах появилось мечтательное выражение.
— Звучит и впрямь заманчиво, — со вздохом признался король Ивар. — Но, увы мне, я на сей подвиг уже неспособен. Ну что ж, мой троллий цветик, ты ведь дашь Джеку пропуск, чтобы твои родичи поняли, что он — гость, а не, хм, двуногая дичь?
Фрит насупила брови и принялась ломаться и капризничать. Все бросились ее улещивать, уговаривать и упрашивать. Ивар наобещал королеве целую гору подарков, и в конце концов Фрит изволила согласиться. Из складок платья она извлекла золоченую шахматную фигурку.
— Это ферзь, — объяснила она. — Я украла его у матери. Как бы то ни было, она узнает эту фигурку. Но я должна быть уверена, что вы вернетесь, а не сбежите, поджав хвосты, точно шайка жалких клятвопреступников.
— Мы не клятвопреступники! — возмутился Олаф.
— Вчера ночью троллий кабан вырвался на свободу, — словно не слыша, продолжила Фрит. — Он небось уже на полпути к Ётунхейму, а это значит, что жертвы для Фрейи у меня нет.
«Не повезло», — подумал Джек мстительно.
— Сперва я остановилась на Облачногривом, — улыбаясь смятению Олафа, сказала королева, — но тут мне в голову пришла мысль получше. Эта подаренная тобой девчонка, Торгиль, совсем скисла. Не разговаривает, не смеется. Она меня утомляет. Вот я и решила: а не пожертвовать ли Фрейе Люси?
— Нет! — закричал Джек.
— Я вот уже много лет не дарила богине смертного. Девчонка премиленькая; а если глупа как пробка — то Фрейе-то что за дело?
— Ты так не поступишь! Я тебе не позволю!
Джек рванулся к возвышению. И тут же отлетел назад, отброшенный мощью королевиной злобы. Он хватал ртом воздух. Со всех сторон его обступили смрадная тьма и холод. Только благодаря руне он не закоченел до костей.
— Если ты убьешь мальчика, чары развеять не удастся, — напомнил королеве старый скальд.
Смертоносная тьма расступилась. Джек открыл глаза: все его тело было покрыто кристалликами льда. Миг — и кристаллики растаяли, точно и не бывало.
— Я подожду до праздника сбора урожая, — промолвила Фрит. — У вас достаточно времени, чтобы добраться до Ётунхейма, отыскать источник Мимира и вернуться. Если вы задержитесь в пути — ну, или сбежите, поджав хвосты, — я посажу Люси в священную повозку и сама швырну ее в Топь Фрейи.
«Это я во всем виноват. Я, и только я! — корил себя Джек, понуро бредя обратно через лес. — Бард утратил рассудок только потому, что отдал мне охранную руну. Я допустил, чтобы Люси похитили викинги; я все напутал с магией, восхваляя Фрит. Если бы я не освободил Золотую Щетину, Люси не назначили бы в жертву. А теперь вот из-за меня все отправятся на это дурацкое приключение в страну, где людям ноги откусывают. Да мне в жизни не отыскать этот источник! А если и отыщу, то просто-напросто свалюсь в него и утону».