– Обо мне?!
– Да, а почему бы и нет?.. В вашем возрасте, мне думается, вы должны с симпатией относиться к тому, чтобы в Мориньи жизнь стала повеселее или хотя бы шла в более быстром темпе. Очевидно, Блайс полностью посвятил вас в свои планы. Но непосредственно вас эта проблема не касается. Кто же лучше сумеет обсудить ее с Сент-Ги?
– Но, мадам, как я могу! Монсеньор Сент-Ги окажется совершенно прав, если даже не пожелает выслушать меня!
– Если и так, то Блайс все равно ничего не теряет. Сент-Ги наотрез отказывается говорить с ним на эту тему. Но попытка стоит того, если в результате удастся прийти к соглашению, которое может предоставить Блайсу некоторую инициативу и улучшит отношения между ними. Хотя вы вправе возразить, что это моя головная боль, а не ваша.
– Нет, – медленно произнесла Роза. – Я рада была бы помочь… если бы думала, что смогу.
– Тогда почему бы не попробовать? Как бы случайно, не акцентируя на этом внимания, упомяните Сент-Ги, что вы в курсе планов Блайса, но вам трудно разобраться, насколько они реализуемы. И я думаю, что вам нет нужды бояться, что он не пожелает вас выслушать. Вот что Сент-Ги сказал о вас как-то на днях: «Rose a plus qu'il n'en faut de sangfroid. Elle n'a point la tete pres du bonnet», что доказывает – пусть вам это даже и не приходило в голову, – как бы вы ни были молоды, мой сын, по крайней мере, уважает ваши взгляды на жизнь.
Роза тут же мысленно перевела: «Самообладания с избытком. Осмотрительна до крайности!» Дословно же эта фраза означала: «У нее голова не только для шляпы». Кто хотел бы услышать такие слова в свой адрес от человека, которого любит, пусть даже в них и не было ничего обидного! Однако, будучи далеко не в восторге от предлагаемой задачи, Роза скрепя сердце пообещала мадам, что сделает все возможное, как только представится удобный случай.
– Благодарю вас, – просто ответила мадам.
Но на встречный вопрос Розы: почему бы ей самой не попытаться склонить Сент-Ги помочь Блайсу, она отозвалась с легким оттенком высокомерия:
– Я? Да мне и присниться не могло диктовать ему что-либо, касающееся дел семьи! Ибо он Сент-Ги и все решения принадлежат только ему!
Слова мадам, казалось, только подчеркнули высокий ранг ее сына и проложили непреодолимую пропасть между Розой и наследственным титулом Сент-Ги, перед которым преклонялась даже его собственная мать.
– Басни, – заявила Сильвия, когда вышла к завтраку на следующее воскресенье. – Все это басни насчет того, что день рождения с утра до вечера – сплошной праздник. Ох, Роза, какая прелесть! – воскликнула она, открывая ее подарок: гарнитур нижнего белья в изящной упаковке.
От Блайса были духи, от Мари – лакомства домашнего изготовления в пакете из фольги, корзина с фруктами – из шато. Еще были открытки и письма из Англии, и от их ближайшей соседки – жены бакалейщика – собачка из китайского фарфора, которую они сразу же узнали.
Роза рассмеялась:
– Я еще подумала, когда она вчера ее покупала: не тебе ли предназначается эта собачка? Но она так восхищалась безделушкой, с такой любовью гладила пальцами, что вполне могла оставить для себя.
Так как Жильберт, муж Мари, был выбран морским capitaine de ville на празднике, они не ожидали увидеть ее у себя в этот день. Но она явилась, как обычно, чтобы помочь по дому, расцвела от удовольствия, когда Сильвия начала благодарить ее за сласти, и показала им лучшее место на площади, чтобы наблюдать за первым прохождением парада.
– Там вы будете в теньке. Они станут проходить несколько раз, но после будет уже не то. Самые изнывающие от жажды участники шествия начнут ломать ряды, чтобы заскочить по дороге в бар.
Она предупредила, что занять места нужно пораньше. Когда Роза уже была готова, Сильвия вдруг заявила, что еще не собралась, и попросила Розу купить ей сигарет.
– Насчет этого не волнуйся, у меня есть сигареты, – уверила Роза.
Сильвия наморщила носик:
– Мне твои не нравятся. Будь душкой, сходи к табачнику и купи мне пачку, ну пожалуйста…
– Только при условии, что будешь готова к моему возвращению, – строго наказала Роза и удалилась.
Вернувшись через несколько минут, она встретила на улице возле двери Мари, возмущенную до глубины души.
– Мадемуазель Сильвия сбежала, – выпалила она.
– Сбежала? Ушла, что ли, вы это имеете в виду? Но куда?
– Отправилась на рандеву с Блайсом. Она просила меня передать вам, что просит прощения, но раз никто из них не горит желанием видеть bravade, то они собираются провести день вместе, и мадемуазель надеется, что вы не станете возражать.
– Но она… – Придя в отчаяние от выходки Сильвии, Роза запнулась, не зная, что сказать в ее оправдание.
Мари неверно истолковала ее запинку:
– Вот именно, мадемуазель. Я вновь объяснила ей: неслыханное дело – чье-либо отсутствие в день bravade! Монсеньору Блайсу следовало знать об этом лучше, чем кому бы то ни было. Такой пример, и откуда… из самого шато! Уму непостижимо! Нет, в самом деле – такое ни в какие ворота не лезет!
Для Мари такая критика Блайса означала, насколько близко к сердцу она приняла его поведение, порочащее bravade и бросающее тень на всех обитателей шато. Но Розу куда более волновало, куда, на чем и надолго ли отлучились молодые люди.
– Она не сообщила – куда. Сказала лишь, что они воспользуются мотоциклом монсеньора и, возможно, их не будет весь день.
– Ох… – В присутствии Мари, не сводящей с нее глаз, Роза постаралась скрыть разочарование и опасение, как может сказаться на ноге Сильвии день езды в люльке мопеда. – В конце концов, это ее день рождения, и если их не волнует bravade, то вряд ли кто-нибудь придаст особое значение тому, что они уехали.
Но она оказалась не права. Когда Роза пробиралась под тень платанов, мимо нее проскочил автомобиль Флор Мичелет, дал задний ход и поравнялся с девушкой. Флор с улыбкой встретила недоуменный взгляд Розы, устремленный на ее машину.
– Да, я знаю. Площадь закрыта для движения транспорта с девяти часов утра. Но есть способы пересечь красную ленточку, если вам посчастливилось попасть в список близких друзей Сент-Ги… Вас подвезти?
– Благодарю вас, нет. Я только посмотрю парад.
– Одна? А где ваша сестра? И Блайс?
– Они уехали на целый день.
– И бросили вас на произвол судьбы? Как чудовищно со стороны Блайса!
– Я хотела видеть bravade. А они нет, – уточнила Роза.
– Но вы чувствуете, что вас предали, не так ли? Или вы хотели порадовать Сильвию и, зная, что Блайс не в силах ни в чем отказать вам, сами отправили его с ней?
Так вот в чем причина удивления Флор! Стараясь не выдать себя, Роза коротко ответила:
– Я никуда не отправляла Блайса. Они хотели поехать вместе, что и сделали!
– Тогда знайте, что это более чем простая оплошность с вашей стороны, осмелюсь заметить. Вы не поверили мне, пренебрегли его преданностью, и сейчас Блайс решил преподать вам урок: намеренно вместо вас взял с собой Сильвию.
Роза набрала воздуха в легкие и ринулась в атаку.
– Пожалуйста, – заявила она, – запомните раз и навсегда: Блайс не питает ко мне преданность того рода, что вы имеете в виду. Мне сложно судить, почему вы так пытаетесь убедить меня в обратном. Если он в кого-то влюбился, так это в Сильвию, и я была бы счастлива за нее, если это действительно так. Я очень люблю Блайса, так же как и он меня… надеюсь. Но только по-дружески, и если вы не готовы принять мои слова на веру, то спросите его сами и дайте ему убедить вас.
На губах Флор улыбка стала едва ли не ангельской.
– Возможно, я последую вашему совету. Не желаете ли, чтобы я сообщила вам о результате?
– Благодарю, но думаю, что уже знаю, какой он будет.
– Знаете? И решитесь поставить на это?
– Я не заключаю пари на то, что заведомо известно.
– Как мудро с вашей стороны! Как ни странно, я тоже. – Взгляд на часики заставил руку Флор потянуться к зажиганию. – Я должна лететь. После этого шоу под названием bravade у меня на вилле ленч для избранных. Я не приглашаю ни вас, ни Сильвию, так как знаю, что никакого удовольствия вам это не доставит. Никого из знакомых вы там не увидите, кроме Сент-Ги и Клода Одета, который мной наконец прощен. Нетрудно вообразить, как вам нелегко будет вновь встретиться с Одетом на людях. Да, пожалуй что… – Приняв слабый наклон головы Розы за согласие, Флор нажала стартер, адресовав всю прелесть своей ослепительной улыбки приближающемуся жандарму, и пулей унеслась с площади, оставив Розу в легком сомнении, не является ли прощальная тирада преднамеренной и даже заготовленной заранее.
Bravade, когда она все же началась гораздо позже обозначенного времени, оказалась для Розы настоящим откровением из жизни небольшого городка. Она была рада, что не пропустила этого зрелища.
Парад, о начале которого, подобно герольдам, провозгласили залпы из мушкетов, во главе своей имел «адмирала на день», Жильберта Дюрана, а в качестве замыкающего – его армейского коллегу Жана Пикара, местного разносчика; участниками были все уважаемые горожане, почти неузнаваемые в костюмах; головы их венчали соломенные бретоны, фуражки и береты, не имеющие никакого отношения к девятнадцатому столетию.
Был и оркестр, сплошь из дудок и барабанов, эскорт из мальчишек, которые падки на процессии любого рода, и кое-где, подобно цветам на скудной почве военного стана, виднелись девочки-подростки. Их присутствие, однако, было встречено толпой с неодобрением. Вблизи Розы все пришли к единодушному мнению: мальчишки – да! Они готовятся к тому дню, когда сами будут маршировать в качестве bravadeurs. Но сорванцы девчонки – нет! Парад – сугубо мужское дело, и вид у него должен быть чисто военным, по крайней мере, до тех пор, пока ряды участников не расстроятся и не начнется шумное веселье на весь оставшийся день.
Не было никакой табели о рангах, никаких особых декораций, а тем более рекламы – словом, никакой коммерции. Просто Мориньи устраивал приватное шоу ради своего же удовольствия, безо всяких правил, кроме тех, что обусловлены традицией и общественным мнением. Шоу неформальное, импровизированное и, судя по всему, полностью удовлетворяющее как зрителей, так и участников в