чтобы можно было отличать верх от низа, в то время как густой туман давил на его лицо подобно влажной, тёмной руке. Где-то поблизости рокотал гром. И всё же, несмотря на все происшествия, он чувствовал себя торжествующим: при первом же сообщении о его приближении, Калдан ударился в панику и бежал. Он совершенно не ожидал ничего подобного, хотя, возможно, и следовало. Хотя и не будучи трусом, Лорд Каинрон не слишком-то хорошо умел справляться с сюрпризами.
И всё же, неужели Торисен и в самом деле собирался использовать Разящего Родню? Он слишком хорошо знал, какую угрозу представлял собой меч. Однако же обитель казалась в опасности. Он всё ещё никак не мог перестать думать об этом.
И, кстати говоря, чего ради он вообще захватил с собой меч? Вероятно в качестве эмблемы его власти как Верховного Лорда, поскольку Калдан предпочитал её оспаривать. Когда он впервые объявил себя сыном и наследником Ганта, у него не было ничего в доказательство подобной претензии, кроме как готовности носить этот потенциально летальный серебряный ошейник, известный как Кентиар. А затем Джейм принесла ему изумрудный перстень-кольцо и легендарный меч отца, о которых говорили, что оба они творили чудеса для своего законного владельца.
- "Носи кольцо на той же руке, которой владеешь мечом," - велела ему сестра.
Она так же сказала что-то насчёт того, что разбитое лезвие было перековано заново в Тёмном Пороге, как бы неправдоподобно это ни звучало.
Фантазия или же факт? Подобные вопросы и привели Калдана в Гору Албан в первую очередь.
Торисен однажды скомбинировал кольцо и меч вместе, что прорубиться сквозь зеркало и стену, на которой то висело. Он пребывал в ту минуту наполовину не в своём уме, и ещё много дней после этого. Когда он, наконец, попытался вложить клинок обратно в ножны, то даже не смог его отпустить -- то есть не мог, пока не вырвал его рукоять из своей хватки, сломав себе этим три пальца. Это было почти два года тому назад. С тех пор он ни разу не касался проклятой штуковины. Было ли совпадением, что даже сейчас, он держал лезвие в правой руке, а кольцо носил на левой? Возможно, это означало, что обе штуковины инертны и никому не угрожают, по крайней мере, в данный момент. Он легко мог проверить эту гипотезу, попытавшись вложить меч обратно в ножны или же перебросив в руку с кольцом, но не решался ни на то, ни на другое.
За закрытой дверью в его образе души над ним насмехался Гант. Ну и как же ты собираешься завладеть моей властью, если отказываешься принимать ту ответственность, что к ней прилагается? И ты ещё называешь себя моим сыном.
- "Заткнись," - бормотал Торисен про себя. - "Заткнись, заткнись."
Вниз по склону холма возникло какое-то свечение. Торисен сначала подумал, что это кармашек предвестий, но оно странно пульсировало и испускало нерегулярный, двухнотный звук. По мере приближения, он опознал скопище руин холмового форта, что лежал между Горой Албан и рекой. Шагая всё дальше меж каменных блоков, он обнаружил себя в каверне слабого света, будто вырезанной из тумана. Полость сохраняла внутренние очертания зала, которым прежде была, круглая, где-то сорока футов в диаметре. Кто-то сидел на скале у её дальнего края, точа железные когти об оселок и тихонько мурлыча себе под нос. Это от него исходило всё это сияние. Он бросил на Торисена лихорадочный взгляд голубых глаз, укрытых неровной копной белёсых волос.
- "Ну что же, садись," - сказал Гнашар. - "Я полагаю, что никто из нас не жаждет с ходу броситься в битву, хотя она уже довольно скоро последует."
Торисен опустился на каменный блок. Хорошо понимая, что очень скоро она начнёт коченеть, но не видя перед собой иного способа отдыха, он вытянул вперёд свою больную ногу. Оплетённое узорами лезвие Разящего Родню запульсировало в необычном свете окружения, когда он упёр в землю его остриё рядом со своей здоровой ногой.
Сидящий перед ним мужчина был одет в грязную домотканую одежду, вероятно взятую у одного из пастухов, что он зарезал рядом с Готрегором. Одна из штанин была разорвана до колена, под которым, вывернутая под неестественным углом, тянулась задняя нога волка, её раздробленная голенная кость торчала наружу через обесцвеченный, спутанный мех. Всё это источало вонь гангрены. Было абсолютно ясно, что король волвер Глубокой Глуши не мог пробежать всю дорогу от Готрегора в таком состоянии.
- "Ты и был тем всадником, что я видел идущим за нами с отставанием," - сказал Торисен.
- "Между твоим авангардом и всё растущей армией, да. Что, думаешь, ощутит последняя, узнавши, что проделала весь этот путь ради пустого пшика? Они, вероятно, над тобой посмеются, хотя должен признаться, что и сам я не думал, что этот толстяк вот так вот сбежит. Ах, да, и был кто-то ещё, почти наступавший мне на пятки. Настоящий почтовый всадник, я думаю. Ты не ждёшь одного из Котифира?"
Так оно и было, разумеется, но Торисен, выкинул это на пока что из головы.
- "Ну и что теперь?" - спросил он.
Гнашар задумчиво прошёлся длинным, зазубренным ногтем вдоль точильного бруска.
Ширк, ширк, ширк...
- "Простейшей вещью для тебя было бы отдать мне мою дочь -- Уайс, это так ты её назвал? Милое имя, хотя от этого не следует, что к ней стоит привязываться. И тогда бы мы оба отправились по домам."
- "Нет," - сказал Торисен.
- "Это говоришь ты, или твой отец? Во время нашей последней встречи, ты почти обратился к нему за помощью. Я практически чувствовал твою руку на засове его узилища. Это же его меч, не правда ли?"
Рука Торисена покоилась на эфесе. Он осторожно покрутил его взад-вперед, так что жало клинка вгрызлось в потрескавшиеся плиты старого замка.
- "Тебе не захочется иметь дело с Разящим Родню," - сказал он, - "кому бы он ни принадлежал. Как и столкнуться с моим отцом. Помнишь, как один звук его сапог на лестнице превратил тебя в съёжившегося щенка."
- "А тебя в скорчившегося мальчика." - Гнашар ухмыльнулся. У него были очень острые зубы. - "С тех пор я вырос и возмужал. А ты? Никто не станет настоящим мужчиной, пока не отправит своего отца в землю или, в моём случае, в котел тушенья. Я же говорил тебе, все эти годы тому назад, что тебе следует убить своего родителя. Но ты этого так и не сделал. Я чую в тебе вонь его крови."
Торисен так же ощущал присутствие Ганта, выжидающего, слушающего.
Рррррз ... ходило кругом остриё Разящего Родню, выкорчёвывая плитку пола, под мелкую крошку потревоженной земли. Рррррз...
- "Кроме того," - задумчиво заметил Гнашар, - "Я усвоил урок Короля Круина даже лучше его самого. Дай наследнику имя, и когда-нибудь он займёт твоё место. Всё моё потомство мертво, за исключением этой последней. Её смерть придаст мне силы исцелиться и жить дальше."
- "Вечно?"
- "Быть может."
Он отложил в сторону камешек, потянулся и зевнул. Распахнулись челюсти. Щёлкнули клыки. Руки стали могучими лапами, вытягиваясь вперёд, чтобы коснуться земли. Пастушьи одежды с треском разорвались у него по спине и отпали прочь. Он был таким же огромным, как всегда, размером с маленькую лошадь, но в то же время изможденным, со спутанным, блёклым мехом, а свет, источаемый его душой, мерцал болезненным жёлтым.
- "Ты сейчас можешь видеть, как само существование наследника отравляет меня. Извлеки из этого урок. Говорят, что ты назвал свою сестру в качестве своей преемницы. Это было глупостью. Может и кажется, что она годится только лишь на один глоток, но она обладает неожиданными качествами. Как долго ты будешь держаться на шаг впереди неё, а? О, да, твой отец сейчас бы над тобой посмеялся. Ты его не слышишь?"
Что Торисен слышал, так это отдалённые голоса, кричащие его имя. Отыщут ли его люди дорогу к нему в таком мраке? И хотел ли он этого?
Сзади захрустела трава. Лютый выскользнул из неё по правую сторону от него, Уайс по левую, оба целиком в мохнатой форме.
- "А-а," - выдохнул Гнашар.
- "Лютый, уведи её прочь," - велел Торисен другу через плечо.
- "Нет."
Они все поглядели на Уайс. Никто из них никогда прежде не слышал, как она говорит.
- "Мой отец," - сказала она, скаля белые зубы. - "Мой бой."
- "А," - снова сказал Гнашар, в этот раз с отзвуком смеха. - "А, ха, ха, ха..."
Торисен начал подниматься, но Лютый скользнул вперёд и помешал ему. - "Подожди."
Два волвера Глубокой Глуши закружили друг вокруг друга в окружении кольца древних камней. Первая была почти вдвое меньше второго, но она двигалась с текучей грацией, в то время, как он волочил за собой свою раздробленную ногу. Он ринулся на неё, широко распахнув челюсти, и сбил её с ног. Придавив своим весом, он щёлкнул зубами в её горло, но промахнулся. Она угрём заизвивалась под его тушей. Её зубы сомкнулись на его ухе и разодрали его в клочья, когда он отпрянул назад.
- "Ах ты, маленькая сучка!"
Уайс ухмыльнулась.
Он снова пошёл на неё, полуослепленный маской из текущей крови. Она поднырнула под его наскоком и щелкнула зубами вбок, по его здоровой задней ноге, когда он пролетал мимо. Затрещали кости. Гнашар закричал и с трудом развернулся к ней лицом, угрожая своими железными кончиками когтей, что оставляли за собой выбоины в плитах древнего зала.
- "Ну ладно," - пропыхтел он, приподнимаясь. - "Познакомься со своей роднёй."
Вокруг него сгустились завитки яркого света, отслеживая узоры в его косматой шкуре. Линия младенческой челюсти, общий контур вытянутой мордочки, едва раскрывшиеся голубые глаза, маленькие лапы, слабо скребущие... Как же много щенков он перебил и поглотил, приплод за приплодом. Они покрывали его подобно шевелящейся шубе, их контуры очерчивались светом, что был чище его собственного. Молочные зубы оскалились, и укусили. Король волвер взвизгнул от удивления и боли, когда на его шкуре выступили красные слёзы. Он истекал кровью из дюжины порезов, из сотни, а эти маленькие зубы всё продолжали зарываться в глубины его плоти, обнажая мускулы, сверля и скребя кости.