Уайс уселась и стала наблюдать. Один или два раза, она облизала свои чёрные губы.
Гнашар извивался на земле, яростно атакуя самого себя и причиняя ещё больше вреда. Одним свирепым разрезом он вспорол свой собственный живот, и его потроха полетели на землю.
Торисен опёрся рукой на плечо Лютого и поднялся на ноги.
- "Достаточно," - сказал он.
Раскаты грома звучали всё ближе. Фантомный интерьер старого замка начал быстро выцветать, а туман внутри него окрасился предвкушением дождя. Капли с плеском забили по растущей луже крови, разбавляя её, пока вся она не впиталась в сетку трещин каменного круга. Гнашар подтянул поближе свои внутренности и неверяще их рассматривал. Затем он поднял то, что осталось от его лица.
- "Я сейчас умру?"
- "Да. Замри."
Торисен взялся за Разящего Родню обеими руками и поднял его. Когда кольцо коснулось рукояти, небо расколола молния. Вниз же опустилось лезвие, и древний каменный круг расщепило надвое. Гром заметался от края до края речной долины. Оставшись почти незамеченным в этой катящейся какофонии, что-то метнулось прочь, вниз по склону в тени.
Уайс стояла напротив Торисена, через разрубленный, дымящийся камень, её стройная, белая фигурка казалась призраком в окружающем мраке. Перескочив на его сторону, она скользнула руками под его куртку, обнимая за талию. Он ощутил тепло её тела, упругое давление маленьких грудок о свою грудь. Одной рукой он осторожно отвёл Разящего Родню подальше. А другой ответил на её объятье.
- "Я буду скучать по тебе," - выдохнула она в его ухо.
- "А я, по тебе."
Затем она отстранилась и отпрянула назад, уже не ладони, но звериные лапы покоились у него на плечах. Девушка волвер обнажила белые зубы в ухмылке и лизнула его щёку. А затем, опустившись на все четыре, ускакала в ливень.
- "Она отправилась обратно в Дикую Глушь, чтобы заявить права на место своего отца," - сказал Лютый. - "Я её провожу -- хотя не то, чтобы она в этом нуждалась -- и вернусь так быстро, как только смогу."
Затем он тоже пропал.
Торисен обнаружил, что разбитые руины окружают безмолвные, наблюдающие кенциры. Его люди всё-таки его нашли. Разящий Родню напряжённо трепетал в его левой ладони, блики света скользили вверх и вниз по его омываемому дождём лезвию. Он вложил клинок обратно в ножны, под долгий выдох из теней.
- "Кто-нибудь привозил мне письмо из Южного Воинства?" - спросил он.
К нему подошла заляпанная грязью почтовая всадница, вынимая пакет из своей каплющей водой кожаной сумки.
- "Вы уверены, что желаете прочесть его здесь, сейчас, милорд?"
Торисену хотелось совершенно не этого, а только того, чтобы этот долгий-предолгий день наконец-то закончился, но это было невозможно, пока он не завершит каждый кусочек связанным с ним дел.
Он вытащил наружу послание [missal] Харна Удава и развернул его. Судя по знакомым, трудночитаемым письменам, Коммандант не доверил свой ответ чистовой копии клерка, что, возможно, было и к лучшему. Торисен трижды перечитал сообщение, запоминая его, пока дождь не смыл его прочь. Затем разодрал промокшую бумагу на мелкие кусочки и позволил им упасть в грязь. Смотревшие на него мало что заключили по его лицу, за исключением, возможно, того, что они никогда прежде не видели его настолько похожим на его отца.
- "Найди, что поесть и отдохни, сколько сможешь," - сказал он всаднице. - "Мой ответ будет готов максимум к рассвету."
Кендар потрясенно вздрогнула. - "Что, снова весь путь обратно на юг?"
- "Да. В Котифир."
ГЛАВА XXIПеред Бурей
120-й день зимы
Призрачно-блёклая выпуклая луна только-только поднялась над восточным горизонтом, сигнализируя о наступлении средней части второй половины последнего дня зимы. Большая часть Южного Воинства как обычно была занята на тренировочных полях к югу от лагеря. Там столбом вздымалась пыль, а сталь блестела в имитации битвы.
Так много практики, и ради какой цели? размышлял Харн Удав, стоя на своём балконе, и смотря на юг через внутренний двор и красную черепицу зданий лагеря Воинства. У Кенцирата было множество противников, но в данный момент он больше боялся войны, что заваривалась внутри них, между братом и сестрой.
У него на столе лежало последнее сообщение Черныша. Оно было писано на обрывке пергамента резкими, тёмно-красными письменами, смотрящимися подобно высохшей крови. Которыми, как подозревал Харн, они и являлись. Вручивший ему трое суток назад эту записку кадет Ардет с перевязанной рукой выглядел довольно-таки нездоровым.
- "Верховный Лорд Кенцирата просил Леди Кирен переслать это мне, чтобы затем передать это вам, Ран," - сказал он. - "Торисен прежде не знал, что у Ардетов есть свой дальнописец среди Южного Воинства."
Харн этого тоже не знал. Он имел склонность не замечать шаниров, пока они внезапно не становились незаменимыми. Сколько бы времени можно было сэкономить, знай он об этом прежде -- за исключением того, каким сюрпризом стало то, что Черныш вообще опустился до использования шанира. Он должен был очень сильно волноваться об этом послании.
Харн припомнил, как пятнадцатью днями ранее вместе с обычным почтовым всадником прибыло первое сообщение:
- "Что-то не так с Шиповник Железный Шип."
Он, разумеется, вызвал к себе указанную кендарку, и вот она стоит перед его столом, темно-красные волосы пылают огнём, ярко-зелёные глаза осторожно глядят на её неподвижном, темном от загара лице. Он знал её с той поры, как она была коренастым, непостижимым ребёнком, и её мать до неё.
- "Ну, Железный Шип. Ты сделала что-то, что расстроило Верховного Лорда. Что именно?"
- "Я полагаю," - сказала она медленно, - "что это из-за того, что наша связь сломалась."
Харн был потрясён. - "Что? Что же он сделал?"
- "Ничего. Это просто..." - Она поколебалась в поисках слова. - "Он такой великодушно-добрый."
Харн откинулся назад, потихоньку впитывая. Он хорошо знал, насколько осторожно Торисен обращался с привязанными к нему, как будто все они пребывали в его полнейшей милости -- как оно, разумеется, и было. Воспитанный кендарами, он никогда по-настоящему не понимал значение статуса хайборна. Харн ценил подобную свободу. Другие же, особенно выросшие подобно Шиповник под жёсточайшим контролем, могли ошибочно принимать подобную заботу за слабость.
- "И всё же," - сказал он, - "это не причина, чтобы с ним порывать."
- "Этого бы и не случилось, вот только..." - Она сделала паузу и задумалась, всё больше и больше хмурясь. - "Его сестра... Я этого толком не понимаю, особенно в ком-то, кто кажется таким хрупким и, ну, в общем, таким эксцентричным, но в ней определенно есть стальной стержень. И в то же время она может быть милосердной. Я была в страшном расстройстве после смерти ребёнка искательницы. Торисена там не было. А она была."
- "И таким образом она тебя привязала."
Шиповник подняла хмурые глаза. - "По сути дела, можно практически сказать, что это я её привязала."
О, это было весьма мудрёное послание для передачи. Ответ Торисена прибыл буквально в течение суток. Харну оставалось только удивляться, что кровь, которой его писали, уже перестала дымиться.
Внизу во дворе он заметил восемь фигур, появившихся из улиц лагеря, одни шагали вместе, подобно Брендану и Ярану, другие же полностью отстранённо, подобно Рандирке. Они пересекли травянистый участок перед зданием. Уже очень скоро они будут у его двери. Это, разумеется, было всего лишь очередной регулярной встречей командиров казарм.
- "Ха," - едва слышно пробормотал он.
Где-то пятнадцатью минутами спустя они расселись вокруг круглого стола в тесном конфернцзале Харна. Генджар в своё время перенял восточный стиль валяния на подушках. Харн, как и Торисен до него, отдавал предпочтение северному формализму, хотя Харн частенько рыскал по комнате, пока остальные сидели, утверждая, что это помогает ему думать.
- "Где Коман?" - спросил он.
- "Он дожидается доклада своих дальних разъездов [outriders]," - сказал Эдирр с ухмылкой.
Остальные снисходительно заулыбались. Молодой коммандер Коман отвечал за сбор информации о внешних противниках Котифира. Хотя, если отложить в стороны налёты Геммы, какие у города были враги? Тем не менее, как один из самых маленьких Кенциратских домов, Команы всегда разводили шумиху вокруг всего, чем занимались, чтобы раздуть свою само-значимость. Коммандер Коман ещё с конца лета продолжал намекать, что Гемма что-то затевает.
- "Ну, хорошо," - сказал Харн. - "Какие новости с Надутёсья?"
Коммандер Ардет скрутил свои тонкие, аристократические руки на груди, собираясь с мыслями. - "Перемена всё ещё не разрешилась," - начал он. - "Город потихоньку возвращается к жизни, но весьма ухабистым способом, в отсутствие власти короля, гильдейских лордов или грандмастеров, способных всё стабилизировать. Падает всё больше башен. Кротен остаётся в изоляции. Торговля и Профессия продолжают скрываться. Русо, бывший Лорд Сноровка, поселился у бывшего Мастера Железной Перчатки, Гаударика. Грандмастера вроде Нужнозадого пытаются собирать сторонников ... на чём это основано в его конкретном случае, я понятия не имею, поскольку торговле шелком похоже пришёл окончательный конец. Принц Тон и его мать Принцесса Амантина также ищут поддержку. Отбрасывая политику, я не представляю, что за естественные законы тут оперируют."
- "Я всегда говорил, что мы не понимаем в должной степени религии Ратиллиена," - сказал коммандер Яран, склоняясь вперёд.
Каинрон фыркнул. - "Ты и твоя научная одержимость местными культурами. Что нам там понимать? Мы знаем истину."
- "Так, как мы её видим, да. Наш Трёхликий Бог пребывает повсюду. Однако тебе никогда не приходило на ум, что возможности его власти в этом мире несколько ограничены?"
- "Богохульство," - прорычал Каинрон. - "Наши лорды в силе, разве не так?"