Он ходил по зеленой траве двора от калитки до крыльца и от крыльца до навеса, где лежат дрова.
Трава была мелкая и с утра холодноватая, так что ходить по ней босыми ногами было просто приятно.
Белая кошка сидела на краю крыши и делала вид, что она пришла погреться на солнышке и что воробьи ее совершенно не интересуют. Воробьи прыгали по коньку и дразнили кошку, а она только щурила глаза.
На носу у кошки было большое зеленое пятно. Сразу видно, что она понюхала краску на палитре. Кошка принадлежала Ваонычу.
Елена Карповна вышла на крыльцо. На ней, несмотря на жаркую погоду, темное платье, а голова повязана желтым в мелкую крапинку платком. Она погрозила Володе и спросила:
— Какую каверзу опять задумал?
Володя ничего ей не ответил, и она ушла, так стукнув калиткой, что воробьи дружно рассыпались в разные стороны.
Вдруг на улице послышался необыкновенный шум, крики ребятишек и возбужденные голоса взрослых.
Володя не выдержал и, приоткрыв калитку, выглянул на улицу. Выглянул и замер от восторга.
По улице шел слон!
Самый настоящий, живой-разживой слон!
Шел, не торопясь переставляя свои толстенные, как диванные валики, ноги и отмахиваясь от мух мягкими, похожими на лопухи, ушами.
Прохожие сначала ахали от неожиданности, но потом успокаивались и сообщали друг другу:
— Смотрите-ка, слон по улице идет!
Ребятишки бежали за слоном, а некоторые, самые отчаянные, заскакивали вперед и восторженно орали.
Васька вел себя совсем уж нахально. Сначала он бежал по тротуару и отталкивал мальчишек с таким видом, будто слон — это его собственность, будто он купил его на базаре.
Потом он начал показывать свое удальство. Он забегал вперед, строил рожи и, размахивая руками, плясал перед самым хоботом слона.
А слон шагал, не обращая на Ваську никакого внимания.
— Наверное, он из цирка убежал, — сказал кто-то.
Другой возразил:
— Как же, убежал! Это они его для рекламы выпустили. Чтобы народ заманывать….
Какой-то толстяк снял соломенную шляпу и тонким голосом пропищал:
— Это безобразие — так распускать слонов!..
Но Володя подумал, что никакого тут безобразия нет и вообще было бы здорово, если бы слон вдруг свернул с дороги и вошел к нему во двор. Ему даже показалось, что слон тоже так подумал и вроде даже замедлил шаг.
Распахнув калитку пошире, Володя призывно пощелкал языком, заманивая слона, но тот прошел мимо, даже не посмотрел на него.
Встречные машины сворачивали в сторону, нарушая правила уличного движения. Ослепительные зайчики весело прыгали на их разноцветных крышах и чистых стеклах.
Навстречу шел красный автобус. Он остановился и затрубил. Слон тоже остановился и тоже затрубил. Он, наверное, подумал, что встретил какого-то особенного, городского слона, и очень обрадовался.
По крайней мере, Володя подумал именно так. Он ходил с мамой в цирк, видел там много всяких зверей: шесть львов; медведей, если считать с медвежатами, трое; тюленей и то было два. А слон один. Ему даже и поиграть не с кем. Это разве жизнь?
Это Володя отлично понимает. Уж кто-кто, а он-то настрадался один в четырех стенах. Поэтому он очень сочувствует слону. И ничего нет особенного в том, что ему надоело сидеть в своем цирке и он вышел в такой хороший летний день на улицу подышать свежим воздухом.
Засмотревшись на слона, Володя забыл о своем недруге Ваське Рыжем.
За слоном гнались четыре очень красивых и, судя по всему, необычайно отважных человека. На троих были короткие красные куртки и брюки тоже короткие и красные, блистающие золотыми нашивками и пуговицами. Но, конечно, самым красивым и храбрым, несомненно, был четвертый человек. Он, бойко работая коротенькими ножками, бежал впереди всех, его голубой, расшитый серебряными звездами плащ взвивался выше его головы. Одной рукой он придерживал тюрбан, чтобы не потерять, а в другой у него был пучок моркови. Он кричал явно не по-русски:
— Борка, Борка, назад!
Остальные, размахивая булками, кричали русскими голосами:
— Борька, давай назад! Борька!
Они уговаривали слона вернуться обратно в цирк, но тот даже и не глядел в их сторону.
Когда слон затрубил, Васька от страха подпрыгнул и бросился к своему дому.
— Люди! — заорал он дурным голосом. — Спасайте меня!
Он упал и на четвереньках, как лягушка, запрыгал по тротуару.
Володя засмеялся, а в это время слон свернул куда-то в переулок, словно его и не было.
Сразу улица стала обычной и довольно скучной. А Васька Рыжий, сидя на краю тротуара, плевал в ладонь и растирал расшибленное колено.
— Эх ты, — сказал Володя, — слона испугался.
Поднявшись, Васька пообещал:
— Вот как дам!
Володя боком пошел к Ваське:
— Ты, дашь?
— Дам!
— А ну, дай…
— Пачкаться неохота, — проворчал Васька и пошел к своему дому, презрительно покачивая плечами.
— Лягушка рыжая, — вдогонку сказал Володя и повернул к своему дому.
Но едва он переступил порог калитки, как в ворота с треском ударился обломок кирпича. Володя выбежал на тротуар, но Васька плясал уже около своего дома и строил самые противные рожи.
Володя погрозил ему кулаком и ушел домой.
В УГОЛ НОСОМ
Закончив рассказ про слона, Володя хотел перейти к перечислению злодеяний Васьки Рыжего. Это необходимо было для того, чтобы мама могла вполне оценить тот шедевр, которым Володя заклеймил эту личность.
Рисовать Володя начал рано, лет с пяти. Тогда он считал, что для рисования годится любая поверхность: скатерть на столе, обложка книги, наволочки на подушках, собственные ладони, оконное стекло, фотографии, тетради из маминого портфеля, лысина деда, когда тот спит, пол, стены, печка, не говоря уже о заборах и тротуаре перед домом.
И доставалось же ему за это от мамы, от деда, от соседей. Особенно попадало от квартирантов, хотя как раз Ваоныч больше всего и был виноват в том, что Володя пристрастился к рисованию. Он сам давал Володе бумагу, карандаши, а иногда даже и краски.
Итак, Володя сидел за столом, вытирал посуду, которую мама мыла в белом тазу, и обдумывал, как бы ему убедительнее рассказать про Васькины злодеяния. Маме почему-то совсем не понравилось, что в ее отсутствие Володя выходил за ворота.
— Ты же дал мне слово, — строго сказала она.
— Так я и не выходил. Я калитку открыл, а он тут и шагает.
Мама постучала пальцем по столу и самым строгим голосом сказала:
— Чтобы этого никогда больше не было. А за то, что ты нарушил слово….
Она не успела договорить, потому что в это время с шумом распахнулась дверь и в комнату вбежал Ваоныч. У него был такой вид, будто за ним гонится привидение. Его буйные волосы клубились вокруг головы, как черный Дым, когда его крутит ветер. Он хватал руками воздух и дергал губами.
Володя сразу смекнул, в чем тут дело, и поспешно начал сползать со стула, намереваясь укрыться под столом.
Разгадав его намерение, Ваоныч налетел на него и схватил за руку.
— Что случилось? — строго спросила мама.
Но Ваоныч и ее схватил за руку и молча потащил на Двор. Говорить он не мог. Да и зачем тут слова? Не надо слов. Все было ясно и так. На досках забора густой оранжевой краской нарисовано что-то похожее не то на убитого горем крокодила, не то на крушение поезда.
Через забор перевесился Васька Рыжий. Он держал в руке старый истертый веник и старался дотянуться до оранжевого изображения. Могло показаться, что художник, размалевавший забор, пользовался вместо кисти Васькиной головой. Она была такая же ярко-оранжевая, как и краска.
Увидев Ваоныча, который тащил Володю и его маму, Васька бросил веник и, охнув, свалился по другую сторону забора. Но он не убежал: Володя все время видел, как сквозь щели мелькают его огненные волосы.
— В-вот! — сказал Ваоныч торжествующе, словно он сам нарисовал эту картину на заборе. — Полюбуйтесь!
— О господи! — прошептала мама.
— Что это? — продолжал художник таким дрожащим голосом, как будто чьи-то могучие руки трясли его с такой силой, что слова в нем прыгали, как горошинки в погремушке.
Мама схватила Володю за плечи и строго спросила:
— Что это такое? Отвечай сейчас же!
Володя вздохнул и от волнения вытер нос посудным полотенцем, которое он все еще держал в руках.
— Васька это рыжий, — пояснил он. — От слона побежал и растянулся, как лягушка!
Из-за забора послышался злорадный смех.
— А-а! Васька! — зловеще спросил Ваоныч и вдруг, подняв руки и потрясая кулаками, отчаянным голосом закричал:
— Гуашь загубил! Целую банку!.. Гуашь! Кадмий!..
Он в эту минуту был так похож на злого волшебника, выкликивающего колдовские слова, что Володя сразу перестал плакать и с интересом начал ожидать, что же произойдет.
И дождался. Несомненно, Ваоныч знал свое волшебное дело, потому что мама вдруг сказала:
— Ну, долго я терпела!
Она вырвала полотенце из Володиных рук и больно отхлестала его. Он не заревел. Он стойко перенес наказание под мстительный смех своего врага, торжествующего под прикрытием забора.
Проглотив слезы, Володя вызывающие вскинул голову и громко сказал:
— Ха! Ха! Ха!
Пусть все видят, как он умеет презирать боль, пусть не радуются враги!
— Пошел в угол, — приказала мама.
— Стой, — нормальным голосом сказал Ваоныч, — а где же у тебя слон?
Володя глубоко вздохнул. Из-за забора последовало пояснение:
— Он слоновую краску стащить не успел!
— Вот как! Неужели тебе целой банки не хватило?
Удивленно посмотрев на Ваоныча, Володя снова вздохнул:
— Слоны рыжие не бывают…
Ну кто же этого не понимает? И нечего его разыгрывать. Такой могучий, такой красивый слон может быть изображен только благородной слоновой краской. Какая она, он пока еще не знает, но уж во всяком случае не презренная рыжая Васькина краска.
Ваоныч понял и рассмеялся, но мама строго спросила: