Нет, наверное, не глупость этот ее секрет, если одно воспоминание о нем так подействовало на задиристую, веселую девчонку.
Вдруг в притихший, выжженный солнцем город ворвался горячий ветер. С разбойничьим свистом понесся он по улицам, с грохотом распахивая калитки, хлопая ставнями, срывая по пути все, что плохо держится на своем месте.
Ахнули истомленные зноем деревья и, отчаянно заламывая ветви, как длинные руки, закачались от страха.
Отчаянный ветер гулял по городу.
Пыль носилась столбами, крутилась колесом. Прохожие разбегались во все стороны, укрывались где попало.
По двору, звеня и подпрыгивая, прокатилось пустое ведро.
— Ой, что это? — вскрикнула Тая.
Над соседним домом начали взлетать сказочные ковры-самолеты и жар-птицы, Капитон и Васька гонялись за ними, хватая за пестрые хвосты. Один ковер занесло на Володин двор и ветром прижало, как приклеило, к стене дома.
Тая звонко смеялась, забыв о гнетущей своей тайне.
Все потемнело вокруг.
Перевернув все вверх дном, ветер бросил растрепанный город, как своевольная девчонка бросает изорванную куклу. Ветер взмыл в небо и там тоже все переломал, перепутал, продолжая свою веселую гульбу. Закрутились тучи, заиграли зеленые молнии, загремел гром.
— Ребята! — крикнула мама с крыльца. — Володя, Тая, немедленно домой! Где вы там спрятались?
Тяжелая капля с разлету ударила в звонкое дно ведра, как в бубен. Это был сигнал. Сейчас же зазвенели, загрохотали крыши, запели водосточные трубы, зарокотали тротуары и заборы. Как чудовищный барабан, гремела над головой крыша навеса.
Все исчезло. Дома, небо, звуки, голоса… Дождь, один дождь властвовал на белом свете. Казалось, ему уже никогда не будет конца.
Выкрикнув что-то непонятное, Володя выскочил из-под навеса и заплясал под дождем. Тае казалось, что при свете длинных молний под дождем пляшет человечек, сделанный из жести.
Но вот откуда-то из дождя появилась Володина мама и, схватив его за руку, потащила за собой. Но он все еще продолжал плясать так весело и азартно, что Тая не выдержала и тоже выбежала из-под навеса под дождь. Мама и ее схватила за руку и, крича что-то веселое, потащила их обоих к дому.
ВЛАЗИНЫ
Дядя поселился в кухне. Александра Яновна, его жена, перед этим два дня наводила порядок в этой, довольно-таки запущенной комнате. Дядя в это время ремонтировал старую мебель. Он собрал на чердаке и под навесом все, что давно отслужило, пришло в негодность, и теперь старательно сколачивал и подстругивал всю эту рухлядь.
Неожиданно для Володи дядя подружился с Капитоном.
Дядя, прилаживая к старому комоду фанерную крышку, бубнит:
— Этакое богатство пропадает — дом…
А кажется, что это вдруг комод заговорил своим дубовым голосом. У людей не бывает таких голосов.
— К нему, к дому-то, если по-хозяйски подойти — доход бы иметь можно. А она чего понимает? Целый день на работе, идеи всякие, а квартиранты за три комнаты сотню в месяц дают. Разве это порядок? Я ей говорю: по теперешним тесным обстоятельствам полторы сотни за каждую комнату.
— С удовольствием отдадут, — соглашается Капитон. Глухо покашливая, он добавляет: — Художник этот тоже хитряга.
Дядя продолжает свое:
— Да. А она мне: «Как, говорит, было, так и останется. А ты тут не мешайся».
— Характер у нее отцовский. Отец ее говаривал: я — сучок дубовый, от меня топор отскакивает. Они все такие. Сучковатые.
Он погладил затянувшийся шрам на щеке и вздохнул:
— И Володька такой же. В деда.
Вернулась из магазина Еления. Затворяв за собой калитку, она села отдохнуть на крыльцо. Капитон приподнял над головой берет:
— С приятной погодой вас.
Дядя молча поклонился и громче застучал молотком. Володя понял: боится.
Старуха громко спросила:
— Выплюнула тебя деревня?
— Сам ушел…
— Как же, сам. Такие сами не уходят. Ну, чего делать будешь?
— Была бы шея, — гукнул дядя, — хомут подберут.
Развязывая желтый платок, Еления шумно вздохнула:
— В город, значит, пожаловал. В дармоеды. К Капитошке в напарники. Ох-хо-хо… Зря жалостлива Советская власть бывает. Сколько в городах дармоедов кормится. Спекуляции подпорка, чтоб вам провалиться.
Дядя бросил молоток и посмотрел на то место, где только что находился Капитон. Тот словно и в самом деле провалился по одному грозному слову старухи. Неприятный холодок прокатился по его спине, хотя день разгорелся жаркий.
А та говорила, обращаясь к Володе:
— Вот, Володимир, вырастешь — пуще всякого врага бей таких хозяйчиков, собственников. От них много зла на земле. Не жалей их, Володимир. Думаешь, зачем он прикатил из деревни? Там работать надо. А он не привык…
Вечером дядя устроил влазины — новоселье.
Пришел Капитон. На вытянутых руках, чтобы не испачкать нового костюма, он нес горшок с пионом. Его жена, тоже в новом голубом платье с розовым бантом на плече, расцеловалась с хозяйкой и расслабленным голосом сказала:
— Капитоша, подай цвет.
— Ах, какое вам от нас беспокойство, — равнодушно ответила Александра Яновна, нюхая пион.
— Обожаю цветки, — манерничала Муза, — я их для запаха содержу и для развлечения жизни.
Хозяйка прошелестела:
— Спасибочки вам.
Больше от нее не слыхали ни одного слова до тех пор, пока не сели за стол. Тогда она сказала, подняв рюмку:
— Ну, господи благослови…
И после этого совсем замолчала.
Ваоныч, получив приглашение на новоселье, не пришел. А его мать просто отказалась:
— Зачем я вам? Вина не пью, приятных слов не знаю. Нет, и не зовите. Не в компанию гость.
Когда Капитон узнал, что Еления отказалась от приглашения, он сказал дяде:
— Такой гость, что в стуле гвоздь. Ты, однако, не унывай — хвостом-то перед ней покруче работай, да на все четыре не вставай — ходи на задних. Старуха — яд: на большой вред способна.
Володя, услыхавший этот разговор, сам тоже побаивался и не любил строгую Елению, но никогда не ожидал от нее никакого вреда. А Капитон, это Володя замечал много раз, старался спрятаться от нее и если не успевал этого сделать, низко ей кланялся, размахивая беретом, и тогда он действительно напоминал нашкодившую собаку, которая стремится «покруче работать хвостом».
Он не понимал причин этой боязни. Не понял и дядя. Он спросил:
— Зачем ей это надо — мне вредить?
Капитон, как и всегда, ответил прибауткой:
— Если у Гурия башка не дурья — сам поймет.
КАК ЗАВЕДЕНО У БОЛЬШИХ
Стол для детей накрыли Отдельно в маленькой комнате. Им дали всего понемногу, всяких закусок и две бутылки ситро.
Васька вбежал в самый последний момент, он что-то жевал на ходу. Втягивая воздух носиком-репкой, он нетерпеливо спросил:
— Ну, кто тут из вас хозяин? Наливай!
— Хозяйка тут буду я. У меня влазины, — степенно объявила Тая. — А ты — гость и не командуй.
Она налила всем по стакану ядовито-желтого ситро. Васька сейчас же схватил свой стакан, стукнул им по столу и потянулся чокаться, приговаривая:
— Влазьте — поселяйтесь, только потом не кайтесь… Жить вам веселиться, деньгами подавиться, в вине утопиться, с соседями всю жизнь биться… Живите, будьте здоровы!
Жеманничая так же, как и ее мать. Тая тоненьким голоском подхватила:
— И вам дай бог тем же концом по тому же месту! Пейте, гости дорогие!
Они лихо опорожнили свои стаканы, остатки расплескали по полу и стенам.
А Володя, жарко дыша в стакан, выпил все до капли. Он не знал, что надо делать на новоселье. Ему никогда не приходилось бывать на пирах и гулянках, и, конечно, он не знал, как и когда надо пить и что говорить при этом.
Когда все ситро было выпито, Васька встал и начал представлять, как будто он пьяный возвращается домой. Он ходил, покачиваясь, вокруг стола, ерошил свои и без того лохматые рыжие вихры, говорил всякую чепуху и нарочно натыкался на стены. А Тая хватала его за руки и бабьим голосом уговаривала:
— Да что ты, Христос с тобой. Да поди ляжь… Наградил меня господь…
А он смеялся и отталкивал девочку.
Володе не понравилась эта игра. Он толкнул Ваську так, что тот упал на сундук и затих.
— Как не стыдно! — закричала Тая. — Он ведь понарошке.
Володя думал, что Васька сейчас вскочит и, как полагается, даст сдачи, но тот лежал на сундуке и храпел совсем по-настоящему.
Тая, потрепав Васькин чуб, объявила:
— Ты знаешь, он и в самом деле уснул. Наверное, ему дали вина там, у больших.
— Ему отец часто дает вина, — сообщил Володя.
— А ты когда-нибудь бывал пьяный?
— Нет, и не буду.
— А когда вырастешь?
— Тоже не буду. Никогда не буду пить.
Тая как-то особенно поглядела на него и тихо спросила:
— Ты, что ли, старовер? Да?
Володя не понял.
— Какой старовер?
— Вера такая есть, не настоящая. Они в церковь не ходят, вина не пьют. Грех им, — зашептала Тая. — Я сразу поняла, что все вы тут староверы, и старуха эта. У нее, наверное, молельня в задней комнате. Я знаю. В окне ставня и никогда не открывается. Она там своему богу молится. Да?
Вот ведь сколько наговорила! Ничего понять нельзя.
— Ох и дура ты. Какая молельня? У них, знаешь, что?
— А ты там бывал ли?
— Сколько раз, — ответил Володя и начал рассказывать о всех чудесных и красивых вещах, которые он видел в комнате с плотно закрытыми ставнями.
Девочка слушала его не перебивая. Очевидно, она не совсем поверила Володе, потому что спросила:
— А отчего же тебе вина нельзя?
— Хочешь, скажу. Только ты самое честное дай, что будешь молчать.
— Вот тебе крест, — сказала Тая и перекрестилась.
— Зачем ты? — опешил Володя.
— Это я так, — смутилась Тая, — по привычке. Ну, рассказывай.
— На Луну хочу полететь.
Тая так широко открыла глаза, что они стали совершенно круглыми.
— Ох, тошно мне! — удивленно прошептала она.