Остановившись на пороге, Володя тоже посмотрел в угол, где не было даже пылинки. Что она там нашла? Просто она задумалась. Переживает. Громко и требовательно он сказал:
— Давай напишем ему письмо!
— Зачем? — тихо спросила мама.
— Пусть приедет. Скажет что-нибудь. А то я совсем тут пропаду.
Мама не ответила. Володя осмелел:
— И никто не знает, что надо делать.
— Иди ко мне, — позвала мама.
Он подошел. Она прижала к себе его голову.
— А мне, думаешь, легко? Все одна и одна. Ты меня мало слушаешься. Мне бы тоже очень хотелось, чтобы у нас кто-нибудь был. И чтобы это был Снежков. Он хороший. Он был очень хороший. Я тебе рассказывала. И, наверное, я виновата, что его нет. А теперь уж и не знаю. Наверное, у него кто-нибудь и без нас есть. А мы как жили вдвоем, так и будем жить. Только бы тебе было хорошо…
Что-то горячее упало на Володину голову. Он замер. Мама теплой ладонью стерла свою нечаянную слезу и тихонько посмеялась:
— Вот как я сама себя пожалела! До слез. Даже смешно.
Горячо дыша в мамину грудь, Володя сказал:
— А вдруг он ждет нас?
— Так долго не ждут.
— Никто не ждет?
— Почти никто.
— Ну вот! Почти. А он вдруг ждет?
— Я сказала: так долго не ждут.
— А вдруг он потерял наш адрес?
— Все-то у тебя вдруг…
Володе показалось, что мама улыбается, и, высвободив голову, он посмотрел вверх, чтобы убедиться в этом. Он увидел, что и она смотрит сверху прямо в его глаза и, наверное, ей надо понять, что он хочет еще сказать. Она как-то так умеет понимать все по глазам. Она и на этот раз все поняла, сразу перестала улыбаться и даже как будто испугалась чего-то. Но Володя все равно твердо сказал то, что он хотел сказать:
— Он сидит и ждет.
— Нет, нет, — прошептала она. — Не надо этого!
— Ждет, — убежденно повторил он, — ждет. А тогда зачем же он нарисовал тебя? «Любимая сестра Валя»!
Не отвечая на вопрос, мама, мягко отталкивая Володю, попросила:
— Давай-ка забудем все это…
— А ты и сама хочешь, чтобы он приехал.
— Мало ли чего я хочу.
— Вот возьму да напишу ему.
Она рассмеялась так, словно эти слова очень обрадовали ее, и проговорила совсем не сердито, но, как всегда, твердо:
— Я сказала: забудем. И все!
— А почему ты виновата, что он не с нами?
— Все, Володька, все! Время позднее, пора спать, а утром все забудется.
А НА ДРУГОЙ ДЕНЬ…
Сказав сыну, что утром он забудет все свои нелепые выдумки, Валентина Владимировна и сама в это не верила и видела, что и Володя не поверил. Нет, не все поддается забвению. Кроме того, всегда найдется человек с хорошей памятью и богатым воображением. И он напомнит.
Собираясь на работу, она причесывалась и в большом зеркале видела этого человека с неуемным воображением. Вот он спит в своей постели, залитой утренним солнцем, посапывает, и горя ему мало. Чем-то он сегодня удивит, что придумает?
Она очень хотела, но никак не могла отделаться от темных ночных дум. Она шла на работу. Улицы были еще по-утреннему прохладны и свежи, как и десять лет тому назад, когда она возвращалась в отчий дом. Тогда тоже была весна и улицы дышали утренней прохладой. Она шла стремительной походкой, готовая к бою.
И хотя с того времени прошло десять лет, Валентина Владимировна ничего не забыла, ни одной мелочи, ни одного сказанного тогда слова. Она и сейчас представляет себе все с такой беспощадной отчетливостью, словно она вновь предстала перед всем светом на суд, чтобы заносчиво заявить о том, что виновной себя она не признает.
Никогда, ни одной минуты она не считала себя виновной и заставила всех примириться с этим. Всех, кроме одного, самого дорогого на всем свете — ее сына. Он один продолжает ворошить забытые всеми потрясения, вытаскивая из многолетних наслоений пыли старое не признанное ею обвинение.
Прошло десять лет — сможет ли она теперь не признать своей вины? Вот только теперь впервые к ней пришло сознание, что она виновата и ей не найдется оправдания, по крайней мере сейчас. И когда сын вырастет и сам узнает все радости и невзгоды любви, даже тогда он не снимет своего обвинения. Он просто забудет о нем, а если не забудет, то сочтет не стоящим никакого внимания.
Значит, все это надо пережить, перетерпеть и постараться удержать Володю от всяких решительных действий. А хватит ли сил удержать? Должно хватить.
Володи дома не было. Не явился он и к ужину. Тогда Валентина Владимировна начала всех спрашивать, не видал ли кто ее сына. Нет, никто его не видал. Раньше веек вернулась с работы тетка, но и она ничего не могла сказать.
Спросила Таю.
— Нет, теть Валя, я из школы пришла, а его уже нет, — затараторила она с такой готовностью, что тетка сразу заподозрила неладное.
— Ох, что-то крутишь ты, крутена! Говори, что знаешь!
— Да ничего я не знаю! Вот еще…
Елена Карповна посоветовала сходить к Володиным друзьям, к Венке в первую очередь. Никто про Володю ничего не знал. Тогда пришлось обратиться в милицию.
И вот уже двенадцать часов ночи: Валентина Владимировна, измученная и бледная, сидит на диване в кабинете у дежурного, и он уже позвонил по всем телефонам, но мальчика по имени Володя, девяти лет, смуглого, черноволосого, в старом синем пальто и серой кепке, нигде не оказалось. И вообще ни с какими мальчиками за прошедшие сутки ничего такого не случалось. Везде полный порядок.
Везде полный порядок, а Володя пропал.
Тогда вызвали главного специалиста по всяким ребячьим делам, лейтенанта Василия Андреевича. Он только что пришел из театра, сидел дома, пил чай и радовался, что везде, у всех мальчишек в городе полный порядок.
Он скоро пришел, нарядный, потому что еще не успел переодеться и только снял галстук. Наверное, поэтому он не внушал доверия Валентине Владимировне: надо бы для такого дела кого-нибудь посолиднее. Подумав так, она осторожно сказала:
— Как все неожиданно получилось.
— Такой народ — мальчишки, — очень спокойно проговорил Василий Андреевич, — у них всегда все неожиданно. Пойдемте на место происшествия…
Она очень испугалась и, глотая воздух, начала спрашивать:
— Какое происшествие? Что вы говорите? Что с ним произошло? Куда надо идти?
— Главное место происшествия у всех мальчишек, учтите, одно: это — дом родной. Оттуда все начинается.
— Ох, а я уж подумала! У нас дома все хорошо.
— Не все, значит.
— Я просто даже и не знаю.
— И я не знаю. Вот и посмотрим.
Они вышли на притихшую ночную улицу. Василий Андреевич, посмеиваясь, сказал:
— Володька-то ваш, ух, парень!
— А вы разве знаете его?
— Встречался.
— Из школы исключили его. На неделю.
— За что?
Валентина Владимировна рассказала. Она пока еще не плакала, но уже не все понимала, что ей говорили. Наверное, чтобы ее успокоить, Василий Андреевич сказал:
— Все ясно, — хотя по его задумчивому лицу было видно, что ничего ему еще не ясно.
На «месте происшествия» он прежде всего взял Володин боевой портфель, покачал его на ремне.
— Вот это, — заметил он, — это первая ступень холодного оружия.
Тут Валентина Владимировна не выдержала и заплакала, а он, чтобы показать, что ничего еще серьезного нет, пошутил:
— Да найдем мы вашего Володьку. На другие планеты за истекшие сутки ракеты не улетали, а на земле от нас никто не укроется. Вы лучше осмотритесь повнимательнее: вещи у вас все на месте?
— Не знаю.
— А вы проверьте. Вещи и деньги.
— Он у меня без спросу ничего не возьмет.
Перебирая Володины книги, Василий Андреевич неопределенно заметил:
— Это вы так думаете…
— Да, я так думаю. Вот видите: деньги все целы, лежат, как и лежали, в коробочке.
— Хорошо, — отозвался он. — А это что?
Из одной книги выпал конверт. Развернув письмо, Василий Андреевич прочитал: «Письмо секретное, пишет Василий Капитонович…»
— Ого! Вот еще один знакомый. Недавно запрос о нем был. Теперь все улажено. Парень свое место нашел.
Валентина Владимировна всхлипнула. Когда-то Володя успокоится на своем месте?
Спросила:
— Не мог он, как по-вашему, к Ваське уехать?
— Он все может, — послышался обнадеживающий ответ.
— Что же делать? Почему мы ничего не делаем?
— Мы ищем.
— Не знаю я, что мы ищем! А он, может быть…
— Не надо терять голову. Вы спокойно осмотритесь, подумайте. Не может он так чисто все сработать, чтобы не оставить следов.
Валентина Владимировна уже не плакала. Она перебирала в памяти все места, где может быть Володя, вспоминала все его слова, сказанные за последние дни, а вот своих слов вспомнить не могла. Ни одного словечка. Ведь если бы она поговорила с ним, то неужели бы не догадалась, что он затеял?
И как могло получиться, что сын перестал доверять матери? Когда это произошло и почему она прозевала такой перелом в его характере? Валентина Владимировна начала перебирать в памяти все столкновения с сыном, все разговоры, размолвки, она старалась припомнить тот случай, после которого он перестал доверять матери, искать ту главную причину, которая в конце концов вытолкнула сына из родного дома.
Она хотела припомнить хотя бы свой последний разговор с сыном, но, как всегда бывает в минуты сильного волнения, ничего не могла вспомнить.
— Сумки нет! — вдруг воскликнула она так, словно исчезновение старой хозяйственной сумки и есть та самая главная причина, которая увела ее Володю из дома и которая поможет найти его.
— Вот, смотрите, гвоздик в косяке, тут она и висела. Зеленая сумка.
— Так, — проговорил Василий Андреевич с таким видом, словно он заранее знал, что Володя прихватил с собой зеленую сумку. — Теперь давайте подумаем, для чего он ее взял. Что он в нее положил. Что, по-вашему, берут мальчишки, отправляясь в путь?
— Откуда мне знать. Полотенце, может быть?
— Нет. Полотенце ему и дома надоело. Прежде всего он берет перочинный нож.