Сельский дом требовал большого участия и значительных усилий по поддержанию его в достойном состоянии, поэтому по приезде Василий Петрович сразу же, с корабля на бал, включался в уже новые для себя хлопоты. Все эти хлопоты были направлены на поддержание дома, как говорят на флоте, в исправном техническом состоянии. Изначально жена Вера знакомила его со своими видениями необходимых, на её взгляд, первостепенных работ. Затем следовал обход «владений» для уточнения необходимых начинаний и примерной стоимости расходов. И только после временных затрат на адаптацию и отдых капитан включался в работу. Что-то выполнял сам, а на какие-то работы принималось решение приглашать работников со стороны.
И вот в этот приезд работы все были завершены, и закончены они были неожиданно значительно раньше намеченных сроков. Жена Вера уехала навестить младшую дочь, и по этой причине «главный хозяин» остался в доме один. За окном сгущались сумерки в ожидании встречи с осенней ночью. Василий Петрович спокойно восседал на диване в большой комнате напротив телевизора, просматривал программы на многочисленных телевизионных каналах. На журнальном столике красовался большой чайник, стояла любимая старая хлебница, наполненная различными кулинарными изделиями. Стояла на столе и большая тарелка со сладкими пирожками, с любовью приготовленными женою. Василий Петрович пил чай. Пил чай основательно, размеренно, не торопясь, без суеты и тревог. Его ничего не отвлекало от этого занятия. От участия в этом процессе он наполнялся, как он чувствовал, внутренним спокойствием. И от этого одиночества и умиротворенности получал огромное удовольствие. Не торопясь, маленькими глоточками, попивал душистый чай с домашними пирожками, машинально, даже не вдумываясь, посматривал на телевизионный экран.
И вдруг что-то очень знаковое почувствовалось во всей этой обстановке, что он с этим уже где-то встречался, что это ощущение оторванности от всех забот и получаемого спокойствия ему знакомо. Но где и как он с подобной ситуацией встречался, он поначалу понять не мог.
Работа капитана особенная, изначально предполагает руководство коллективом, а если точнее, экипажем, в котором строго регламентированы отношения между членами команды со своей своеобразной сложившейся десятилетиями иерархической лестницей, на вершине которой располагался сам капитан. Фраза, что в море выше капитана есть только Бог, объясняет эти отношения. Согласно Устава службы, экипаж состоит из капитана и других лиц командного и рядового состава, капитан является единоначальником и руководителем судового экипажа, доверенным лицом судовладельца. Распоряжения капитана подлежат беспрекословному исполнению всеми находящимися на судне лицами. Все это накладывает серьезные ограничения в общении капитана с другими членами экипажа. На больших судах матросы видят капитана «только по большим праздникам». Капитан по своему статусу вынужден держаться обособленно, соблюдая большую дистанцию даже с членами командного состава судна.
С другой стороны, капитан такой же человек со всеми своими заботами и проблемами, но в отличии от других членов экипажа «голова болит» у него о всем судне сразу. Велика ответственность за судно, экипаж, за результаты работы и многое, многое другое, и этот груз давит постоянно. А надо отдыхать, человек должен отдыхать.
И тот теперь, расположившись у себя дома, оставшись один в большом доме за кружкой чая, он неожиданно для себя понял, где он встречался с этой ситуацией. Это было удивительно просто.
Василий Петрович работал на флоте капитаном уже не первый десяток лет, у него уже давно сложились собственные подходы к организации службы на судне, решению производственных вопросов, свои проверенные временем видения путей решения проблем в экипаже. Научился он и устраивать себе отдых, пытаясь искусственно получить чувство умиротворенности, хотя бы ненадолго отстраниться от всех судовых забот и тревог. Обычно по выходе из порта с его грузовыми работами, различными проверками, сменами экипажа, ремонтами, пополнениями запасов топлива, масла, продуктов и прочее, прочее, он, при наличии хорошей погоды и спокойной обстановке на мостике, устраивал себе неторопливые чаепития, уединившись у себя в каюте. Это позволяло привести себя в уравновешенно спокойное состояние. Он искренне был удивлен своему открытию: оказывается, его морская служба не хотела его отпускать даже в отпуске дома. Параллель в посиделках просматривалась очевидная, получалось полное сходство. А он то думал, где же это я уже это встречал. Оказывается, ничего не проходит бесследно.
На следующий день приехала жена, и вечером уже вдвоем опять пили чай. Пили чай в той же большой комнате с вновь напеченными пирогами, но ассоциации с судовой каютой уже не появлялись. Василий Петрович поделился своими наблюдениями с супругой, но она, как ему показалось, отнеслась к его наблюдениям не совсем серьезно, перевела разговор на шутку.
Время отпуска пролетело быстро. Василий Петрович опять работал на судне. В очередном порту грузовые работы подходили к завершению, и капитан уже думал об отходе, прикидывая на чьей вахте будут отходить и как он постарается устроить себе очередное размеренное чаепитие. «Вот еще бы домашних пирогов напечь – было бы совсем как в деревне в последнем отпуске», – размечтался Василий Петрович.
Блатной
В дверь каюты капитана постучали. Николай Николаевич не замедлил отреагировать: «Кто там? Заходите». В дверном проеме показалась голова старпома: «Разрешите?» – «Входи, входи, Алексей Иванович. Да, ты не один, заходите». Вслед за старшим помощником в каюту вошел боцман Виктор Григорьевич, всю жизнь проработавший на флоте, самый старший из всего судового экипажа.
– Что-то случилось? Что, повар опять набедокурила? – насторожился капитан, – хотя вряд ли, если с поваром проблемы, то старпом пришел бы один. Значит, что-то на палубе неладно», – сразу прикинул Николай Николаевич.
– Николай Николаевич, есть серьезный разговор, – начал старший помощник, – У нас в последнем порту была произведена замена членов экипажа. Появился матрос Дима Сидоров. Вот, вынуждены вас беспокоить, пришли жаловаться. Слов абсолютно не понимает.
– Что, работать не хочет? Я уже обратил на него внимание на тревогах по выходу из Новороссийска. Такое было впечатление, что это сонная муха, ходил тут по мостику, как вареный. Пока «пинка не дали», не пропесочили, как надо, еле перемещался, флаги МСС еле сообразил, как поднять. Не понравился мне парень, но я не стал делать скоропалительных выводов, только вышли в рейс. А теперь получается, что мои подозрения оправдались. Чего натворил? Тут уж вступил разговор боцман: «Давно такое наглеца и лентяя у нас не было. Замечания каждый день. Такой капризный, одна лень».
– Ну что, это неконкретно, только общие слова, что конкретно натворил? – опять задал вопрос капитан.
– По выходу из порта дал команду подкрасить леера на шлюпочной палубе – взял две кисти, выкинул за борт. Ну ладно, первая выскочила из рук, а тут две – ясно, что просто выкинул. На другой день история повторилась, шкрябку вполне приличную тоже выронил. На все мои команды и замечания либо не реагирует, либо реагирует бурно с протестами. Вчера вообще отказался работать, и только вмешательство старпома заставило его что-то делать.
– Так, ясно. А вы Алексей Иванович, с ним беседовали? Пытались голову поставить на место? – начал допытываться Николай Николаевич.
– Беседовал, уже дважды – никаких изменений, – ответил старший помощник.
– Не дело, у нас не воспитательное заведение, тем более, беседовали неоднократно. Я думаю, что воспитание необходимо заканчивать, отправим его домой. Пусть там и выкидывает инструмент.
– Николай Николаевич, он и с экипажем держит себя вызывающе, говорит, что он и попал то к нам по какой-то договоренности, что у него родственники высокопоставленные. Не устроит он нам, а точнее, вам подлянку, вот чего я опасаюсь. А так выгнать, да и забыть, – высказал свои опасения старший помощник.
– Какие родственники, мне уже сообщили из кадров. А что это меняет? Если я буду ориентироваться на всех родственников и приятелей, мы с вами из порта не выйдем. Мне уже сообщили, что мы до Греции и назад в Новороссийск. Это десять суток. Пусть едет домой. Больше с ним беседовать и возится не надо. Виктор Григорьевич, а вы его держите под контролем, чтоб чувствовал, и все его похождения записывать. Так, на всякий случай. Чтоб у меня были аргументы, если все же потребуют объяснений.
Через час запрос на замену матроса Сидорова был отправлен в компанию.
По условиям контракта сообщение о предстоящих заменах должно быть отправлено на судно за двое суток до прихода. Но, видимо по причине совсем короткого рейса и неожиданности запрошенной замены сообщение пришло только вечером перед самым приходом. Капитан вызвал в каюту матроса Сидорова: «Так, сообщаю. Вам направлена замена. Готовьте объекты по вашему заведованию к сдаче. Вопросы?»
– Как замена? Почему и кто это придумал? – была реакция Сидорова.
– Кто это придумал? Это я принял решение. Еще вопросы?
– У меня испытательный срок два месяца, – пытался протестовать Дмитрий.
– Первый раз слышу об этих двух месяцах. В любом случае нам хватило двух недель, чтоб принять решение, – был короткий ответ капитана.
– А судовладелец чего говорит по этому вопросу? – опять задал вопрос Дмитрий.
– Он согласен с нашими видениями, иначе бы не стал направлять вам замену.
По приходу судна в порт матрос Сидоров получил расчет за две недели работы только после того, как привел в порядок и достойно сдал свои объекты по заведованию и, будучи крайне недовольным, убыл с судна. На трапе его никто не провожал. Никаких запросов на дополнительные разъяснения по произведенной замене от судовладельца на судне не получали.
Давай выздоравливай
Судно возвращалось в родные края после продолжительных мытарств по Средиземному морю. До пролива Дарданеллы оставалось четыре часа. Капитан еще вчера почувствовал себя не совсем здоровым, наверное, немного где-то простыл. А сейчас, спустившись с мостика к себе в каюту, почувствовал сильный, как ему показалось, жар и слабость. Он обычно не любил мерить температуру: если температура в норме – то и мерить не надо, а если она все же есть, хоть чуть повышенная, это сразу придавало ситуации психологический фактор – температура, значит, заболел, значит, надо себя ограничивать в работе и лечится. А так, не измеряя, можно надеяться, что высокой температуры нет, а нет и проблем. Но в этот раз он реально почувствовал себя плохо. Температуру все же пришлось мерить, и он не ошибся – термометр показывал тридцать девять и две десятых. Да, это очень высокая температура – Юрий Михайлович искренне удивился и расстроился. И было от чего: впереди было два пролива – Дарданеллы и Босфор, которые требовали его присутствия на мостике.