– Вячеслав Иванович, путь держим туда, откуда ты бежишь. А ты куда поехал?
– Я поехал, откуда ты следуешь. Бегу опять на Ашдод. Как вы сдались в этот раз?
– Нормально сдались, славу богу, без замечаний, – был ответ Юрия Михайловича.
– Слушай, а что у тебя с голосом, хрипишь сильно, Заболел что-ли? – высказал беспокойство друг – капитан.
– Да, неожиданно приболел, температура не спадает, – поделился своими тревогами Юрий Михайлович.
– Это ты зря затеял, на судне болеть нельзя, точнее, некогда. Давай выздоравливай, а то когда я выходил, порт был почти пустой, всего скорей под погрузку тебя будут ставить сходу. Времени на раскачку и лечение не будет. Далее друзья переговорили о последних новостях, кто с кем встречался, кто кого видел и как у кого идет работа. Суда разошлись на большой дистанции, даже махать друг другу было бесполезно.
До Керченского пролива оставалось тридцать девять часов ходу.
Каким инструментом работаешь?
Судно стояло в Ленинградском морском порту под погрузкой. К третьему помощнику прибыла замена. Восемь месяцев работы были позади. Вновь прибывший помощник оказался на удивление въедливым, занудным и подозрительным типом, задававшим все новые и новые вопросы. Константину никак не удавалось завершить передачу дел, и только когда судно практически было уже на отходе, сменщик решился подписать акт о приемке дел. Времени на раскачку совсем не осталось, и по этой причине Константин был вынужден заказать такси к главной проходной порта, и ему все же удалось прибыть на железнодорожный вокзал в самый последний момент. По этой же причине его никто из команды не смог проводить, так как на судно в самое ближайшее время должна была придти комиссия для оформления отхода, связь с берегом была прекращена. Вызванное такси и позволило Константину не опоздать, доставив отъезжающего на Московский вокзал за десять минут до отхода поезда, который должен отправить его, наконец-то, домой к родителям.
Быстро следуя по перрону в легкой спортивной куртке с большой сумкой в руках, Константин обогнал веселую компанию каких-то неопрятных мужиков, среди которых он увидел такую же еще относительно молодую женщину. Компания неторопливо перемещалась по перрону в сторону головы поезда, громко обсуждая какой-то очень важный вопрос, при этом громко ругаясь и размахивая руками. Уже издалека можно было определить невооруженным глазом, что ребята из шумной компании явно навеселе. Особо громко разговаривал высокий парень с большим зеленым вещевым мешком за спиной. «Вот попадется такой попутчик, всю дорогу не будет покоя», – подумалось Константину. Поездку предстояло совершить в плацкартном вагоне: накануне матроса отправляли в город за билетом. Он, вернувшись, сообщил, что смог купить только плацкарт, в кассах столпотворение, билетов нет, и что ему еще повезло, хоть это купил.
Константин, предъявив билет проводнику, молодой симпатичной, как ему показалось, девушке, прошел в свой «закуток». Буквально следом за ним в вагон ввалилась шумная компания, встреченная Константином на перроне вокзала. Оказывается, провожали высокого мужика с зеленым вещмешком. Больше всех проявляла беспокойство единственная в компании женщина, вынужденная взять на себя ответственность за посадку «долговязого», так его про себя окрестил Константин, видимо, по причине наибольшей трезвости среди провожающих. Чего опасался Константин, то и случилось: вся громкая ватага завернула в его «отсек», оказалось, что у «долговязого» билет куплен на соседнюю нижнюю полку. Вся компания уселась на все свободные места рядом с Константином. В это время проводник напомнил всем провожающим о необходимости покинуть вагон – до отправления поезда осталось пять минут. Компания разом пришла в движение. Оказывается, необходимо было срочно распить бутылку водки на дорожку. Все были «за», а против – только одна представительница слабого пола. Завязалась схватка, барышня пыталась вырвать бутылку из рук «долговязого». Силы были явно неравны, бутылка все же была разлита по стаканам и провожающие почти уже на ходу влили в себя содержимое. Затем все бросились к выходу, включая и барышню, «долговязый» остался один. Он допил остатки и его растрепанная голова потеряла последнюю опору, перестала держаться на плечах. Он все же предъявил билет проводнику, а затем, подложив под голову зеленый вещевой мешок, взгромоздился на полку и захрапел.
Константин спокойно наблюдал за поведением «веселой» компании, мирно посиживая у окна. Затем, когда поезд окончательно набрал скорость, переоделся в дорожный спортивный костюм. Он чувствовал внутреннее умиротворение, еще два часа назад он был членом экипажа, носился по палубам, подписывал документы. И вот сейчас в полном, совершенно непривычном, спокойном состоянии он сидит в вагоне скорого поезда и едет, наконец, домой. Сосед выдавал переливчатый громкий храп, но он ему почему-то совершенно не мешал. Константин смотрел в окно на проносящиеся мимо громадные сосны, ветки которых казалось, вот-вот заденут проносившиеся вагоны. Оставшись в мыслях на судне, он погрузился во воспоминания. И вот уже мимо окон вагона перед ним начали проноситься не ветки деревьев, а огромные серые волны Атлантики. Он вновь стоит на мостике, ветер бешено рвет на открытых палубах судовые конструкции. Судно начинает носом зарываться в огромную волну, затем, вынырнув из огромной водяной горы, орошаемое множеством срываемых ветром пенящихся потоков, стремительно поднимается на следующую водяную стену. Сквозь рев разбушевавшейся за бортом стихии на мостике отчетливо различим вой картушки гирокомпаса уходящего с курса судна. Он опять дает команду вахтенному матросу, стоящему на руле: «Сергей, внимательно на руле. Не зевать». В этот момент на мостик, как и тогда, поднимается капитан: «Константин, как скорость?» – «Петр Иванович, по последним определениям, почти стоим на месте, скорость полтора узла», – опять отвечает он капитану.
– Чаю не желаете? – Константин слышит, откуда-то со стороны, неожиданный вопрос. Что за чертовщина, какой чай? Он возвращается в действительность, за окном вагона опять проносятся зеленые деревья и кустарники. Понятно, это проводник, приятная девушка зашла к ним поинтересоваться, не нужен ли им чай.
– Спасибо, не надо. Мне и так хорошо, – ответил он, с удивлением оборачиваясь по сторонам. Попутчик так же лежал на полке, только храп почти прекратился. Девушка ушла, поезд продолжал свой путь в обычном размеренном ритме.
Константин опять погрузился в воспоминания…. Тогда, еще не поднявшись на мостик, он почувствовал, что судно следует на повышенных оборотах. Корпус судна непривычно дрожал крупной дрожью, машины выжимали всю возможную мощь. «Куда-то мы очень спешим», – решил Константин и с этими мыслями направился на мостик принимать вахту. И только поднявшись на мостик, Константин ощутил присутствующую здесь всеобщую тревогу. Капитан в полголоса что-то важное объяснял старшему помощнику. Тут же присутствовал и старший механик. «Константин, тебя не стали перед вахтой беспокоить, дали возможность отдохнуть. Мы идем для оказания помощи. Судно послало сигнал бедствия. Через три с половиной часа должны, если все будет нормально, подойти. Впереди нас в двух часах хода следуют еще два судна», – с ходу дал разъяснения капитан. Он помнил, как в напряжении и во всеобщей подготовке к спасательной операции прошли два часа его ходовой вахты. Затем в эфир вышло итальянское судно, подошедшее к месту аварии. Обращалось оно к береговой радиостанции, взявшее на себя обязанности корректировать действия всех участников спасательной операции: «Прошу уточнить позицию аварийного судна». Ему повторили координаты. Через пять минут итальянец опять запросил координаты, ему еще раз их продублировали. Вскоре итальянец опять вышел в эфир, его слова звучали как приговор: «Уточните позицию. Я точно нахожусь в заявленных координатах. Я ничего и никого не наблюдаю. Где аварийное судно? Уточните координаты». Да, это была жестокая правда моря, обратная сторона их работы – похоже, судно к тому моменту уже затонуло. Все присутствующие на мостике замолчали.
На соседней полке зашевелился попутчик. Он поднялся и, прислонившись к спинке вагонного дивана, тупо посмотрел на Константина. Ему явно не нравился этот аккуратный, какой-то уж очень чистенький парень в совершенно новом спортивном костюме. «Долговязый» обратился к Константину: «Какой ты аккуратненький, «паинька»? Покажи руки». Константин, улыбаясь, протянул свои руки и даже покрутил ими перед соседом.
– Вон они у тебя какие белые и чистые. Каким инструментом работаешь?
Константин вдруг вспомнил своего первого преподавателя по «Навигации» и его крылатое изречение: «Что такое штурман? Штурман – это белая рубашка, тонко подточенный карандаш и аккуратность во всем». Константину не хотелось вдаваться в детали, что его инструментом в первую очередь являются штурманский циркуль, параллельная линейка и карандаш, и он ограничился последним, глядя на соседа, опять улыбаясь: «Ты спрашиваешь, какой инструмент? Мой инструмент – это карандаш».
– Понятно, я так сразу и понял. Карандаш и промокашка. Значит, конторская неженка, «белый воротничок». Так вас всех кличут, что ли? А ты жизнь настоящую видел, парень? – «долговязый» пустился в заумные рассуждения.
– Жизнь? Немного видел. А что вас не устраивает? – опять улыбаясь, ответил Константин. Сосед по вагону, все больше раздражаясь, выставил перед собой свои корявые руки, со следами грязи под ногтями: «Вот эти руки видели жизнь. Они самые. Я даже знаю, каким ключом какую гайку надо закручивать». Константину эта реплика показалась очень забавной, а чего тут особенного надо знать, не совсем понятно, чем тут можно гордиться. И, видимо, для укрепления своих аргументов «долговязый» резким движение выхватил сигаретку и закурил. Закурил тут же, развалившись на вагонной полке. Видимо, для куража он уже собирался выдохнуть табачный дым в строну попутчика, как он это проделывал неоднократно в своей компании. Но в этот момент к нему обратился его сосед, совершенно другим, как ему показалось, голосом, в котором однозначно присутствовал жесткий повелительный тон: «Немедленно прекрати, в вагоне запрещено курить».