8.00: Завтрак.
8.30: Один человек из каждого общего стола допускается на палубу для мытья столовых принадлежностей.
9.00: Все заключенные допущены на палубу, за исключением тех мужчин от каждого общего стола, которые будут чистить и вытирать насухо тюремную палубу и койки; нижние доски под койками будут подняты, в это время я буду осматривать больных у себя в приемной.
9.30: Тюрьма осмотрена, после чего все заключенные соберутся на молитву.
10.00: Половина заключенных отправлена на палубу для моциона, другая половина будет распределена по школам под надзором духовного наставника, которому помогают наблюдающие за порядком.
11.30: Перерыв в школе. Старшие отделений и контролеры продовольственных запасов должны присутствовать при выдаче сока лайма в полдень.
12.00: Обед.
12.30: От каждого общего стола один человек должен быть допущен на палубу для мытья посуды.
13.20: Палуба должна быть подметена.
13.30: Половина заключенных должна быть допущена на палубу, остальные, те, кто остался внизу, должны находиться на школьных занятиях, как и утром.
16.00: Все кровати и койки убрать.
16.50: Ужин.
17.00: Один человек от каждого общего стола должен быть допущен на палубу для мытья посуды.
18.30: Молитвы.
19.00: Дневной и ночной младший офицерский состав должен собраться на палубе.
20.00: Все заключенные спускаются вниз.
21.00: Обход.
Во вторник было такое же расписание, но заключенных еще брили. Среда и четверг были более-менее одинаковыми, но заключенным разрешалось стирать одежду. Пятница была такой же, как понедельник. Школьные занятия по субботам не проводились, но заключенные должны были мыть на палубе рамы кроватей. Воскресенье было таким же, как понедельник, за исключением обязательных «богослужений» в 11 утра. Хендерсон, духовный наставник, вел англиканскую службу; если среди заключенных были католики, то заключенный-католик читал молитвы своим собратьям-прихожанам. Независимо от веры все заключенные должны были присутствовать на службе «в чистоте и порядке для поклонения Всемогущему Богу»[352].
Все эти правила и предписания, а также строгий режим требовали серьезных мер безопасности. В начале года, после завершения экспедиции «Эдвина Фокса» по перевозке кули в Гавану капитан Фергюсон должен был смягчить строгий режим, введенный для этого рейса, в частности потому, что срочно требовалось переделать трюмы под груз сахара. По возвращении в Лондон ему пришлось переоборудовать судно для очередного груза несвободных людей. Суда не строились на заказ под перевозку заключенных, и не было двух абсолютно одинаковых судов, но изменения, внесенные капитаном Фрэнком Бристоу в 849-тонный «Норвуд» в 1861 году для рейса с заключенными в Западную Австралию, вероятно, были похожи на те, которые Фергюсон произвел на «Эдвине Фоксе». Бристоу разделил нижнюю палубу на два ряда тюремных блоков, выровненных по корпусу судна и поставленных один на другой, с проходом посередине. Затем каждый тюремный блок был разделен на деревянные койки площадью 6 квадратных футов, куда втискивались четыре человека. Они спали в подвесных койках. Над нижней палубой с ее тюремными камерами находилась твин-палуба, где проживали конвоиры-отставники с семьями и команда. В целях безопасности межпалубные переходы были «закрыты пуленепробиваемыми стенами из тяжелых бревен»[353]. И еще меры предосторожности, которые Фергюсон принял во время перевозки кули на «Эдвине Фоксе», чтобы не допустить побега заключенных:
Главный и передний люки были снабжены трехдюймовыми железными решетками; через оставшуюся маленькую дверь мог протиснуться с некоторым трудом только один человек… За грот-мачтой на палубе по всей ширине корабля была возведена баррикада. Там тоже была узкая дверь. Вахта из десяти солдат с заряженными ружьями находилась днем и ночью в задней части квартердека. Четыре пушки, заряженные картечью, были нацелены вперед, и здесь же было сложено много оружия. Это придавало всей воинственной картине внушительный вид, который производил успокаивающий эффект не только на заключенных, но и на их надзирателей[354].
Когда все остальное не помогало, порядок на борту судна, перевозившего заключенных, поддерживался с помощью суровых телесных наказаний. Экипаж «Эдвина Фокса» согласился «осуществлять телесные наказания каторжников всякий раз, когда того требовал капитан или корабельный врач», но прошли те времена, когда капитаны судов, перевозивших заключенных, выдавали по 7900 ударов плетью за один рейс, как это сделал Томас Деннотт на борту «Британии» в 1796 году[355]. Напротив, заключенные на борту «Эдвина Фокса», похоже, вели себя довольно хорошо. В первый день путешествия Питер Дафф, рабочий из Ланкашира, осужденный за грабеж с применением насилия, был «закован в ножные кандалы» за дерзость по отношению к корабельному врачу-суперинтенданту Доннелли после того, как пожаловался на качество подаваемой еды[356]. Единственным заключенным, которого Доннелли приказал высечь, был 23-летний солдат из Дорсета по имени Генри Джобсон. Джобсон, осужденный за мятеж в Портсмуте и приговоренный к пожизненной ссылке, по-видимому, был смутьяном. В журнале Доннелли была зафиксирована порка и добавлено, что молодой человек «несколько непокорный, не пожелал спускаться на занятия в школу, когда ему это было приказано». Мы не знаем, сколько ударов плетью он получил, но Доннелли отметил, что ему «соответствующим образом сделали строгий выговор»[357]. Помимо этих двух нарушений, Доннелли, видимо, поддерживал порядок, не прибегая к физическому насилию.
Дополнительные меры безопасности и строгий режим на борту «Эдвина Фокса» должны были ухудшить и без того плохую вентиляцию на корабле, особенно когда он вошел в район тропической жары экваториальной штилевой полосы. Корабельный врач Доннелли должен был следовать стандартным процедурам и приказать установить ветряные паруса над люками, чтобы забирать воздух с нижних палуб, но все равно было душно. Политический заключенный фений Джон Бойл О'Рейли описал этот самый страшный участок путешествия, который он совершил, будучи заключенным, на борту корабля «Угумон», последнего судна, перевозившего заключенных в Австралию в 1868 году:
Когда корабль заштилевал в тропиках, было жалко смотреть на заключенных, испытывавших страдания среди испарений в переполненном трюме. Помещения были настолько переполнены, что невозможно было двигаться. Лучшее, что можно было делать, это сидеть каждому на своей койке и терпеливо страдать. <…> Через зарешеченные люки не было ни малейшего движения воздуха. Над ними – раскаленная палуба. Из швов капала смола и, падая, обжигала их тела. <…> День за днем ужасный штиль удерживал корабль, и всепоглощающая жара истощала заключенных. Они страдали со странным терпением. В трюме было тихо весь день. Они не жаловались. Когда офицеры, разговаривая, проходили мимо, они улыбались и сидели неподвижно на своих койках[358].
Если к этому добавить морскую болезнь, физиологические жидкости, заражение вшами и паразитами, а также однообразную пищу и ее подозрительное качество, заключенные должны были приветствовать свежий бриз и более прохладный воздух, который охватил «Эдвин Фокс», когда тот обогнул мыс Доброй Надежды и погрузился к концу октября в так называемые ревущие сороковые. До суши и Фримантла оставалось менее трех недель[359].
Плывя вдоль 40-й параллели с ветром позади траверза и установленными на стеньге парусами, «Эдвин Фокс» мчался через южные пределы Индийского океана. Оставшуюся часть путешествия в Западную Австралию Фергюсон и его команда в среднем шли со скоростью чуть меньше девяти узлов в час, что почти вдвое превышало среднюю скорость судна. Такое плавание доставляло им удовольствие. Но для 280 человек, размещенных под палубой, эти радостные дни плавания в открытом море слились воедино. Скучно, тесно и неуютно, у них не было точки отсчета, чтобы оценить скорость, с которой они шли, и в своих ожиданиях о завершении путешествия они могли ориентироваться лишь на перешептывания и слухи.
Осужденные на борту «Эдвина Фокса» являли собой разношерстную компанию. Большинство были родом из половины графств Британии, Нормандских островов и острова Мэн; несколько военнослужащих из Канады, Маврикия, Коломбо, Мальты и Вест-Индии, осужденных военным трибуналом[360]. Многие совершили серьезные преступления. Среди них 37 получили пожизненный срок. Большинство из них осуждены за покушение на убийство, непредумышленное убийство или нанесение тяжких телесных повреждений. Уильям Патрик, 25-летний сапожник из Йорка, ранил свою жертву во время ограбления[361]. Чарльз Мельбурн, 30-летний монтер с лицом, изуродованным в детстве тяжелой формой оспы, был признан виновным в том, что стрелял в офицера лондонской полиции Уильяма Мюррелла, когда тот пытался арестовать его по подозрению в причастности к ограблению[362]. А Уильям Томкинс из Вестминстера, 30-летний пивовар по профессии, был признан виновным в непреднамеренном убийстве своей жены во время ссоры[363]. Многие из них были рецидивистами. Питер Дафф, 27-летний рабочий из Ливерпуля, был дважды осужден и один раз оправдан за тяжкое преступление, но потом его признали виновным в грабеже с применением насилия и приговорили к пожизненной ссылке