вскоре стал популярным среди торговцев Ост-Индской компании из-за расположения пивоварни около доков Ост-Индской компании и либеральных кредитных линий Ходжсона. К 1830-м годам несколько пивоварен, включая «Сэмюэл Оллсопп энд санз», «Адам, Скиннер энд компани» и «Тейлор, Уокер энд компани», конкурировали за то, чтобы утолить жажду постоянно растущего числа британских солдат и правительственных чиновников, находящихся в Индии. Джон Тейлор и Айзек Уокер, пивоварня которых находилась на Черч-роуд (Лаймхаус) в нескольких минутах ходьбы от офисов судоходного магната Дункана Данбара, вероятно, были друзьями семьи Данбар. А плавание Джозефа Фергюсона в Бомбей в 1860 году стало первым из нескольких, в которых «Эдвин Фокс» перевозил пиво «Тейлор, Уолкер энд компани», заслужив прозвище «Баржа с выпивкой»[405].
Пройдя таможню и разгрузив корабль, Фергюсон посетил офисы ливерпульской фирмы «Эварт, Лэтем энд компани», чей «Бомбей-хаус» на Эспланад-роуд специализировался на экспорте индийского риса, хлопка, сахара и шерсти, а также импорте таких потребительских товаров, как пиво. В течение двух месяцев «Эварт, Лэтем энд компани» обеспечили ценную партию хлопка для «Эдвина Фокса». Это была первая из многих подобных поставок, организованных в Бомбее и других восточных портах, после того как корабль вернулся к прежней жизни в качестве торгового судна, ведущего торговлю с Индией.
Следующее десятилетие ознаменовало начало периода драматических перемен для мира и для «Эдвина Фокса». Для мира 1860-е годы были началом того, что историк Юрген Остерхаммель назвал «внутренней точкой фокуса» XIX века, – два десятилетия, которые стали свидетелями появления множества «инноваций, способных повлиять на весь мир», и конвергенции «многих процессов», которые «протекали независимо друг от друга»[406]. Интересующийся прежде всего «переходами и трансформациями», Остерхаммель отвергает традиционную календарную концепцию XIX века. Он заменяет ее «более долгим XIX веком», который длится с 1770-х по 1920-е годы, а затем делит этот «безымянный фрагментированный век» на три периода. Первый, 1770–1850-е годы, он называет, заимствуя термин у Райнхарта Козеллека, «глобальным Sattelzeit», или периодом седла. В этот период значительно возросло европейское глобальное могущество; в Америке, Австралии и России распространился поселенческий колониализм; по всему миру возникли национальные движения; во многих местах произошло торможение демократии; развивались «возрастающее противоборство и подрыв традиционных иерархий», несмотря на упорное сохранение рабства и других форм принудительного труда. Произошел переход к более быстрым темпам экономического роста, распространялась индустриализация, и начался век ископаемого топлива. Возник «ясный водораздел» в мире культуры, по крайней мере в Европе. На другом конце находится то, что Остерхаммель называет fin de siècle, период «особенно радикальных перемен <…> всплеск глобализации, который впервые связал все континенты в экономические и коммуникационные сети», длившийся с 1880 по 1920 год[407]. Между ними находятся два решающих десятилетия – 1860-е и 1870-е годы, «внутренняя точка фокуса», годы, которые были переходным периодом и для «Эдвина Фокса». Корабль сменил владельца, нескольких хозяев и поменял оснастку с корабельной на барковую, стремясь успешнее конкурировать на новом экономическом морском ландшафте, и все время выполнял рутинную работу глобализации в новую эпоху пара.
7 августа 1860 года Фергюсон сопровождал представителя «Эварт, Лэтем энд компани», когда тот перепроверял манифест «Эдвина Фокса». Уже который день широкие местные баржи плыли с грузом по мутной реке, их большие латинские паруса наполнялись бризом. Гуджаратские носильщики подтягивались к кораблю и бросали тюки хлопка и ящики с другими товарами на стоянку, а команда «Эдвина Фокса» переносила их в надлежащее место в трюме. Они складывали тюк за тюком хлопка-сырца – в общей сложности 3195 штук, каждый весом от 400 до 500 фунтов – и маркировали клеймами грузоотправителей. После того как команда заполнила трюм хлопком, она погрузила 664 ящика с различными товарами, включая 158 ящиков ладана и мирры, ароматических смол, в основном используемых как благовония, но также широко применяемых в китайской медицине для лечения ревматизма, артрита и проблем с кровообращением. Затем они погрузили дополнительные расходные материалы, такие как запасные рангоуты, фалы, растяжки, канаты, тросы, цепи и парусину, а также еду, алкоголь и багаж пассажиров. Наконец твиндеки были заполнены и судно было готово к отплытию[408].
Через несколько дней, пройдя таможню, «Эдвин Фокс» отплыл из Бомбея в Гонконг. Выбираясь из переполненного порта, Фергюсон вполне мог заметить растущее число пароходов и быстрых изящных американских клиперов, участвующих в торговле с Индией. Он даже мог бы стать свидетелем гонки, подобной той, которую несколько месяцев спустя описал американский моряк Джордж Эдвард Кларк. Стремясь обогнать пароход, который только что снялся с якоря в порту, команда судна Кларка «Чарджер» взялась за дело. Подняв якорь «со скользкого дна», мужчины быстро поднялись наверх и натянули паруса, и «с попутным ветром судно под развевающимися флагами покинуло якорную стоянку. Пароход сделал все возможное, чтобы обогнать нас. <…> [Но] вскоре пароход оказался далеко за кормой»[409]. Победоносный на тот момент век паруса к 1860 году уступил место веку пара, особенно в оживленных портах Западной Индии.
Выйдя из Бомбея, «Эдвин Фокс» пересек Индийский океан и 23 сентября зашел в Сингапур для пополнения запасов воды, а затем продолжил путь в Гонконг, куда прибыл 17 октября 1860 года[410]. До прибытия Фергюсона в Гонконг Данбар написал своему агенту в «Джардин и Мэтисон» с просьбой организовать еще одну партию китайских кули, добавив: «Но мы оставляем вам возможность поступить так, как вы сочтете нужным»[411]. К несчастью для Данбара, «Джардин энд Мэтисон» не смогли удовлетворить эту просьбу. Вместо того чтобы ждать, пока агент что-то организует, 23 ноября Фергюсон отплыл в балласте в Манилу[412]. Решение покинуть Гонконг – порт, где «Эдвин Фокс», по-видимому, редко находил выгодную работу, – вскоре оправдало себя, и, прибыв через пять дней в Манилу, Фергюсон обеспечил себе полный груз сахара, который следовало доставить в Лондон[413]. Отправившись из Манилы 22 декабря, судно поймало попутный ветер в Индийском океане и в Южной Атлантике, но 4 марта 1861 года сделало остановку на острове Святой Елены, чтобы пополнить запасы крайне необходимых свежих овощей и воды. Однако после этого удача отвернулась от Фергюсона. Покинув вулканический тропический остров примерно в 1200 милях от юго-западного побережья Африки, корабль попал в полосу полного штиля. Успокоенное легкими и капризными ветрами, судно замедлило ход до скорости улитки. Месяц спустя, когда «Эдвин Фокс» находился немного дальше Канарского острова Тенерифе, пассажир по имени Ричард Этли, капитан дальнего плавания из Ливерпуля (Ланкастер), умер от дизентерии и был похоронен в море[414]. 10 мая 1861 года «Эдвин Фокс» наконец достиг Грейвзенда, путешествие длилось 140 дней – одно из самых долгих за всю его карьеру.
В Лондоне Фергюсон обнаружил, что Данбар горел желанием вернуть свой корабль в Бомбей за новой партией хлопка. Избрание Авраама Линкольна на пост президента Соединенных Штатов в ноябре 1860 года довело давно тлеющий кризис рабства на западных территориях до точки кипения. 12 апреля 1861 года Гражданская война в США переросла в открытую войну, когда южные повстанцы начали бомбардировать форт Самтер в Чарльстоне (Южная Каролина). К середине XIX века хлопок стал, по словам историка Свена Беккерта, «основным компонентом важнейшей в мире обрабатывающей промышленности»[415]. Один из каждых 65 человек в мире – по оценкам, 20 миллионов душ – был занят либо выращиванием, либо производством только этого товара.
Хлопок был краеугольным камнем британской экономики. В Британии четверть населения получала средства к существованию от хлопчатобумажной текстильной промышленности. Из всего британского капитала 10 % было инвестировано в хлопковую промышленность, а хлопковая продукция составляла почти 50 % всего британского экспорта. Накануне разлада американский Юг стал крупнейшим поставщиком хлопка в мире: он давал 77 % из 800 миллионов фунтов хлопка, потребляемого Британией каждый год, 90 % из 192 миллионов фунтов, используемых Францией, 60 % из 115 миллионов фунтов, необходимых Германии, и 92 % из 102 миллионов фунтов, перерабатываемых в России[416]. Хлопок можно сравнить только с нефтью в современном мире. Это было сырье, настолько необходимое для мировой экономики, что целые регионы мира стали зависеть от его постоянных поставок. И эти поставки оказались на грани срыва.
Вскоре после бомбардировки форта Самтер президент Линкольн объявил блокаду мятежных штатов, пытаясь вызвать голод и тем самым заставить Конфедерацию подчиниться. К июлю 1861 года ВМС США блокировали все основные порты на Юге. Однако вместо того, чтобы поддаться давлению, патриотически настроенные южане проявили настойчивость. Уверенные в том, что зависимость Великобритании и Франции от хлопка заставит их признать Конфедерацию и даже вмешаться в военный конфликт на стороне мятежников, южане стремились усилить экономический эффект от эмбарго на европейских торговых партнеров и осенью 1861 года сожгли, по оценкам, 2,5 миллиона кип хлопка. «Должны ли мы позволить нашему хлопку исчезнуть сейчас при попустительстве Линкольна? – спрашивала газета Charleston Courier (SC) в сентябре 1861 года, – пускай Англия стоит в стороне, пока нас не завоюют, или лучше мы сожжем каждую его коробочку, лишь бы не позволить вывезти его из наших портов, пока длится эта война?»