.
Выйдя из Пенанга 7 июня, «Эдвин Фокс» продолжил путь через Индийский океан. Почти сразу же судно снова начало набирать воду. По мере усиления муссона экипажу приходилось работать с насосами вахту за вахтой. 4 июля 1871 года ударил штормовой ветер, из-за чего барк начал набирать воду с гораздо более тревожной скоростью. У капитана Блэка не было выбора, кроме как зайти в Порт-Луи на Маврикии для экстренного ремонта. «“Эдвин Фокс”, направляющийся из Калькутты в Дюнкерк, – сообщала местная Overland Commercial Gazette[505], – сегодня зашел на Маврикий, протекает; выгрузка»[506].
Маврикий был известен превосходными судоремонтными мастерскими. Снова корабелы приступили к работе над потрепанным «Эдвином Фоксом». Они обнаружили, что повреждения судна были гораздо более серьезными, чем два ослабленных болта: предыдущее столкновение выбило все изогнутые брусья, используемые для закрепления форштевня и бушприта. Ремонт должен был быть обширным. Пока корабельные плотники заново конопатили судно от носа до кормы и полностью отремонтировали его форштевень, экипажу «Эдвина Фокса» пришлось выгрузить 700 теперь уже поврежденных водой мешков рапса. Большую часть удалось продать со значительным убытком. Месяц спустя отремонтированный и готовый возобновить плавание «Эдвин Фокс» отправился с Маврикия в Дюнкерк в балласте[507]. Капитан Блэк и весь экипаж, несомненно, с нетерпением ждали, когда эта злополучная экспедиция закончится. К сожалению, худшее было еще впереди.
Отправившись с Маврикия 2 августа 1871 года, барк остановился на острове Святой Елены 14 сентября для небольшого дополнительного ремонта, прежде чем продолжить путь во Францию. Путешествие с острова Святой Елены, вероятно, было утомительным; только 25 октября барк был замечен около Азорских островов. Ко второй неделе ноября 1871 года «Эдвин Фокс» наконец вернулся в Ла-Манш[508].
То, что произошло дальше, можно описать только как трагедию. В понедельник, 13 ноября, ровно в 7 вечера «Эдвин Фокс» находился примерно в десяти милях от маяка Эддистоун, когда в темноте столкнулся с голландской шхуной «Анна» водоизмещением 175 тонн. «Анна» – небольшое «семейное судно», перевозившее партию угля из Саут-Шилдса на реке Тайн в Триест. На борту шхуны находились капитан и пять матросов, а также жена капитана и трое детей. Согласно официальному журналу барка, авария произошла, когда «Анна» неожиданно прошла перед «Эдвином Фоксом». Более крупное судно предприняло попытку уклониться, но не смогло избежать столкновения и протаранило шхуну примерно посередине. Шхуна начала тонуть, и ее команда прыгнула на борт большего судна с тремя детьми. В это же время команда «Эдвина Фокса» услышала крики жены капитана и быстро начала спускать шлюпку. Но в этот момент море поглотило крошечную шхуну. Капитан Блэк приказал своим людям обыскать местность в поисках выживших, но в темноте капитана «Анны» и его жену найти не удалось[509].
На следующее утро «Эдвин Фокс» бросил якорь в Даунсе и высадил выживших с «Анны» – пятерых членов экипажа и троих осиротевших детей в спасательную шлюпку из Дила. Затем капитан Блэк продолжил путь в Дюнкерк, где простоял на рейде десять дней, прежде чем пришвартоваться в порту 27 ноября 1871 года. Задержка почти наверняка была сделана для того, чтобы дать владельцам «Эдвина Фокса» время найти нового капитана для злополучного барка[510].
Роковое командование капитана Уильяма Блэка на «Эдвине Фоксе» подошло к концу. За четыре года ему удалось посадить судно на мель; вовлечь его в два несчастных случая, один из которых привел к гибели двух людей; повредить и уничтожить два полных груза; ему не удалось поддержать мореходные качества судна и в иных отношениях. Независимо от того, был ли он виновен или нет, он нес ответственность. В сохранившихся записях нет сведений о том, подал ли Блэк в отставку, но вполне вероятно, что он сделал это сразу по прибытии в Дюнкерк. Он передал командование «Эдвином Фоксом» 29 ноября 1871 года капитану Джону Эллису Джонсону, 26-летнему чеширцу из Бебингтона, прослужившему капитаном судна следующие три года[511].
1860-е годы были периодом быстрых перемен как для «Эдвина Фокса», так и для всего мира. Паровое судоходство стало по-настоящему глобализирующей силой как раз вовремя, чтобы в полной мере воспользоваться физическими усовершенствованиями мировой транспортной инфраструктуры, главным из которых был Суэцкий канал. В то же время такие важные политические соглашения, как договор Кобдена—Шевалье и Вашингтонский договор, подписанные десятилетие спустя, углубили и укрепили отношения между Великобританией и ее важнейшими политическими и экономическими союзниками, заложив основу для следующих 40 лет растущей взаимосвязанности. В этом зарождающемся новом мире традиционным парусным судам пришлось адаптироваться и изменить свою обычную практику, маршруты, привычные порты захода и даже оснастку, если они хотели идти в ногу со временем. Тем не менее, даже несмотря на то что к концу десятилетия «Эдвин Фокс» и подобные ему суда были в значительной степени вытеснены из торговли товарами, в начале 1870-х годов открылся новый прибыльный рынок – перевозка людей в дальние уголки мира за пределами досягаемости пара.
5. Эмигранты
Плимут, Англия, 1878 год
Центр эмиграции в Плимуте никогда еще не был так загружен. Трем эмигрантским судам, включая «Эдвин Фокс», предстояло отплыть во вторую неделю августа 1878 года, были задействованы все ресурсы комплекса. С начала июля уже отплыли шесть судов, и за пять недель более 3000 человек прошли через центр. У надзирательницы (или старшей медсестры) центра Элизабет Уотсон терпение было на исходе, и она надеялась хоть на какую-то передышку. Но вряд ли это было возможно. В течение года центр примет 15 500 эмигрантов, достаточно, чтобы заполнить сто судов[512].
Необычно интенсивное движение было связано с поселенцами, направлявшимися в Новую Зеландию. Всего несколько месяцев назад колониальное правительство в Веллингтоне расторгло контракт со складом, находившимся в переоборудованном отеле в Блэкуолле (Восточный Лондон), решив, что Плимут, который уже использовали правительства Аделаиды, Нового Южного Уэльса и Виктории, имеет много преимуществ. Здание в Плимуте было просторнее и обеспечивало больший комфорт для пассажиров. Эти характеристики были особенно важны для одиноких женщин: приятный закрытый двор означал, что эмигранты могли дышать свежим воздухом и заниматься спортом, не выходя за пределы центра, и «таким образом [быть] ограждены от многих рисков». Эмигранты могли покинуть центр только в том случае, если им удавалось убедить представителя правительства Новой Зеландии, занимавшегося вопросами отправки, что у них есть веская причина. Это ограничение защищало их «от риска подхватить инфекцию и от плохой компании», что не было возможно в более открытом центре Блэкуолла. Правило вызывало значительное недовольство[513]. В центре Плимута было собственное хранилище багажа, что исключало завышенную оплату, как в Блэкуолле, а также облегчало «проверку ящиков на наличие запрещенных предметов». Эмигрантам из Ирландии было дешевле сесть на пароход в Плимут из Белфаста, Корка, Дублина, Лимерика или Уотерфорда, чем добираться до Лондона, как и шотландцам плыть из Глазго. Расположение на берегу моря облегчало посадку на корабль; отправление из Плимута, а не из Лондона могло значительно сократить время путешествия при определенной ветровой обстановке[514].
Центр располагался в помещениях продовольственного склада Королевского военно-морского флота, у подножия Королевской цитадели. Когда в 1831 году открылась новая верфь Королевского военно-морского флота, «обширный ряд зданий, находящихся на берегу гавани Кэтуотер», был выставлен на продажу[515]. Судовладелец и уполномоченный по вопросам эмиграции Джон Маршалл приобрел ряд зданий и с 1835 года начал использовать их в качестве центра для эмигрантов, направлявшихся в Австралию[516]. К 1870-м годам эмигрантским центром в Плимуте владел бизнесмен и филантроп Артур Хилл, который в 1883–1887 годах был мэром Рединга[517].
Откуда бы они ни приезжали, по прибытии в Плимут эмигрантов встречали в доках или на железнодорожных станциях служащие центра, а их багаж перевозили бесплатно на тележках. На станции управляющий проверял их приказы на посадку, чтобы уточнить количество людей в группе, которых следует принять, и убедиться, нет ли у них видимых признаков болезни. Затем они впервые испытывали сегрегацию, которая станет постоянной частью их путешествия: одиноких женщин отправляли в отдельные столовые, «куда не допускались мужчины». Там они попадали под опеку старшей сестры Элизабет Уотсон. Они сидели за длинными столами по десять человек, почти так же, как на корабле, на который они должны будут сесть, и им давали чай и хлеб, а потом вызывали в багажное хранилище, чтобы они забрали свои вещи. У одиноких женщин было свое общежитие, которое днем охранялось уборщиком, а на ночь запиралось. У одиноких мужчин и семей также были отдельные общежития[518].
В центре правилом была гендерная сегрегация, но в социальном плане центр был, несомненно, демократичен. «Респектабельные» оказывались в одних помещениях с «низшим типом», даже с ирландскими сельскохозяйственными рабочими. Для уэслианского миссионера Джона Хиллари, который находился в центре в 1879 году, необходимость терпеть «игру на концертине, пение, крики, свист, топот, плач младенцев и все отвратительные шумы, которыми люди могли мешать друг другу», превратила столовую в «место, больше походящее на ад»