[618]. Тем не менее этот эпизод вполне мог подтолкнуть его подписать контракт с Новозеландской эмиграционной службой в следующем году.
Корабельный врач-суперинтендант, служивший на судне во время последнего поселенческого рейса в 1880 году, доктор Фредерик Эверард Хант сильно отличался от всех своих предшественников. Он был сыном врача Фредерика Найта Ханта, который бросил медицину ради журналистики и работал сотрудником в Household Words[619] Чарльза Диккенса и редактором в London Daily News. В 40 лет Хант с женой и семью детьми эмигрировал в колонию Новая Зеландия и занял эту должность в качестве оплаты проезда[620]. Невысокий и толстый, с длинной бородой, Хант был вспыльчивым человеком. «Если он не осыпал проклятиями кого-либо» в Вулстоне, недалеко от Крайстчерча, где он поселился и занимался медициной, то уж «кто-нибудь осыпал проклятиями его»[621]. По слухам, он резко высказался об офицерах «Эдвина Фокса», когда судно прибыло в Новую Зеландию, хотя 15 других пассажиров оспаривали это в письме в газету Крайстчерча[622].
Самой влиятельной женщиной на борту была надзирательница. У нее были ключи от кают для одиноких женщин – этой частью обязанностей она не делилась ни с кем, даже с капитаном. Ее главная роль заключалась в «предотвращении всех безнравственных или непристойных действий или поведения, неподобающих вольностей или использования неподобающей фамильярности с пассажирами женского пола»[623]. Надзирательница назначалась капитаном или представителем генерального агента Новой Зеландии. Она подчинялась как капитану, так и корабельному врачу-суперинтенданту, но в то же время она должна была следить за тем, чтобы и они вели себя должным образом с ее подопечными. Юрисдикция надзирательницы пересекалась с юрисдикцией корабельного врача-суперинтенданта, что могло привести к конфликту, о чем писал сотрудник иммиграционной службы в Веллингтоне: «Очень желательно, чтобы надзирательницы были четко проинформированы о том, что в первую очередь они должны искать совета, инструкций и помощи в поддержании дисциплины у корабельного врача. В напечатанных инструкциях для надзирательниц это четко не отражено, и, напротив, надзирательнице оставлена возможность обратиться либо к капитану, либо к корабельному врачу. Поскольку опытные надзирательницы встречаются редко, и, как правило, люди впервые в жизни оказываются в этой должности, то крайне важно, чтобы их положение и обязанности были определены максимально четко»[624].
Надзирательница должна была подняться на борт судна, когда пассажиры начнут подниматься, и оставаться на борту до тех пор, пока одинокие женщины не будут доставлены к сотруднику иммиграционной службы в Новой Зеландии. Ей полагалась специальная каюта в отделении для одиноких женщин, и сюда ей доставляли питание со стола капитана. Ее обязанности были весьма обширны. Она сопровождала одиноких женщин, когда они находились на выделенной им части палубы; следила, чтобы они не уходили оттуда, и если присутствовали пассажиры первого класса, «предотвращала фамильярности» с ними. Она должна была не допускать мужчин в каюту для одиноких женщин, за исключением членов экипажа «по особому распоряжению капитана». Она присутствовала, когда судовой врач посещал одинокую женщину или капитан и врач-суперинтендант осматривали каюты одиноких женщин. Убедившись, что все ее подопечные находятся в своих койках до наступления темноты, она запирала двери в их каюты и не открывала их до 7 утра, если только не возникнет чрезвычайная ситуация медицинского характера. Ей нужно было вести дневник, который следовало представить чиновнику иммиграционной службы по прибытии в колонию, в котором регистрировались «любые случаи неподчинения или плохого поведения и другие происшествия, против которых она могла бы возразить или на которые могла пожаловаться, а также любые другие замечания, которые она могла бы счесть уместными». Время от времени одиноким женщинам давали материалы для рукоделия, чтобы занять их делом; надзирательница должна была собрать их рукоделие в конце поездки и передать его чиновнику иммиграционной службы. Если власти были «удовлетворены отчетом надзирательницы и если в остальном они заслужили своим поведением», рукоделие возвращалось женщинам[625].
Надзирательницы в новозеландских поселенческих рейсах в основном остались неизвестными. Некоторые из них были рекомендованы Женским эмиграционным обществом, одной из филантропических организаций, посвятивших себя оказанию помощи в эмиграции бедствующим аристократкам. Многие надзирательницы сами были эмигрантками, но некоторые, похоже, сделали на этом карьеру. Некая миссис Роджерс участвовала по меньшей мере в 18 экспедициях[626]. Мы знаем имена только двух надзирательниц, служивших на «Эдвине Фоксе»: Селин Стюарт в первом путешествии и Мэри Манн в третьем. Стюарт из Сомерсета было 28 лет, она путешествовала со своей шестилетней дочерью. Люси Колбрук, 30-летняя кухарка, была помощницей надзирательницы. Манн была самой старшей незамужней женщиной-эмигранткой в своем путешествии – ей было 34; следующая по возрасту, 29-летняя Ханна Тильгенер из Германии, была ее помощницей[627]. У нас нет имени надзирательницы, участвовавшей во втором рейсе, но пассажирка записала, что одна из ирландских женщин напала на нее, поцарапала ей лицо и поставила синяк под глазом. Были также разговоры о серьезных нарушениях приличий во время того рейса. По данным газеты в Уонгануи, некоторые из пассажиров «Эдвина Фокса», оказавшиеся в этом городе, «дали показания о поведении офицеров, которое не поддается описанию, [и] о свободных нравах, царивших в офицерских каютах»[628].
Несмотря на все меры предосторожности, принятые для того, чтобы изолировать каюты для одиноких женщин – или «клетки для девственниц», как называли их моряки, – они оставались опасной зоной[629]. Историк Шарлотта Макдональд рассказывает, что на одном из эмигрантских кораблей в 1860-х годах капитан, первый помощник и один из пассажиров-мужчин были обнаружены пьющими в этой запретной части корабля и что в двух случаях офицеры «были одеты в женскую одежду»[630]. Действительно, доктор Скотт обнаружил, что содержание одиноких женщин и одиноких мужчин отдельно было постоянной проблемой, поскольку члены обеих групп неоднократно нарушали правила. В 1878 году в первый день в море ему пришлось «поговорить с некоторыми одинокими женщинами о выходе на главную палубу» – повторяющаяся тема в его дневнике. 20 августа он написал: «Мне довелось сделать выговор нескольким одиноким женщинам за то, что они вышли на главную палубу, чтобы покутить с мужчинами, а также отправить вниз нескольких мужчин с юта». 23 августа ему «было очень трудно удержать одиноких мужчин подальше от юта, а одиноких девушек – от главной палубы». 2 сентября он «счел необходимым зачитать в каютах для одиноких девушек и неженатых мужчин строгие предупреждения о том, что между одинокими женщинами и одинокими мужчинами никогда не должно быть никаких коммуникаций». 5 сентября «Элизабет Ле Нури», чье имя часто появлялось на страницах дневника, «и Агнес Портер, несмотря на неоднократные предупреждения, пришли вечером без разрешения на главную палубу, чтобы пообщаться с мужчинами, и теперь в 6 часов вечера им было приказано спуститься вниз до получения дальнейших распоряжений». Женщинам разрешили выйти снова шесть дней спустя, но через четыре дня Элизабет и еще четырех девушек снова отправили вниз за неподобающее поведение во время богослужения. 16 сентября «несколько одиноких девушек вышли на главную палубу без разрешения». К 18 сентября доктор Скотт был настолько расстроен, что назначил третьего констебля для одиноких женщин, который должен был «оставаться постоянно на юте, чтобы предотвратить все нарушения приличий»[631].
После этого врач-суперинтендант сделал только одну запись по этому вопросу 9 октября: «Мне довелось поговорить с некоторыми одинокими мужчинами, которые вышли на корму за пределы своей части корабля». Была также жалоба на «подглядывающего Тома»: некто подглядывал через «иллюминаторы правого борта, когда девушки раздевались», но Скотт не смог ни выяснить, кто этим занимался, ни даже полностью убедиться, что «девушки не ошиблись»[632]. Возможно, доктор Скотт был необычайно бдителен. Во время плавания 1875 года, когда корабельным врачом-суперинтендантом был Томас Тай, Эндрю Кинг и Онора Мерфи достаточно хорошо узнали друг друга, чтобы пожениться вскоре после прибытия в Веллингтон[633].
К 1873 году маршрут судов, идущих в колонию Новая Зеландия, был уже хорошо известен. «Эдвин Фокс» прошел бо́льшую его часть за 15 лет до этого, перевозя заключенных в Западную Австралию. Основанный на так называемом маршруте Брауэра, впервые проложенном голландским капитаном в 1611 году, он вел корабли на юго-запад через Атлантику мимо островов Зеленого Мыса и через штилевую полосу, прежде чем повернуть на юго-восток и обогнуть мыс Доброй Надежды в ревущих сороковых. Там корабли заменяли изношенные паруса, которые годились для хорошей погоды и легких ветров, на прочные штормовые паруса, используемые при «движении на восток» к Австралии и далее к Новой Зеландии. Экипаж постоянно высматривал айсберги и более мелкие льдины, а штурманы опасались угроз, исходящих от архипелагов Крозе и Кергелен, а также островов Принс-Эдуард и Марион, где судно могло разбиться в щепки.