[652]. Фредерик Онгли вспоминал День дерби и жалел, что не смог присутствовать на ежегодном праздновании в своем клубе в Кроули. В День дурака «играли в хорошие игры <…> разрисовывали [sic] лица спящим, были и всякие другие забавы». Онгли также перенял у моряков суеверие: если кит проплывал вокруг корабля дважды, «они говорят, что это знак Смерти, и я думаю, что это правда»[653].
Пассажиры с нетерпением ждали появления новой традиции, о которой слышали. В день пересечения экватора (или «пересечения линии») капитан и команда традиционно наряжались как король Нептун и его приближенные и торжественно посвящали присутствующих на борту судна людей, которые впервые пересекали экватор. Моряки немного повеселились и были вознаграждены грогом, полученным от капитана и пассажиров. «Ходили слухи, – писал Уильям Мэннинг, – об уважительном отношении к старому устоявшемуся обычаю, согласно которому Нептун поднимался на борт и обласкивал тех из своих детей, которые никогда раньше не пересекали экватор». Но пассажиры на борту во время рейса 1878 года были разочарованы: «Капитан был против розыгрышей, и то, что в противном случае вызвало бы некоторое волнение, прошло спокойно». То же самое почувствовала и команда: «Впервые с начала нашего путешествия» капитан Физ пригласил их выпить грога, «но они с негодованием отказались, причем в выражениях скорее правдивых, чем вежливых»[654].
При таком длительном пребывании стольких людей в тесных помещениях болезни и смерть практически неизбежны. В большинстве случаев судовой врач-суперинтендант мало что мог сделать, особенно если сталкивался с вспышкой инфекционного заболевания[655]. Скотт занимался врачеванием относительно мало. Через несколько дней у Мэри Хассалл, которая, по его оценкам, была примерно на четвертом месяце беременности, случился выкидыш, и он позволил одной из одиноких женщин поселиться с ней в супружеских покоях, чтобы «оказать ей необходимую помощь». Когда судно вошло в тропики, Скотт заставил пассажиров регулярно принимать сок лайма. Три женщины страдали «истерическими припадками» и были госпитализированы. У Сары Линч было сильное носовое кровотечение и боль в горле, а у Роуз Маккенна, у которой перед отправлением лопнул кровеносный сосуд, «повторно открылось сильное носовое кровотечение», и ее отправили в больницу, но лекарства ей не потребовались. Одна женщина опрокинула на себя горячую кашу, упав с лестницы, а еще он удалил зубы у трех других. У одного мужчины диагностировали пневмонию. Время от времени болел пекарь; один из пассажиров взял на себя его обязанности и, как сообщается, справился с ними довольно хорошо. Никто из женщин не родил, но, если бы кто-то и рожал, доктору Скотту вполне могла помочь одна из женщин, которая сама несколько раз была беременной[656]. Доктор Тай, напротив, помог при родах шестерых детей во время рейса в 1875 году[657].
Судовой врач-суперинтендант должен был иметь до 150 видов лекарств. Доктор Скотт не оставил описи, но в отчете по окончании плавания отметил, что запас укропного и анисового масел был «совершенно излишним», а хлороформа «избыточным». Напротив, он написал, что хотел бы иметь «белладонну и индийскую коноплю». Скотт также имел доступ к целому ряду «диетических продуктов», которые можно было получить из запасов капитана, включая такие продукты, как рис, овсянка, крупа, аррорут, ячмень, саго, тапиока, консервированный мясной суп, бульон из консервированной курицы и баранины, консервированная вареная баранина и говядина, консервированное молоко, высококачественное мыло, уксус и свежие дрожжи. Также имелся внушительный запас алкоголя. В плавании 1875 года «Эдвин Фокс» перевозил 36 бутылок портвейна, 18 бутылок хереса, один галлон джина, пять галлонов бренди и 40 дюжин имперских пинт стаута на каждую сотню взрослых[658]. За исключением дня, когда Скотт запросил по одной банке аррорута, саго и тапиоки, единственным удовольствием, которым он распоряжался, был алкоголь, и особенно пиво. Он выдавал крепкий портер каждый из ста дней, которые «Эдвин Фокс» находился в море, – в общей сложности 94 галлона. Большая часть ушла кормящим женщинам. К концу путешествия количество запросов увеличилось, что заставило его заподозрить, что пассажиры просили его как противоядие от морской болезни «в надежде получить не только медикаменты». Вино и бренди тоже можно было получить, но он давал их лишь изредка[659].
Пассажиры умирали в каждом из четырех рейсов «Эдвина Фокса», хотя на судне никогда не происходило ничего похожего на вспышку кори или скарлатины, которая убила 26 человек на «Симитаре» в 1873 году. Всего на «Эдвине Фоксе» умерли только 17 человек, 13 из них были детьми, что делает общий уровень смертности на судне намного ниже среднего для эмигрантских рейсов в 1870-х годах[660]. Четыре пассажира умерли в первом рейсе: двое взрослых мужчин от лихорадки, одинокая женщина от чахотки и младенец от молочницы[661]. Двое взрослых умерли во втором рейсе: 26-летний мужчина от туберкулеза и 68-летний мужчина после перелома ноги. Также умерли четверо детей: двое от бронхита, один от судорог и один от диареи. Среди них были двое из восьми детей Уильяма и Мэри Робинс: Эммелин Сесилия, которая умерла, когда судно стояло на якоре в Даунсе, и была похоронена на близлежащем кладбище, и Уильям Боннел, который умер вскоре после отплытия судна и был похоронен в море у Старт-Пойнта в Девоншире[662]. Доктор Тай был рад малому числу случаев диареи, которое он приписал «дополнительному количеству супа и молока, выдаваемому тем, кому не исполнилось 12 лет»[663]. Все погибшие в третьей экспедиции были детьми в возрасте до двух лет: месячная девочка умерла от «атрофии», а четверо умерли от бронхита[664]. В последнем путешествии умерли только дети, все от скарлатины: Мэри Сесилия, пятилетняя дочь судового врача-суперинтенданта Фредерика Ханта, скончалась всего через две недели после отбытия из Лондона; братья Джонстон умерли несколько дней спустя[665].
Рисунок 5.5. Пассажиры умирали в каждом из четырех рейсов, совершенных «Эдвином Фоксом», правда, на судне никогда не было ничего похожего на вспышку кори и скарлатины, которая в 1873 году убила 26 человек на «Симитаре». Всего по пути в Новую Зеландию умерли только 17 человек, включая 13 детей. Семья Робинс сделала эту фотографию перед отплытием на «Эдвине Фоксе» в 1874 году. Двое детей умерли в первые дни путешествия. (Источник: предоставлено Центром судна «Эдвин Фокс» и судоходства (Edwin Fox Ship and Maritime Centre), Пиктон, Новая Зеландия.)
С погибшими поступили традиционным морским способом. «Они зашили его в парусину и привязали к ногам железный груз, – записал Фредерик Онгли об одном несчастном пассажире в своем дневнике 26 апреля 1873 года, – покрыли его флагом Великобритании, провели отпевание и сбросили в море» через четыре часа после его смерти. Капитан или судовой врач-суперинтендант нараспев произносили: «Поэтому мы предаем ее [или его] тело пучине, чтобы оно подверглось тлению, ожидая воскрешения (когда море отдаст своих мертвецов)». Если вода была слишком бурной, тело отправляли за борт без какой-либо службы. Если покойный был католиком, то церемонию проводили пассажиры-католики. Уильям Мэннинг находил службы «торжественными и впечатляющими <…> вдали от всех друзей и родственников»[666].
В двух рейсах «Эдвин Фокс» прибыл в Новую Зеландию с желтым флагом, который предупреждал о болезнях на борту, – явление, достаточно распространенное, поэтому в иммигрантских портах была карантинная станция, обычно расположенная на небольшом острове вдали от города, куда отправляли больных пассажиров. Сами корабли обрабатывались дезинфицирующим средством. Местных жителей недвусмысленно предупреждали об опасности, и им грозил штраф в размере 200 фунтов стерлингов, если они приблизятся к острову[667]. Онгли вполне хорошо провел месяц на острове Куэйл. Там можно было карабкаться по скалам и «набрать много крабов», не говоря уже об обильном питании. У женщин тоже было много дел, так как станция была оборудована «всеми приспособлениями для надлежащей стирки, сушки [и] катания» одежды[668]. После разрешения местных иммиграционных и медицинских органов поселенцев размещали в государственных бараках, где они будут жить, пока не найдут работу.
На суше поселенцы рассказывали о своих путешествиях совсем иначе.
Несмотря на то что он пережил катастрофический шторм в Бискайском заливе, заболел лихорадкой и провел месяц в карантине, первое, что сделал добродушный Фредерик Онгли после освобождения, – взвесился. «Я набрал 17 фунтов с тех пор, как покинул дом, что может быть неудобно в море». Уильяму Мэннингу бывало и лучше, но он был рад освободиться от дисциплины, которая «совершенно не по мне»; он закончил свой дневник, описав свое путешествие как «122 дня страданий, беспокойства, дискомфорта и полуголодного существования»[669].
Как поселенцы, путешествовавшие на «Эдвине Фоксе», жили в своем новом доме? Нашли ли они в колонии Новая Зеландия лучшую жизнь, на которую надеялись? Большинство сразу нашли работу. Когда карантин пассажиров 1873 года подходил к концу, Lyttelton Times