Во второй половине XIX века экспорт норвежской древесины резко возрос, подстегиваемый ростом свободной торговли в Европе. К середине 1870-х годов страна стала крупнейшим экспортером древесины на континенте. С лесами, расположенными недалеко от Северного моря, реками и водопадами, по которым лес сплавляли на лесопилки, и незамерзающими портами Норвегия была крупным экспортером древесины с XVI века. В начале XIX века торговля пережила тяжелые времена из-за тарифных ограничений, но после 1850-х годов набирающая силы либерализация торговли обратила спад вспять. Внутренняя политика также благоприятствовала развитию отрасли. Необычайно высокий процент лесов страны находился в частной собственности, и начиная с 1816 года законодательство сняло ограничения на действия собственников; в 1836-м землевладельцам было разрешено сдавать леса в аренду на любой желаемый ими срок, и контракты «поддерживались на любой срок от десятилетий до нескольких сотен лет»[710]. Закон о лесном хозяйстве 1863 года, первый закон в стране, касающийся управления лесами, мало что сделал для ограничения прав частных собственников. В то же время растущий спрос в Западной Европе привел к тому, что было названо «лесным фронтиром» по всей Северной Европе, который в итоге охватил регионы с плохо развитыми средствами перевозки[711]. Последовала вырубка лесов. По словам норвежских экспертов по лесному хозяйству Ларса Хельге Фривольда и Асбьёрна Свендсруда, «большинство резервов нетронутых лесов, вероятно, исчезло к концу XIX века»[712].
Основная часть лесов – примерно 70–80 % – принадлежала фермерам, многие из которых зимой работали лесорубами, обеспечивая таким образом крайне необходимое дополнение к доходу от земли. Рабочую силу лесозаготовителей также пополняло большое количество мужчин из «сельской бедноты»: фермеры и их сыновья. В лесопильной отрасли доминировали мелкие предприятия: в 1880 году около 500 лесопилок производили продукцию на экспорт, большинство из них располагалось на побережье. Первоначально эти лесопилки работали только летом, но к концу XIX века они обеспечивали круглогодичную занятость. Работа на лесопилке превратилась из сезонной работы в постоянную[713].
По мере развития отрасли и приобретения норвежскими и иностранными частными компаниями все большего количества лесов в аренду росла напряженность между местными жителями и чужаками. Местные жители обвиняли компании в импорте иностранных рабочих и чрезмерной эксплуатации лесов. Одним из результатов стал закон о гражданстве 1888 года, который запрещал иностранным гражданам и компаниям приобретать леса без государственного разрешения. Однако на практике лишь немногим компаниям действительно отказывали в разрешении. Как описывает историк Каспер Хаге Стьерн, в целом отношения между лесозаготовительными компаниями и местными лесовладельцами были «сложными <…> Лесозаготовительные компании обеспечивали рынок для местной древесины, налоговые поступления для муниципалитетов и личные доходы для фермеров, но в то же время местные лесовладельцы и муниципалитеты порой с недоверием относились к намерениям лесозаготовительных компаний, поскольку некоторые опасались, что стремление этих компаний к прибыли приведет к обнищанию местных жителей»[714].
Бо́льшая часть норвежской древесины отправлялась в Великобританию, но поставки строганой древесины осуществлялись во Францию, Бельгию, Нидерланды, Испанию, а после 1870 года – в Австралию[715]. К 1885 году Австралия была вторым по величине рынком в мире для импортируемой строганой древесины из Норвегии, уступая только Соединенному Королевству[716]. Связь с Норвегией не обрывалась после того, как древесина была срублена и распилена. По словам историка Майлза Макаллистера, Норвегия воспользовалась влиянием и ресурсами Британской империи и по-другому[717]. «Эдвин Фокс» был не единственным кораблем на судоходных путях из Северного в Южное полушарие, соединявших доселе не связанные между собой части мира в глобальную цепь. 28 декабря 1882 года, после прошедшего в основном без происшествий пятимесячного путешествия из Христиании «удобный старый» «Эдвин Фокс», «один из старых добрых индийцев», вошел в гавань Сиднея[718]. Он был лишь одним из настоящей флотилии судов (многие из которых были норвежскими), следовавшей по этому же маршруту.
После разгрузки в Сиднее «Эдвин Фокс» отплыл в близлежащий Ньюкасл, чтобы забрать тысячу тонн угля, который следовало доставить в Данидин (Новая Зеландия). Оттуда он прибыл в Инверкаргилл и 22 июня 1883 года с грузом зерна в последний раз отправился в Лондон, куда прибыл 134 дня спустя[719].
Люди, покидавшие Европу и плывшие в Америку и в колонии поселенцев в Австралии и Новой Зеландии, были значительной частью беспрецедентной глобальной миграции, характерной для 1870–1920-х годов. Те, кого привлекла в Аотеароа смелая политика колониального правительства – некоторые из них приехали на «Эдвине Фоксе» – были крошечной частью этого массового человеческого движения, но они оказали мощное влияние на малонаселенную колонию Новой Зеландии. Поселенцы внесли вклад в ее экономическое развитие и в лишение маори собственности, которое лежало в основе этого развития. Они построили новое общество в британском стиле, и «Эдвин Фокс» перевозил некоторые товары, включая пианино, которые позволяли им осуществить это. Пианино имело огромную символическую ценность, но этот музыкальный инструмент также раскрывает множественные, часто незаметные связи, созданные глобализацией.
После возвращения в Лондон «Эдвин Фокс» совершит последний рейс, снова в Новую Зеландию. Он перевезет груз, не похожий ни на один из тех, что перевез за 30 лет трудовой деятельности, груз, который позволит ему внести вклад в глобализацию совершенно новым образом.
6. Замороженная баранина
Порт Чалмерс, Новая Зеландия, 1882 год
15 февраля 1882 года было славным летним днем: температура воздуха около 15 °C, ясное небо, свежий юго-западный ветер и спокойное море[720]. Погода предвещала хорошие дни для парусного судна «Данидин» компании «Албион лайн», когда оно отправилось в Лондон. 1250-тонный «Данидин» с черным корпусом, золотой полосой и розовым верхом был привычным зрелищем в колонии Новая Зеландия. С момента спуска на воду в 1874 году судно совершило семь эмигрантских рейсов туда. Однако это путешествие было другим. «Данидин» был оснащен новым холодильным агрегатом «Белл-Коулмен компани», новейшей разработкой в области холодильных технологий. В изобретении шотландского инженера Дж. Дж. Коулмена, которое впоследствии легло в основу кондиционеров, использовался сжатый воздух, забираемый из холодильной камеры и подаваемый с водой, а не с аммиаком или солевым раствором в качестве хладагента. Он был намного компактнее предыдущих машин и требовал только одного инженера, а не команды для его обслуживания. «Белл-Коулмен» уже использовался на наземных скотобойнях, а также в трансатлантических рейсах, но рейс «Данидина» из Порт-Чалмерса в Лондон был первым испытанием машины в таком долгом путешествии, а также первой попыткой отправить замороженное мясо из Новой Зеландии в Великобританию[721].
Это было эпохальное начинание. Трансокеанская транс-портировка охлажденного мяса все еще находилась в зачаточном состоянии. В 1874 году при первой поставке из Соединенных Штатов в Англию для охлаждения скоропортящегося груза использовался лед, но это путешествие было гораздо короче, чем из одного полушария в другое, и оно проходило только в умеренном климате. Три года спустя из Аргентины во Францию была отправлена первая партия полностью замороженной говядины[722]. А в 1880 году парусное судно «Стратлевен» успешно перевезло первый груз замороженного мяса из Сиднея и Мельбурна в Лондон[723]. Если бы рейс «Данидина» прошел успешно с технической и финансовой точек зрения, это ознаменовало бы завершение «пищевой сети», как это называет историк Лиззи Коллингем. Сеть создавалась на протяжении столетий. Ее создание началось в XVI веке с доставкой соленой трески из Ньюфаундленда. Постепенно она расширялась, включив в себя продукты плантаций, державшихся на рабском труде, чай из Индии, а также пшеницу и мясо из Аргентины, Канады и Соединенных Штатов. Часть замороженного мяса из Аргентины представители еврейского сообщества Лондона даже сертифицировали как кошерное. Результатом стала «по-настоящему глобальная система» с центром в Великобритании. Система охватывала огромную империю, но простиралась и за ее пределы, достигая Аргентины и Соединенных Штатов, не говоря уже о европейских соседях, таких как Дания, Нидерланды и Франция, и позволяла накормить растущее население Британии и разнообразить его рацион. Сеть «соединила все пять обитаемых континентов, охватив даже самые изолированные и отдаленные уголки планеты»[724]. Втянется ли Новая Зеландия в процесс глобализации продовольствия благодаря рейсу «Данидина»? И что это может означать для «Эдвина Фокса»?
За этим смелым проектом стоял Уильям Солтау Дэвидсон, дальновидный генеральный менеджер Новозеландской и Австралийской земельной компании (НАЗК). Дэвидсон родился в 1846 году в Монреале и переехал в Шотландию, когда его отца назначили управляющим Эдинбургского отделения Банка Шотландии. Будучи молодым человеком, он изначально планировал отправиться в Аргентину, где у него были родственники, занимающиеся скотоводством, но случайная встреча с Джеймсом Мортоном, ключевой фигурой в землевладельческой компании Ассоциации Кентербери и Отаго, обратила мысли 19-летнего юноши к колонии Новая Зеландия. Дэвидсон начал как пастух 85 000 мериносовых овец на 150 000 акров в поместье Левелз близ Тимару, дослужился до инспектора и в 1878 году сменил обанкротившегося Мортона в качестве главы недавно созданной НАЗК, которая контролировала 1,4 миллиона акров земли в этих двух кол