Перспективным решением стало позиционирование новозеландского мяса как британского. Этот путь уже проложили те, кто занимался торговлей чаем. К 1880-м годам чай из Индии приобрел «расовые, национальные, моральные и гендерные характеристики, а покупка и употребление чая стали имперским и политическим жестом»[759]. К сожалению, мясо широко распространенных мериносовых овец, которые славились своей шерстью со времен Средневековья, не соответствовало устоявшимся британским вкусам на баранину. Новозеландцы стремились удовлетворить эти вкусы, не жертвуя рынком шерсти, хотя история овцеводства в Британии продемонстрировала, что отбор одного ослаблял другое. Нельзя было выращивать шерсть и одновременно есть ее, так сказать. Однако, как бы поселенцы ни стремились сделать новый дом похожим на старый, Аотеароа Новая Зеландия не была в точности такой же, как Великобритания, и новозеландцам-пакеха нужна была новая «местная» порода, подходящая под точные условия колонии – овца, которая была бы «ни слишком большой, ни, наоборот, мускулистой или мясистой, и которая достигла бы стандарта веса и состояния за полтора года»[760]. Кроме того, нужно было уважать меняющиеся вкусы в Британии, включая вкусы рабочего класса, который стал употреблять все больше мяса. Жир был никому не нужен, в моду вошло постное мясо, поэтому идеальная овца должна была быть «активным мускулистым животным, а не ленивым или почти мертвым от жировой дегенерации системы»[761]. Джеймс Литтл, который в 1865 году отправился в Новую Зеландию из Шотландии в качестве пастуха, в итоге придумал решение: инбридинг между мериносами и линкольнами, последние были выведены в Англии. Новая порода корридейл была овцой двойного назначения: она давала «блестящую, плотную, объемную и мягкую на ощупь» шерсть, а также высококачественных ягнят на мясо[762]. Породу корридейл стали разводить во многих частях мира, но для новозеландцев-пакеха она была «собственной новозеландской», как позже озаглавят первую историю породы[763], что придавало ей культурную и коммерческую ценность. Для недавно сформировавшегося общества поселенцев, которое было построено на изгнании маори, «чествование [этой] местной породы подтверждало [их] собственное присутствие»[764].
Международные выставки, к которым новозеландские правительства не всегда относились с энтузиазмом, стали важным местом для продвижения нового экспортного продукта. Вдохновленный успехом «Дешевого рыбного ужина за шесть пенсов» (Cheap Fish Dinner at Sixpence) на недавно прошедшей Международной выставке рыболовства, Офис генерального агента организовал «дешевый гриль-бар, [где] было съедено 100 000 новозеландских отбивных и продано гораздо больше» четырем миллионам посетителей Международной выставки здравоохранения в Лондоне, проходившей с мая по октябрь 1884 года. На выставке демонстрировали имитацию холодильной камеры и холодильного склада, предоставляя «все возможные удобства <…> пытливым умам, желающим понять, как идет процесс»[765]. Газета Times of London восторженно отозвалась о том, как охлаждение «для самой прозаической цели в мире практически воплотило в жизнь идею поэта и уничтожило время и пространство, чтобы сделать два народа счастливыми»[766]. После павильона на Международной выставке здравоохранения участие Новой Зеландии в Колониальной и индийской выставке в Лондоне два года спустя включало поставку замороженного мяса для ресторанов на Колониальном рынке[767].
Рисунок 6.2. Овцы были основой новозеландской отрасли замороженных продуктов. Развитие этой отрасли потребовало изменения самой окружающей среды. Во второй половине XIX века поселенцы преобразили ландшафт Новой Зеландии, чтобы он напоминал Англию, и вывели новую породу овец, корридейл, специально для удовлетворения британских вкусов. (Источник: «Станции на Чевиот-Хилс, Кентербери» (Cheviot Hills Stations, Canterbury), около 1893 года. Библиотека Александра Тернбулла, Национальная библиотека Новой Зеландии Те Пуна Матауранга о Аотеароа, Веллингтон, Новая Зеландия. Шифр: 1/2-043179- F.)
Новозеландское мясо выставлялось на выставке и частными фирмами, которые его продавали. «Джон С. Фиттер энд сан» из Лондона делал это на вышеупомянутых выставках 1884 и 1886 годов, а также на других, таких как Международная выставка в Ливерпуле 1886-го и Юбилейная выставка в Ньюкасле 1887-го. Компания «Фиттер энд сан» была пионером в колониальной торговле новозеландским мясом и выстояла, несмотря на «“холодный прием” [и] традиционный консерватизм, проявленный британской общественностью». Его новозеландская баранина была «полностью травяного откорма <…> и по вкусу и другим характеристикам очень похожа на лучшие породы из Уэльса и Саут-Дауна», а его современное холодильное хранилище обеспечивало сохранность мяса «в состоянии абсолютной свежести, неповрежденности и доброкачественности» в течение нескольких недель. Другой торговец, Джон Роуз, представил рекомендации самого высокого уровня, включая «Бифстейк клаб», министра иностранных дел и даже будущего премьер-министра лорда Розбери, который объявил продукцию Роуза «превосходной и неотличимой от английской баранины»[768].
Первая мировая война обеспечила производству новозеландской баранины стремительный рост. В марте 1915 года правительство Великобритании, вынужденное кормить свою теперь уже огромную армию и гражданское население, согласилось закупить у Новой Зеландии всю произведенную замороженную баранину. Это «имперское распоряжение» впоследствии было расширено, и в него вошли масло и многие другие основные продукты, что британская правительственная пропаганда приравнивала к военному вкладу Новой Зеландии[769].
После войны стремление продать «британскость» своего экспорта стало еще сильнее. Совет производителей мяса Новой Зеландии, созданный в 1922 году, развернул рекламную кампанию, столь же креативную, сколь и агрессивную, включая электрический грузовик с мигающими знаками, который объехал прибрежные курорты Великобритании, а в 1934-м – раздачу 310 000 розеток и 2,5 миллиона порционных кусочков масла с надписью: «Я британец из Новой Зеландии». Однако центральным элементом кампании было инновационное использование до 20 000 витрин для мясных лавок, в которых была представлена «гастрольная группа» из более тысячи замороженных бараньих туш. Помимо заявления о британском происхождении мяса – например, в витрине изображались британский флаг и карта, называющая колонию «Британской Новой Зеландией», – в экспозиции на плакатах также подчеркивались его доброкачественность и чистота. Приводились заверения, что каждая туша была осмотрена государственным ветеринаром и что ее «безупречность официально гарантирована». В 1930 году посольство Новой Зеландии превратило свое окно, выходящее на оживленную лондонскую Стрэнд-роуд, в рекламную площадку с лозунгом: «Новозеландская баранина: произведено британцами для британских домов!»[770]
Эта позиция сохранилась в деятельности Имперского совета по маркетингу (ИСМ), созданного в 1926 году. ИСМ начал рекламную кампанию, «оживляя империю» для британцев, чтобы вдохновить их покупать больше имперской продукции. ИСМ, в видении Британской империи, отдавал предпочтение колониям поселенцев – «белым доминионам» – и особенно Австралии, Канаде и Новой Зеландии, карты которых появлялись на огромных рекламных щитах в сотнях британских городов. Колонии поселенцев были изображены, по словам Фелисити Барнс, как «сельскохозяйственная глубинка Британии, а не как экзотические форпосты империи», отчетливо британские места, чья специфика и прошлое были стерты. Но они были представлены не просто как британские; Совет делал акцент почти исключительно на том, что доминионы населены белыми мужчинами, при этом игнорировался тот факт, что многие колонисты не были белыми и были женщинами[771].
Новозеландская баранина сохраняла популярность среди британских потребителей до тех пор, пока Соединенное Королевство не присоединилось в 1973 году к Европейскому экономическому сообществу. Многие британцы, выросшие в 1950-х и 1960-х годах, могут вспомнить новозеландскую баранину как основное блюдо любого воскресного ужина, за исключением, возможно, Пасхи, когда предпочтение отдавалось свежей валлийской баранине.
Вскоре после прибытия «Эдвина Фокса» в Порт-Чалмерс его подготовили к новому будущему в качестве плавучего – и странствующего – холодильного агрегата. 29 октября 1885 года его отбуксировали на Экспортный пирс. Два дня спустя были установлены четыре бойлера для агрегатов «Белл-Коулмен», и демонтаж этого покрытого шрамами ветерана с 32-летним стажем, который все еще с гордостью носил рейтинг A1, начался «без промедления». 14 ноября его переместили на пристань Джордж-стрит, которая должна была стать его домом на долгий срок. Там Генри Уэдерилт, прибывший на «Эдвине Фоксе» из Лондона, руководил установкой оборудования. У Уэдерилта было богатое прошлое, включая службу в османском флоте[772]. Прибыв на «Эдвине Фоксе», он остался в Новой Зеландии, куда был назначен инженером-механиком торпедного корпуса колонии и в итоге старшим суперинтендантом машинного оборудования и инспектором судов правительства. В 1902 году он провел более пяти дней на плоту с семью другими людьми после того, как пароход «Элингамайт», на котором он путешествовал, затонул у островов Трех Королей в 30 милях к северо-западу от северной оконечности Новой Зеландии, при этом погибло 45 человек