[804]. Этот новый этап жизни «Эдвина Фокса» был недолгим. Когда в ноябре 1900 года компания запустила современный морозильный завод, оборудование на «Эдвине Фоксе» демонтировали и перенесли на новое предприятие. Чтобы избавиться от огромных бойлеров, слишком тяжелых, чтобы перевозить их по местным дорогам, Скотт устроил городу последнее представление. Перед толпой жителей, выстроившихся вдоль холмов и поглощенных ожиданием катастрофы, он сбросил первый бойлер за борт «Эдвина Фокса». «Это было грандиозное зрелище, поскольку [он] шлепнулся в воду, подняв огромный сноп брызг, и полностью исчез из виду, а затем снова всплыл, как и ожидалось»[805].
Рисунок 6.6. В 1900 году морозильное оборудование на борту «Эдвина Фокса» было демонтировано и перенесено на новую морозильную установку на суше. Корпус судна некоторое время служил общежитием для рабочих морозильного завода, пока в 1903 году департамент здравоохранения не признал его непригодным к эксплуатации, после чего его разобрали и использовали для хранения угля. (Источник: «Остов “Эдвина Фокса”» (Hulk of the Edwin Fox), около 1920–1930-х годов. Библиотека Александра Тернбулла, Национальная библиотека Новой Зеландии Те Пуна Матауранга о Аотеароа, Веллингтон, Новая Зеландия. Шифр: 1/2-037390- F.)
Скотт занял должность в «Матаура фризинг уоркс» в Саутленде. Там он сыграл ключевую роль в запуске первой в Новой Зеландии коммерческой линии передачи электроэнергии на большие расстояния. Это начинание привело его к карьере в области электротехники, и после работы в различных муниципальных органах власти он занялся частной практикой[806].
Лишенный своего оборудования, «Эдвин Фокс» теперь действительно был мало на что пригодной громадой. Он служил общежитием для рабочих морозильного завода, пока в 1903 году департамент здравоохранения не признал его негодным к эксплуатации. К 1905 году все, что представляло хоть какую-то ценность, было вывезено, а останки корабля использовались для хранения угля и служили пристанью для лихтеров, перевозивших мясо. Часть тика, из которого он был построен, была использована для изготовления рабочего кресла для офиса управляющего компании «Крайстчерч мит презервинг», а годы спустя компания пожертвовала один из иллюминаторов корабля музею Крайстчерча. В этом она была не одинока: в 1939 году на аукционе появился «стол из тикового дерева с “Эдвина Фокса”»[807].
Этот «Мейфлауэр Новой Зеландии» оставался в гавани Пиктон почти забытым, за исключением редких воспоминаний, опубликованных в прессе, или упоминаний в некрологах поселенцев, которых он привез в Новую Зеландию десятилетия назад[808]. В 1935 году газета Auckland Star[809] опубликовала то, что для человека было бы панегириком. «Эдвин Фокс» был «все еще живописен в своей дряхлости».
Как брошенное чистокровное, породистое животное, он несет на себе несомненные признаки ушедших дней. Его широкая эллиптическая корма с большими окнами говорит о его возрасте, а потускневшие остатки сложного позолоченного орнамента, украшающего его транцевую корму, говорят наблюдателю, что художник недюжинных достоинств помог создать ее. <…> Он плавал в компании благородных индийских кораблей – суден «Джон компани» – и в дни своей юности увидел столб дыма, поднимающийся над морем и возвещавший о приходе молодого гиганта, который должен был стереть его и подобных ему с поверхности всех морей и океанов Земли. Теперь это единственное оставшееся в мире судно такого типа, всего лишь одно из маленьких судов, которые помогли построить Империю[810].
И, можно было бы добавить, современный мир тоже.
Даже после того, как дни под парусами закончились, «Эдвин Фокс» все так же вносил свой вклад в непрерывный процесс глобализации. Во второй половине XIX века поселенцы преобразили ландшафт Новой Зеландии, сделав его похожим на английский, и вывели новую породу овец, чтобы удовлетворить вкусы британцев. Недавно изобретенная технология охлаждения позволила перевозить замороженное мясо в Лондон из самого отдаленного уголка Британской империи. Еще одна нить была добавлена в пищевую сеть, которая простиралась по всему миру, и в первые годы нового столетия «Эдвин Фокс» играл не такую уж большую, но все еще важную роль.
Эпилог. Музейный корабль
Пиктон, Аотеароа Новая Зеландия, 2019 год
Семь раз в день паромы, курсирующие между Веллингтоном, столицей Аотеароа Новой Зеландии, и Южным островом страны, пересекают непредсказуемые 14 миль пролива Кука, или Те Моана-о-Раукава, а затем скользят среди впечатляющих островов залива Королевы Шарлотты, или Тотарануи, в небольшой портовый городок Пиктон. Джеймс Кук был первым европейцем, который плавал по этим водам, отправившись сюда на «Индеворе» в январе 1770 года. Он писал:
Очень широкий и глубокий залив или бухта, на юго-западной стороне которого мы сейчас находимся, местность здесь довольно высокая, примечательна холмами и долинами, а берег, кажется, в нескольких местах изрезан заливами. <…> Днем мы стояли напротив узкого залива, который уходит на юго-запад. В 8 утра были у его входа, который можно узнать по гряде скал, протянувшейся от северо-западной оконечности, и по нескольким скалистым островам, лежащим у юго-восточной части. В 9 часов <…> мы видели, как недалеко от корабля два раза показывался морской лев[811].
Рисунок E.1. Джозеф Бэнкс торгуется с мужчиной-маори, чтобы получить лобстера. Акварель и карандаш Тупайи, сыгравшего ключевую роль посредника между общинами маори и командой «Индевора» во время первого визита лейтенанта Джеймса Кука в Новую Зеландию в 1769 году. (Источник: CPA Media Pte. Ltd. / Alamy Stock Photo.)
Их первая встреча с народом маори произошла почти сразу. Она заставила натуралиста Джозефа Бэнкса, будущего президента Британского королевского общества, задуматься о том, что это предвещает. Бэнкс изображен на рисунке E.1 в момент, когда он торгуется с маори о цене на лобстеров.
Мы встали на якорь на расстоянии пушечного выстрела от форта, откуда, я полагаю, были немедленно отправлены четыре каноэ на разведку и на случай, если они смогут нас захватить, так как все они были хорошо вооружены. <…> Они гребли вокруг корабля, бросая нам вызов и угрожая, как обычно, и наконец швырнули несколько камней на палубу, что, как все мы ожидали, было прелюдией к неким шагам, которые вынудят нас стрелять по ним; но как раз в этот момент очень старый человек в одной из лодок выразил желание подняться на борт, мы тут же поддержали его желание и бросили веревку в его каноэ, при помощи которой оно было немедленно подтянуто к борту, и старик (вопреки мнению всех остальных индейцев, которые зашли так далеко, что крепко держали его в течение некоторого времени) поднялся на борт, где его приняли настолько дружелюбно, насколько это было возможно, и вручили ему много подарков, с которыми он вернулся в каноэ, все в каноэ немедленно объединились в воинственном танце – невозможно сказать, с какой целью – продемонстрировать свою дружбу [sic] или враждебность[812].
Когда паромы прибывают в Пиктон, и особенно когда они заводят двигатели, готовясь к возвращению в Веллингтон, едкие пары быстро переносятся от пристани к близлежащему центру города. Два или три раза в неделю с декабря по апрель – лето и осень в Южном полушарии – помимо ежедневных паромов, появляются огромные круизные суда, некоторые из них перевозят до 5000 пассажиров – достаточно, чтобы более чем вдвое увеличить население обычно спокойного города. Эти суда не причаливают к докам у подножия Хай-стрит, главной торговой улицы Пиктона. Они швартуются у пристани Ваймахара, новом, специально построенном сооружении в миле отсюда в заливе Шекспира. Их привлекает в первую очередь близость Пиктона к винодельческому региону Мальборо, до которого менее часа езды, и корабли встречают группы автобусов, готовые отвезти туда пассажиров. В самом городе остается относительно немного гостей, которые бродят по его главной улице, исследуя магазины и рестораны или любуясь ослепительными видами. Однако и такого количества достаточно, чтобы изменить характер места.
Когда паром приближается к Пиктону, одними из первых становятся видны большие буквы, нарисованные белой краской на наклонной стороне ангара, построенного в форме буквы А. Сначала непонятно, что написано, но в итоге четко читается: «Морской музей судна “Эдвин Фокс”». С 1999 года это место упокоения скромного судна, которое помогло крепче сплотить мир.
К началу 1950-х годов «Эдвин Фокс» стал не нужен даже для унизительной задачи хранения угля. В 1953 году, ровно через столетие после спуска на воду, его британская регистрация была закрыта, и «Эдвин Фокс» оказался просто заброшенным с 300 тоннами угля в качестве балласта для удержания его на дне гавани[813]. Списав его как остов, набитый углем, владелец судна, «Нью Зиланд рефриджерейтинг компани», был готов оставить его на медленную смерть путем разложения, и только усилия местных активистов привели к отсрочке.
В 1964 году заброшенный остов корабля привлек внимание Комитета по историческим местам Мальборо, с 2014-го именуемого «Наследие Новой Зеландии»[814]. В 1965 году под руководством Нормана Генри Брейшоу было создано Общество реставрации «Эдвина Фокса». Оно приобрело то, что осталось от корабля, за один шиллинг, что равно примерно 1,3 доллара США в сегодняшних ценах. Для Брейшоу, плодовитого историка-любителя, «Эдвин Фокс» был одной из нескольких инициатив по сохранению наследия региона Мальборо. В 1965 году он основал Общество старинной сельскохозяйственной техники Мальборо, зародыш будущего Музея сельского хозяйства Мальборо и Парка наследия Брейшоу в Бленхейме. Он также сыграл важную роль в создании Архивов Мальборо, которые начинались в сарае на его заднем дворе, а также местных исторических музеев в Пиктоне, Хейвлоке и Ренвике