Tectona grandis, или просто тик. И, помимо прочего, это была лучшая в мире древесина для строительства кораблей[68].
Деревья, которые пошли на строительство «Эдвина Фокса», погибли задолго до того, как их срубили. Среди многочисленных неожиданных свойств тика – его плотность: ствол не удержится на поверхности воды, если сердцевина влажная. Чтобы гарантировать тщательную просушку древесины и возможность сплавить ее вниз по реке, лесорубы делали тонкий опоясывающий надрез на высоте 4 футов и 6 дюймов от земли. Разрезав чешуйчатую коричневую кору, они обнажали темно-золотую древесину. Затем подрезанные деревья оставляли умирать там, где они стояли, и часто этот процесс занимал от одного до двух лет[69]. Когда считалось, что стволы достаточно высохли, чтобы не тонуть, возвышающиеся лесные мачты срубали топором. Даже мертвый и высохший стофутовый тиковый гигант падал очень эффектно. «При падении деревья звучали громким набатом протеста, издавая громовые раскаты, которые были слышны за много миль, и обрушивая все на своем пути: заросли молодых деревцев, переплетения ротанга, – писал романист Амитав Гош, описывая подобные сцены. – Густые заросли бамбука были смяты в считаные мгновения, тысячи переплетенных ветвей, разбитые вдребезги, взрывались одновременно смертоносными осколочными взрывами, выбрасывая грибовидные облака мусора»[70]. Затем слоны тащили бревна к берегам чаунга, где стволы ждали смены сезона. Когда первые дожди превращали журчащие ручьи нагорья в стремительные горные потоки, стволы, соединенные в плоты, и отдельные бревна сплавляли вниз по каскадам водных потоков. Несясь сквозь пенящиеся воды, эти полупогруженные торпеды прокладывали свой путь от стремительных горных порогов к вливающимся притокам, пока не погружались в широкую и медленно текущую реку Атаран и оказывались в оживленном городе производства и обработки древесины Моулмейн (современный Моламьяйн)[71].
Колониальный Моулмейн основную часть своей истории был относительно маленькой деревней. После Первой англо-бирманской войны (1824–1826) британцы аннексировали регион к югу от реки Салуин, и Моулмейн стал столицей Британской Бирмы и ее главным портовым городом. Это была самая длительная и самая дорогостоящая война в истории Британской Индии. Опустошительный конфликт привел к гибели – в бою и от болезней – более 15 000 британских и индийских солдат, что составляло почти три четверти всех задействованных сил, и возможно, около 20 000 бирманских солдат и гражданских лиц[72].
Война стала результатом столкновения двух расширяющихся империй из-за земли и торговли. В конце XVIII века правившая в Бирме династия Конбаун расширила свои владения, изгнав французов и британцев, которые основывали фактории в дельте реки Иравади, и воюя со своими соседями. К началу XIX века династия Конбаун создала одну из крупнейших империй в регионе благодаря сочетанию военных побед и заключению мирных договоров с китайской династией Цин, сиамским королевством Аюттхая, Монским царством Пегу, а также королевствами Манипур и Ахом (Ассам)[73]. Эта экспансия привела бирманцев к конфликту с британцами, которые поддерживали повстанцев в Ассаме и опасались франко-бирманского союза. Результатом стала война. В 1825 году британцы разгромили бирманскую армию в битве при Проме после почти двух лет боев. В ходе переговоров по договору Яндабо, положившему конец войне, британцы вынудили Конбаунов уступить все земли, на которые они претендовали в Ассаме, Манипуре и Аракане, а также все территории к югу от реки Салуин в регионе под названием Тенассерим (современное название Танинтайи), включая Моулмейн[74].
Первоначально британцы намеревались продать Тенассерим бирманцам (с выгодой) или соседним сиамским конкурентам, но вскоре нашли вескую причину оставить этот регион за собой. В конце XVIII – начале XIX века британцы опирались на богатый тиковыми лесами Малабар, расположенный на западном побережье штата Мадрас, в снабжении своих кораблестроительных центров в Бомбее и Калькутте. Но лесные массивы вскоре оказались истощены из-за высокого спроса и практически полного отсутствия государственного регулирования, что позволяло вести беспорядочную вырубку лесов. К 1830 году практически весь старый тик в Малабаре исчез[75].
Бирма, известная во всем мире как «земля тика», располагала всеми возможностями для снабжения процветающей судостроительной промышленности Калькутты. В 1827 году Натаниэл Валлих, управляющий ботаническим садом Калькутты, отправился в регион Тенассерим в Бирме и сообщил, что тиковые леса «не только обширны, но и очень высокого качества» по сравнению с малабарскими[76]. В связи с этим отчетом и в надежде предотвратить экологическую катастрофу, постигшую Малабар, британское правительство Индии приказало первому комиссару Бирмы Энтони Д. Мейнджи сохранить леса в руках правительства и не позволять продажу лесных угодий на открытом рынке и их вырубку без регулирования и планов лесовосстановления. Такой подход на короткое время создал официальную монополию на тик в Тенассериме. Однако через два года этой монополии был положен конец под давлением влиятельных торговцев лесом и судостроителей Калькутты. Более того, комиссар Мейнджи был страстным сторонником частного предпринимательства, которое, по его мнению, превосходило государственные монополии. Придерживаясь господствующей доктрины экономического либерализма, Мейнджи подошел к управлению лесами Тенассерима по принципу невмешательства. По словам историка Рэймонда Л. Брайанта, «частные торговцы стекались в провинцию, и Моулмейн стал важным городом лесозаготовок и судостроения». В период с 1829 (когда государственная монополия на заготовку древесины закончилась) по 1841 год в лесах вдоль Атарана было вырублено 77 704 старых тиковых дерева, а в следующее десятилетие – еще 55 951 дерево[77].
К концу 1840-х годов в лесах Атарана стали проявляться признаки истощения, и британцы в очередной раз обратились к поискам новых источников тика для своей постоянно растущей судостроительной отрасли. В 1852 году Великобритания снова объявила войну пошатнувшейся Бирманской империи. Вторая бирманская война обошлась британцам гораздо дешевле. Через девять месяцев после вторжения в провинцию Пегу и захвата Рангуна они объявили об окончании войны без подписания договора. В течение следующих 30 лет тик Пегу будут поставлять для нужд британской судостроительной отрасли по обе стороны Бенгальского залива. Однако к тому моменту тик, добытый в районе слияния рек Виньяу и Зами, уже был отправлен в Калькутту, где его купил Томас Ривз и доставил в свой сухой док на западном берегу реки Хугли.
Верфи «Юнион докс» гудели от бурной деятельности. Рваные ритмы молотков, колотушек и топоров и звучное бормотание человеческих голосов наполняли густой, влажный летний воздух позднего сезона муссонов. Строители корабля «Эдвин Фокс» были разделены на отдельные бригады: одна работала по левому борту судна, другая – по правому. Ранее этим же днем две бригады обменивались добродушными колкостями и заключали между собой пари. Но когда солнце начало клониться к горизонту, напряжение усилилось, так как близился момент, в который должно было выясниться, какая бригада выполнила больше работы за день. Мастера сосредоточились на своих задачах. Судно должно было быть готово через месяц[78].
Возможно, что Томас Ривз руководил строительством судна и управлял наиболее важными аспектами проекта, но непосредственное руководство бригадами и повседневный надзор за строительством судна осуществлял его главный корабельный плотник. Мы почти ничего не знаем об Уильяме Генри Фостере и еще меньше – о людях, которые своими руками построили корабль «Эдвин Фокс» и придали ему окончательный вид. Фостер родился в 1820 году в семье Питера Фостера, бывшего подрядчика шлюпов Ост-Индской компании. Он несколько лет работал на Ривза до того, как стал руководить строительством «Эдвина Фокса». Он умер чуть более двух лет спустя, 31 января 1856 года, и был похоронен в Калькутте[79]. О бенгальских мастерах, которые строили корабль, мы знаем только то, что это были высококвалифицированные мастера в работе с теслом, традиционным и универсальным инструментом, похожим на молоток, но с острым топором, а не с закругленной головкой. Мы не знаем, откуда они были родом и как долго работали у Ривза. Скорее всего, они отправились в Калькутту в поисках работы, заработок их был непостоянным и в целом скудным. По одному из источников, конопатчики, работавшие на судостроительных заводах Бомбея, могли рассчитывать всего на пять рупий в месяц, хотя Ривз, возможно, платил и более высокую зарплату[80].
Что мы знаем точно, так это то, что «Эдвин Фокс» был построен по обычным принципам для судна такого типа в середине XIX века. При строительстве двойного корпуса корабля использовались два вида древесины: бирманский тик и сал. Последний, вероятно, добыли в районе реки Нармада в Центральной Индии. Сал, плотная, тяжелая древесина, способная выдерживать огромные нагрузки, по внешнему виду похожа на тик, но не такая прочная и гораздо более восприимчивая к корабельному червю. Таким образом, мастера использовали тик для строительства несущей конструкции судна и тех частей, которые с наибольшей вероятностью будут контактировать с водой: киль, форштевень и ахтерштевень, руль, транец, фартуки, шпангоуты, гаспис, дейдвуд и кильсоны. Тик также использовался для всех балок, внутренней и внешней обшивки, зажимов, деревянных палубных фитингов и ватервейсов. Более прочный сал использовался для внутренних полов, а также для первого, второго и третьего футоксов и верхних брусьев, которые вместе образуют каркас судна, или ребра