Начиная с 1840-х годов характер торговли начал меняться, поскольку правительства по всему миру постепенно снимали сложные протекционистские ограничения. Эти изменения произошли в результате политических, дипломатических и военных действий, но, как и прежде, путь проложила именно война. Первым и наиболее показательным примером стало нападение Британии на Китай в 1839 году, известное как Первая опиумная война. В XVIII веке Китай создал так называемую Кантонскую систему, чтобы контролировать торговлю с европейцами. В рамках этой системы вся торговля осуществлялась через порт Кантон (современный Гуанчжоу). Благодаря пристальному контролю китайских чиновников европейцы могли заниматься торговлей только при наличии правительственной лицензии, и в этом случае они могли торговать только с членами гильдии китайских торговцев, известной как Гунхан. Кроме того, Китай рассматривал это как особую любезность, что было частью его системы отношений с другими странами. С европейской стороны большинство торговцев принадлежали к уставным монопольным корпорациям, составлявшим ядро европейской торговой практики, таким как британская и голландская Ост-Индские компании.
В конце XVIII века британский импорт китайских товаров, особенно чая и фарфора, быстро рос. Британское правительство безуспешно пыталось убедить Китай ослабить ограничения на торговлю. Их единственным экспортным продуктом, который был нужен китайцам, оказался опиум. Его выращивали в Бенгалии, и до 1834 года Ост-Индская компания имела монополию на продажу опиума Китаю. Экспорт опиума резко вырос с тысячи ящиков в 1773 году до 4000 в 1790-м, 18 000 в 1828-м и 40 000 в 1839-м[93]. Важную роль в торговле играли новые быстроходные американские и европейские клиперы. Значительное влияние имели и китайские контрабандисты со своими небольшими судами – джонками, известными европейцам как «карабкающиеся драконы» и «быстрые крабы».
Одним из последствий торговли опиумом стало широкое распространение наркозависимости, которая дошла до самого китайского императорского двора. Китайское правительство приняло меры еще в 1796 году, объявив опиум незаконным веществом. В 1839 году после бурных дебатов о преимуществах запрета и легализации Китай решил ввести полный запрет на торговлю опиумом. Император направил в Кантон чиновника по имени Линь Цзэсюй в качестве имперского комиссара с мандатом положить конец торговле опиумом. В июне 1839 года Линь публично сжег более 21 000 ящиков опиума, которые он заставил британцев отдать. Британские купцы призывали к войне. Активнее всех это делала гонконгская фирма «Джардин энд Мэтисон», которая позже зафрахтовала «Эдвин Фокс».
31 января 1840 года Великобритания – или, точнее, британские власти в Индии – объявили войну Китаю (однако еще в сентябре и ноябре 1839 года между британскими и китайскими кораблями происходили вооруженные столкновения). Британские силы включали 19 000 солдат, 7000 из которых были сипаями Ост-Индской компании (уроженцы Индии, нанятые в качестве солдат европейской державой), и первый в мире железный военный корабль – 660-тонный корабль королевских ВМС «Немесис», также принадлежавший Ост-Индской компании. Война закончилась в августе 1842 года, когда британцы оказались у ворот Нанкина. Было убито более 23 000 китайцев и 4000 ранено, тогда как потери британцев составили 69 убитыми в боях и 451 ранеными[94].
По Нанкинскому договору, подписанному 29 августа 1842 года, первому из тех, что китайцы называют неравноправными договорами, Китай отменил монополию Гунхана, согласился выплатить контрибуцию, передал Гонконг Великобритании, принял фиксированную тарифную шкалу и создал пять «договорных портов» – Кантон, Сямынь, Фучжоу, Нинбо и Шанхай, – где могли жить и работать британские торговцы. Дополнительный Хумэньский договор, заключенный в октябре 1843 года, предоставил Великобритании право экстерриториальности и статус наибольшего благоприятствования. Поддавшись растущему международному давлению, Китай в следующем году подписал аналогичные договоры с Соединенными Штатами и Францией, а в конце десятилетия – с другими европейскими странами. Дополнительные договорные порты были созданы после Войны стрел (1856–1860), или Второй опиумной войны, а затем в начале XX века. В общей сложности к концу XIX века Китай подписал 20 договоров с западными странами и Японией и утвердил 92 договорных порта[95]. С каждым новым портом торговля опиумом росла и в 1879 году достигла пика – 87 000 ящиков. Попытки китайского правительства ограничить торговлю опиумом потерпели полную неудачу.
В Европе стали преобладать политические и дипломатические подходы к сворачиванию протекционистских ограничений. История свободной торговли часто начинается с отмены Великобританией «хлебных законов» в 1846 году. Изменения носили политический характер. Эти законы, принятые между 1773 и 1815 годами, были предназначены для защиты британского сельского хозяйства путем введения тарифов на иностранное зерно и запрета экспорта, когда цены опускались ниже указанного уровня. Отмена ограничений, разрушившая политическую карьеру сэра Роберта Пиля, являла собой политическую победу концепции свободной торговли, продвигаемой такими британскими экономистами, как Адам Смит и Дэвид Рикардо, а также промышленных кругов севера Великобритании, чье политическое влияние усилила избирательная реформа 1832 года.
Поначалу немногие европейские страны последовали примеру Великобритании. До 1860 года тот или иной вариант свободной торговли приняли только Дания, Нидерланды, Португалия, Швейцария, а также (с 1856 года) Бельгия и Швеция – небольшие страны, совокупное население которых составляло всего 4 % населения Европы[96]. Поворотный момент наступил в январе 1860 года, когда Франция и Великобритания подписали договор Кобдена—Шевалье. Помимо значительного снижения тарифов и других мер либерализации, настоящая важность договора заключалась во включении пункта о режиме наибольшего благоприятствования. В соответствии с этим пунктом предусматривалось, что все торговые уступки, которые каждая из подписавших сторон предоставила третьим странам, автоматически применяются к другой стороне. Последствия этого договора политолог Дэвид Лейзер назвал «эпидемией свободной торговли», поскольку в течение следующих 15 лет было подписано 56 преференциальных двусторонних торговых соглашений, и во всех наличествовал пункт о режиме наибольшего благоприятствования[97].
Таков был развивающийся мир свободной торговли, дипломатии и войны, в который вошел «Эдвин Фокс», прокладывая путь вдоль Коромандельского берега, через Полкский пролив между Индией и Шри-Ланкой, затем на юг мимо стратегически важных островов Маврикий, Реюньон и Мадагаскар, и вокруг мыса Доброй Надежды в Столовую бухту. Это был первый порт захода для «Эдвина Фокса», и он таил в себе опасность.
Прибыв 13 февраля 1854 года, «Эдвин Фокс» занял место среди скопища кораблей, собравшихся со всего мира в захватывающей дух естественной бухте с видом на город Кейптаун. Столовая бухта, над которой возвышалась голубая Столовая гора с плоской вершиной, была хорошо известна морякам той эпохи как безопасное убежище для судов, огибающих Африканский Рог. На самом же деле это была исключительно неудачная естественная гавань: мелководная, с опасными отмелями и весьма подверженная штормовым ветрам как с юго-востока, так и с северо-запада. Однако Столовая бухта была лучшим выбором из скудного набора вариантов. В 65 милях к северо-западу от Кейптауна находилась бухта Салданья – превосходная естественная гавань, но рядом с ней не было обильного источника пресной воды. Такие альтернативы, как Хаут-бей и Саймонс-бей, были в значительной степени недоступны из-за географического положения или по другим причинам не подходили для роли крупного портового города. Таким образом, к середине XIX века Кейптаун по умолчанию стал одним из важнейших портовых городов в мире[98].
Как и большинство командиров кораблей, капитан Салмон не собирался задерживаться в Кейптауне надолго. Ему надо было только выгрузить рис, взять немного свежей провизии, пополнить запасы воды на судне, а затем продолжить путь в Лондон. Однако через неделю после прибытия, когда «Эдвин Фокс» стоял на якоре в окружении нескольких судов, ожидавших своей очереди наполнить бочки водой, с юго-востока налетел сильный шторм. Ветер свистел и визжал в такелаже, огромные зеленые волны разбивались о борт судна, заливая палубу сплошными водопадами воды – это было настоящее побоище. Наибольшую опасность для «Эдвина Фокса» представляли пять других судов, стоявших на якоре плотной группой недалеко от берега. Если хотя бы одно из них сорвалось с якоря, места для маневра оказалось бы мало, и непришвартованное судно, выйдя из-под контроля, могло разнести в щепки суда, находящиеся неподалеку[99].
Застигнутый врасплох внезапным штормом, Салмон молился, чтобы якорь выдержал. Сначала все шло как будто неплохо. Корабль швыряло и било, но его временные швартовы, казалось, держались. Однако примерно через час худшие подозрения Салмона оправдались: все пять судов одно за другим потеряли швартовы. Первым был «Уанем», американский барк из Балтимора. Он едва не столкнулся с «Генриеттой» из Глазго, но, к счастью, экипажу удалось вывести судно в море до того, как был нанесен какой-либо ущерб. Затем потеряли швартовы барк «Маргарет» и шхуна «Ирондэль», но экипажи смогли снова их закрепить и избежать значительного ущерба. Усугубляя сумятицу, примерно в это же время корабль «Генриетта», в который едва не врезался «Уанем», потерял один из канатов и уже тащил за собой якорь. Командир «Генриетты» подал сигнал на берег, чтобы ему дали еще один якорь и трос, которые, что удивительно, учитывая ситуацию, были все-таки отправлены на корабль лихтером. Но как только их закрепили, оборвался второй трос, и судно было вынуждено выйти в море