Через полчаса, простучав чёрными ботинками по трапу «Светлячка», курсанты в чёрных бушлатах вытянулись перед неожиданно вышедшим навстречу начальником их училища.
- Товарищ начальник! - крикнул было Уточка, но начальник отмахнулся: «Начальник на судне один - капитан!»
В городе он был известен и как композитор, песни которого распевали все курсанты, под чьи марши выходил на праздники весь Океанск. И сейчас композитор выбрался в отпуск, чтобы на простом рабочем пароходике окунуться в шум ветров, грохот волн и весёлую музыку команд. Звуки вокруг так и просились в его будущие песни!
И через несколько часов, позвякивая бутылками, «Светлячок» торопился по океану. Сверкали спасательные круги, от борта к борту носились курсанты, а с мостика над морскими барашками весело раздавалось необыкновенно звонкое: «Плавали, знаем!» Рядом с капитаном, закатав рукава, поводил длинным носом боцман, на левой руке которого синело: «Дружба - закон моря», а на правой лучиком сияло: «Вася». Оба смотрели то на карту, то на горизонт и иногда перебрасывались короткими фразами:
- Выгрузимся?
- В срок. И не только выгрузимся! Загрузимся!
- Чем?
- Пустыми бутылками! Заберём до единой! - сказал капитан и усмехнулся: - И мы ещё докажем кое-что этим Солнышкиным, Перчиковым и Моряковым!
Но последней бутылки пришлось ждать очень долго. Пока камбальчане попивали кефир, полетел первый снег; пока собирали бутылки, скрипнул первый мороз, а когда поднажал второй, оказалось, что одной бутылки не хватало. Детсадовец Соскин смотрел в неё, будто в подзорную трубу, как вокруг «Светлячка» нарастал сахарный лёд.
И когда последний ящик с бутылками звякнул в трюме, вокруг парохода приплясывало такое ледовое поле, что к нему примерзали подмётки.
Теперь Плавали-Знаем, спускаясь в кубрик, так грохотал сапогами, что бутылки в ящиках жалобно дребезжали. «Всё! Всё!» - качал головой капитан.
И вдруг он остановился.
Из маленького динамика на стене доносился бойкий знакомый голос:
«Внизу было так холодно! Но экипаж маленького «Светлячка» вёл борьбу за жизнь судна. Он не сдавался! Я видел, как он готовится к небывалой зимовке, и надеюсь ещё когда-нибудь рассказать о его настоящей эпопее!»
Плавали-Знаем протёр ухо, глаза его сверкнули, как два восклицательных знака, и, щёлкнув пальцами, он рассмеялся:
- Ах, Репортажик! Вот это Репортажик! Ну молодец! «Небывалая зимовка»!
Это было спасение. И какое! В голове Плавали-Знаем пронёсся целый вихрь событий: зимовка на льдине! Самолёты! Встреча героев! Слава! «Челюскин», «Георгий Седов»!.. И «Светлячок»! Вместо выговора - настоящая слава!
И капитан тут же выбил на машинке приказ: «В связи с невозможностью вырваться из ледового плена, объявляю открытой зимовку».
УДИВИТЕЛЬНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ ПЛАВАЛИ-ЗНАЕМ
«Светлячок» ещё вздрагивал от курсантских ударов, заиндевелые якорьки подпрыгивали в клюзах, а в кубрик к капитану бежали боцман и начальник училища. От обоих пахло морской травой, ветром, бодрым морозцем, но лица их были как две перепуганные тучки: сели!
И вдруг, споткнувшись о порог, они изумлённо посмотрели на капитана: лицо его сияло, он был полон загадочного величия.
- Ну, что? - спросил он ещё загадочнее.
- Вмёрзли! - выпалил Васька.
- Крепко? - спросил Плавали-Знаем.
- Ещё не совсем, - сказал начальник училища. Румянец на его щёчках засиял ярче. - Ещё не совсем, - повторил он, - и есть маленькая идея…
Плавали-Знаем перебил его:
- Идея есть у меня!
- Какая? - Васька пошмыгал носом в сторону камбуза. Плавали-Знаем вскинул вверх указательный палец:
- Вмёрзнуть ещё крепче!
Васька и начальник ошалело переглянулись и снова посмотрели на сияющего капитана: странные шутки! Плавали-Знаем с улыбкой наклонился к ним:
- Славы хотите?
- А кто не хочет! - Васька пожал плечами, хотя определённая слава о нём шла давно.
- Смотря какой, - осторожно сказал начальник училища.
От славы воспитателя он бы не отказался, от славы композитора - тем более!
- Ну, хотя бы славы зимовщиков! - сказал капитан.
У Васьки брови полезли вверх. А начальник училища усмехнулся: «Мужественный товарищ! Хорошо шутит!»
Но Плавали-Знаем многозначительно кивнул: «То-то…» - и вскинул голову:
- Зимовка! Нужна необыкновенная зимовка! Такая, о которой сообщило радио!
- А что! - согласился Васька. - Был бы компот! Начальник училища озадаченно почесал в затылке. Он собирался что-то сказать, но капитан опередил его:
- Ваше дело песни, моё - зимовка!
«И в самом деле, - подумал начальник, - конечно, моё дело - песни». Здесь он только гость и вмешиваться в капитанские дела с его стороны было бы бестактно.
- Это может быть удивительная эпопея, - сказал Плавали-Знаем и подмигнул будущим зимовщикам. - Плавали, знаем! Может!
С льдины снова донеслось: «Раз-два! Взяли! Бум! Ух!» Кто-то вскрикнул, врезавшись и борт лбом, - за иллюминатором вспыхнуло. И Плавали-Знаем рассмеялся:
- С такими ребятами всё может быть! Свистать всех наверх!
НАДО БРАТЬСЯ ЗА ДЕЛО
Но свистать кого-либо не было необходимости. Уточка и Барьерчик выбивали ботинками по трапу известную курсантскую мелодию: «Семь часов - пора на ужин!», и с чёрных бушлатов во все стороны сыпался иней. Лобастый Барьерчик прикрывал ладонью фосфоресцирующую в темноте шишку, но бросал взгляд на дверь камбуза, откуда в морозную ночь уплывали дурманящие запахи щей, сваренных коком парохода «Светлячок» Супчиком.
Курсанты ввалились в столовую и, увидев в руках тоненького седого кока дымящуюся супницу, хотели броситься к столу, но услышали бодрый голос капитана:
- Ну как? Вмерзаем?
- Вмерзаем! - в один голос ответили курсанты.
Плавали-Знаем прошёлся по столовой и сказал:
- Отлично!
- Что отлично? - спросил суровый Барьерчик.
- Вмерзаем! - весело сказал капитан.
Курсанты посмотрели друг на друга, на энергично мазавшего горчицей хлеб Ваську, на озадаченного начальника, но прочитать на их лицах что-либо определённое было трудно. Васька ахал от горчичного огонька, начальник что-то прикидывал в уме, а Супчик сам застыл от неожиданности с дымящейся супницей. Слова капитана были куда удивительней, чем его, Супчика, щи.
- Всё отлично, - повторил капитан, принимая супницу из рук изумлённого кока. - Значит, зимуем!
Оба курсанта и Супчик разом спросили:
- Как?
- Необыкновенно! - сказал Плавали-Знаем. - Главное - необыкновенно. А остальное уже зависит от нас с вами. Надо вспомнить, как зимовали другие. Кого вы помните из зимовщиков?
Чёрненький кудрявый Уточка хотел было сказать, что зимовка ему не нужна: ему светит место штурмана в рыбкиной конторе - у рыбачков на юге: но из желания блеснуть перед начальством выложил:
- Ну, Амундсен.
Начальник - хоть и был в отпуске - одобрительно кивнул.
- Мало ли кого помним - Скотта, Седова, Нансена, - сказал Барьерчик.
- Какие имена! А?! - Плавали-Знаем поднял вверх палец. - Какие люди!
Не согласиться с этим было трудно. Это звучало!
- А без зимовки кем бы они были?
Уточка, присаживаясь к столу, мигнул: намёки капитана обещали кое-что поважнее штурманского места в рыбкиной конторе.
Барьерчик хмуро опустился рядом, и курсанты заработали ложками. А Плавали-Знаем, что-то замурлыкав, мечтательно посмотрел сквозь переборку, услышал, как похрустывает у курсантов за ушами, что-то вспомнил и захохотал:
- Хрустели от мороза! Да с такими носами и ушами мы выдержим любую зимовку! Выдержим! Плавали, знаем! - Он хотел было подцепить вилкой кусок мяса, но отодвинул тарелку к вслух подумал: - Надо браться за дело!
НЕОБЫКНОВЕННЫЕ ПЛАНЫ
Обычно Супчик, сложив руки на фартуке, с удовольствием слушал весёлый хруст горбушек, посвистывание обсасываемых косточек, плюханье ложек, и не было для него в жизни музыки прекрасней, чем эта аппетитная симфония. Не было ничего дороже морской тельняшки и чести морского повара. Свои обеды он оценивал по особой штормовой шкале: аппетит 6 баллов, аппетит 8 баллов, аппетит 10 баллов! Нет, не было большего счастья, чем наблюдать, как вся команда дружно налегает на ложки-вёсла, как всё похрустывает в крепких молодых зубах, как поднимается настоящий флотский, штормовой аппетит.
Но сейчас кок только озадаченно мигал. Надвигался шторм совсем иного рода! Над Супчиком, над всей командой прогремели слова: «Надо браться за дело!»
- А мы чем заняты? - спросил Васька, посасывая кость.
Плавали-Знаем посмотрел на него с негодованием и, помолчав, повернулся к экипажу:
- Итак, что прежде всего нужно для настоящей зимовки?
На минуту в столовой воцарилась такая тишина, что стало слышно, как за иллюминатором думают звёзды, а с острова донёсся собачий лай. Васька закричал:
- Собаки! Нужны собаки! Какая без собак зимовка?!
Супчик хихикнул, но Плавали-Знаем, торжественно загнув мизинец, сказал:
- Правильно, у всех зимовщиков были собаки!
- А что с ними делать? - спросил Барьерчик.
- Что делать? - с усмешкой спросил Плавали-Знаем. Он уже почти летел на собачьей упряжке в нерпичьей шубе - как Амундсен! А начальник училища, тоже воскликнувший: «Что делать?!», услышал мелодию - звон упряжки, песню ветра, и - шутить так шутить! - сказал:
- Меха нужны, полярные меха! Шубы, шапки, унты!
- Шубы, шапки, унты! - повторил Плавали-Знаем и загнул второй палец.
- Лёд! - подавшись вперёд, крикнул Уточка.
Плавали-Знаем с удивлением посмотрел на него. Но Уточка, задрав крепенький нос, объяснил:
- Настоящий лёд! Айсберги, глыбы, торосы!
И Плавали-Знаем, оценив всю важность предложения, загнул третий палец.
- Солонинка нужна! - язвительно подумал вслух Супчик. - Зимовщики ели солонинку. А я - на тебе! - он всплеснул руками, - как на зло, перед рейсом получил целую говяжью ногу. Может, обменяем?