Капитан подпил бровь и рассмеялся:
- А, конечно, конечно! Вторая в мире! - И, похлопав Ваську по животу, вмял его под руку. - Ну что, Вася, пошли?
- Куда?!
- За инструментом, к Супчику… улыбнулся Плавали-Знаем.
И в то же мгновение, рванувшись из мамонтовой шубы с криком «Караул! Спасите!», боцман «Светлячка» ринулся через ледовую стену, влетел в коридор «Даёшь!» и вдруг ещё громче заорал: «А! А!»
Навстречу ему бежал Борщик, звякая двумя громадными сверкающими ножами.
СНОГСШИБАТЕЛЬНАЯ РАДИОГРАММА
Позвякивая наточенными в токарке ножами, ничего не подозревавший Борщик подходил к камбузу и думал, какую часть бараньей туши пустить на новозеландские котлеты. Услышав крик, он бросился навстречу Ваське, у которого при одном виде инструментов чуть не выскочили глаза.
- А! - надрывался Васька.
- А! - заорал Борщик, испугавшись Васькиного крика, и сел на пол.
- В чём дело? - закричал вбежавший с, командой Моряков.
Васька замолк.
- В чём дело? - переспросил Перчиков.
- Васька! - развёл ножами Борщик.
- А ты что? - Радист перевёл взгляд на Ваську: - Обидел Борщик?
- Нет, - заныл Васька. - Плавали-Знаем! - И вдруг снова закричал: - Караул!
Крик этот был слышен так далеко, что на острове Камбала вздрогнул даже повышенный в чине мужественный лейтенант Молодцов, но подумал: чего не бывает во время съёмок.
- А что Плавали-Знаем? - спросил Перчиков.
- Заставляет резать аппендицит.
- Кого?
- Меня! Себе вырезать аппендицит! - взвыл Васька.
- Для чего?
- Для кино и для славы!
Кто-то покрутил пальцем у лба: свихнулся. Моряков пошёл в рубку, ему некогда было выслушивать всякую чушь, но Солнышкин сказал Ваське:
- Пошли в каюту! Расскажи обо всём толково.
И скоро, уписывая принесённую пришедшим в себя Борщиком похлёбку с пирожком, Васька выкладывал всё, что произошло на «Светлячке» в последнее время.
- Шуточки! - сказал боцман. - Ничего себе шуточки!
- Видали, захотел славы! Чарли Чаплин! Мерилин Монро! Джина Лолобриджида! - сказал Солнышкин.
- Навуходоносор! Тиграт-Паласар! - возмутился Перчиков.
- Компот из камбалы! - крикнул Борщик, оскорблённый издёвкой над бедным Супчиком.
Теперь сразу стало попятно бормотанье Морячка про выдающуюся зимовку, замечательное кино и про межконтинентальный матч. И Морячок, сияя от того, что его, наконец, поняли, покатил в радиорубку.
- Для славы, - захлюпал Васька. - Нужен ему мой аппендицит! А у меня никогда, никогда… - И вдруг, схватившись за бок, застонал и замотал головой.
- Доктора, - крикнул Солнышкин.
Мгновенно явившийся Челкашкин пощупал Васькин живот, осмотрел язык и сказал:
- Срочную…
- Операцию? - дрожа, спросил Васька.
- Клизму, - сказал Челкашкин.
Петькин и Федькин положили Ваську на носилки, и, выплывая из каюты, он простонал:
- Доктор, а пирожок можно?
- Сначала клизму, потом пирожок! - отчеканил Челкашкин.
- Вот до чего довёл человека! - возмутился Бурун. - Славы захотел! Возил бы как следует кефир - вот тебе и спасибо, и слава!
- Да! - сказал Перчиков. - Зимовщик! И кино, и матч! Не поверишь!
Но тут вернувшийся в каюту Морячок протянул радисту перехваченную только что радиограмму: «АНТАРКТИДА. ЛЮБАЯ ПОЛЯРНАЯ СТАНЦИЯ. НАЧАЛЬНИКУ. ЭКИПАЖ ЗИМУЮЩЕГО ПАРОХОДА «СВЕТЛЯЧОК» ВЫЗЫВАЕТ ВАС НА МЕЖКОНТИНЕНТАЛЬНЫЙ ШАХМАТНЫЙ РАДИОМАТЧ. С ПРИВЕТОМ КАПИТАН ПАРОХОДА…»
Сногсшибательная радиограмма пошла по рукам. Перчиков засмеялся:
- Ну гроссмейстер, вот гроссмейстер! Межконтинентальный матч!
- Ну ладно! - сказал Солнышкин. - Я ему сниму кино!
- А мы с Морячком, - подмигнул Перчиков, - покажем матч!
- В два хода, в два хода! - весело крикнул Морячок.
- Ну, в два - это слишком самоуверенно. Тому, кто сделает игру в два хода, дарю свои шахматы, - сказал Перчиков.
Однако Морячок повторил: «В два хода» - и направился к доске, где стояли готовые к бою киты, морские коньки и пингвинчики.
Перчиков бросился в радиорубку.
ВОТ ЭТО КОТ! ВОТ ЭТО СЪЕМКА!
Нужно сказать, что, прохаживаясь по палубе, Плавали-Знаем то и дело посматривал, не сверкнёт ли где на корме «Даёшь!» стёклышко кинокамеры, и, готовясь к съёмке, он то выкатывал грудь, то, поставив ногу на кнехт, вглядывался в горизонт и воображал, как всё это будет выглядеть на широком экране.
Едва Солнышкин выбежал с кинокамерой на палубу, капитан принял красивую позу и стал картинно всматриваться в даль. Не хватало только подзорной трубы.
Солнышкин ликовал. Ветер раздувал на его голове золотой костерок, и в глазах у него тоже вспыхивали колкие искорки. Он прекрасно видел, как Плавали-Знаем так и нырял в объектив, но нарочно водил камерой по самым дальним предметам - по облакам, по воронам на маяке, по фонарным столбам на Камбале.
«Дразнит! - зло подумал Плавали-Знаем. - А всё равно будет снимать, никуда не денется!»
И когда появившийся рядом с Солнышкиным Челкашкин крикнул: «Что ты делаешь? Кто так снимает! Найди точку и снимай!», Плавали-Знаем улыбнулся: «Вот сейчас будет другое дело!» Но Солнышкин развёл руками:
- Нет точки!
«Как это нет?» - едва не крикнул Плавали-Знаем, покачиваясь от волнения.
И вдруг Солнышкин радостно закричал:
- Есть! Есть!
- Что?
- Точка! - крикнул Солнышкин и, вскинув камеру, быстро навёл её на мачту. Плавали-Знаем весь напрягся, глаза его покатились вверх за камерой и едва не взлетели от негодования: на перекладине, выгибая спину, прохаживался чёрный кот.
- Брысь! - с натугой прошипел Плавали-Знаем, стараясь сделать это потише. Но кот, посмотрев на капитана, спрыгнул на палубу и прошёлся перед ним походкой морского волка.
- Пшёл! - процедил капитан уже громче.
Кот презрительно посмотрел на него сверху вниз, будто капитаном был он, поставил по-капитански лапу на кнехт и, выпятив грудь, стал смотреть на горизонт. Совсем как Плавали-Знаем.
- Вот это кот! - крикнул Солнышкин. Он тысячу лет не видел котов, а это был всем котам кот!
Камера глядела на кота, она стрекотала так, что Плавали-Знаем, не выдержан, вдруг крикнул: «Брысь!» - и, сорвав с головы шапку, запустил ею в соперника.
Кот усмехнулся и направился к мачте. Плавали-Знаем бросился за ним, но кот в два прыжка оказался наверху, сшиб хвостом сосульку, и Плавали-3наем, закрываясь рукой, прохрипел:
- Ну, старая шапка! Ладно!
- Вот это съёмка, это съёмка! - шептал Солнышкин, то и дело нажимая на спуск, но тут появился Перчиков, шепнул:
- Дело сделано! Смотри!
На «Светлячке» из радиорубки выбежал радист Упорный и, покраснев от волнения, протянул разъярённому капитану только что переданную Перчиковым радиограмму. Капитан заглянул в неё, протёр глаза и, не веря самому себе, прочитал: «КАПИТАНУ ПАРОХОДА «СВЕТЛЯЧОК». ВЫЗОВ ОТВАЖНОГО ЗИМОВЩИКА ПРИНИМАЕМ ВСЕЙ СТАНЦИЕЙ. ФИГУРЫ К БОЮ. ПЕРВЫЙ ХОД СООБЩИМ. АНТАРКТИЧЕСКИМ ПРИВЕТОМ НАЧАЛЬНИК…»
Подпись была неразборчива, но факт оставался фактом! Радиограмма была! Необходимо было действовать! Взмахнув бланком, Плавали-Знаем обежал палубу и, посмотрев на стоявших как ни в чём не бывало Солнышкина и Перчикова, усмехнулся: «Ну, что?»
САМОЕ УДИВИТЕЛЬНОЕ ЭХО
Неожиданное сообщение будоражило капитана, как динамит в кармане. Оно могло разорвать на части! Плавали-Знаем не терпелось поделиться с экипажем победной новостью.
Он ввалился в кубрик и, помахав радиограммой, гулко припечатал её на стол перед Репортажиком, который быстро писал документальную повесть «В ледовом плену», прикидывая, в каких газетах или журналах сможет её напечатать. И вдруг услышал голос капитана.
- Вот, - прогудел Плавали-Знаем, - что вы теперь скажете? - И засмеялся: - Чья взяла?
Носы Репортажика, начальника и Барьерчика сошлись в одной точке.
- Прекрасно! - воскликнул Репортажик. Вот, всё-таки чутьё не подвело его с самого начала. Зимовка могла получиться на славу! Это Барьерчик сбил его с толку!
- Странно, - ухмыльнулся Барьерчик. - Такое важное сообщение, что даже подписи не поставили…
- Как же, как же не поставили? «Начальник». Разве мало? - сказал Репортажик.
- Начальник чего?
- Главное - начальник, - сказал с усмешкой начальник.
Но Плавали-Знаем мягко поправил его:
- Главное - матч! - И спросил: - Быть может, кто-то хочет принять участие?
Репортажик, покосившись на учебник «Навигации», сказал:
- В случае выигрыша сообщу по радио, но участвовать не могу! Я сел за повесть.
- Я дописываю песню, - извиняясь, сказал начальник.
- А я учу навигацию! - решительно отрезал Барьерчик.
Но как только Плавали-Знаем хлопнул дверью, курсант мастерски взял барьер, нырнул в иллюминатор и, поплевав на ладони, снова взялся за лом. Он то плавил лёд лучом, то пробивал успевшую зарасти льдом полынью. В эти двадцать четыре часа он готов был перевернуть все льдины земли!
В это же время, выглянув в иллюминатор, чтобы бросить на лёд очередную порцию соли, Супчик увидел луч, под которым таял лёд, и обомлел. Теперь-то он понял, почему Плавали-Знаем запретил давать кастрюли Барьерчику. Да для такого дела кок готов был выбить днище из самой любимой кастрюли!
Он схватил мешочек с солью и бросился посыпать проплавленную Барьерчиком дорожку, незаметно для себя напевая: «Вперёд! Вперёд!..»
А по другую сторону от «Светлячка», ныряя между глыбами льда, Уточка решал, какими фигурами лучше украсить шахматные клетки. Он осматривал очередную льдину, когда, распахнув шубу, к нему подошёл Плавали-Знаем и, повертев радиограммой, весело сказал:
- Каково?
Уточка ткнул в текст утиный носик и, перечитав снова, восторженно посмотрел на Плавали-Знаем: такого оборота не ожидал и он! Он тоже, правда, обратил внимание на незаконченную подпись, но всё-таки слово «начальник» кое-что значило!
- Ну как? - победно спросил Плавали-Знаем.