Я увидел, что Гизур так сильно сжал в кулаке поводья, что кулак побелел.
– Не буду скрывать, часто я хотел просто лечь в снег и позволить ей проглотить меня. Я бы так и сделал, если бы хоть на мгновение поверил, что вьюга сдержит слово. Но как только я окажусь в ее власти, она сделает меня солдатом разрушения. И я никогда не увижу мою несчастную жену, я уверен.
Гизур привстал на стременах. Казалось, на этот раз он действительно что-то увидел. А я, наоборот, ничего не мог разглядеть там, куда он смотрел.
– Здесь разве есть враги, которых следует бояться, о Гизур?
– Конечно. Кстати, вот и они.
24Трупожорки
Мы увидели что-то вроде облака пыли… а потом разглядели множество летающих существ, стремительно несущихся к нам.
– Убить! – крикнул Гизур.
Его ловчие птицы с королевским орлом во главе тут же сорвались с места.
– Их больше, чем я думал, – встревожился Гизур.
– Кто это? – испуганно спросил я.
– Трупожорки.
– Что это за птицы? – заволновался Гуннар.
– Это не птицы.
– А кто же?
– Бабочки. Они всегда являются после вьюги-убийцы, как в Ейле в 1015 году.
– Они на живых тоже нападают?
– Редко. Но в этот раз снег не оставил им никакой добычи и они, наверное, голодные.
В эту минуту началось сражение между шестью птицами Гизура и этими якобы бабочками. Я говорю «якобы», потому что тогда еще не мог поверить в то, что услышал.
Королевский орел и его помощники неплохо справлялись, опустошая ряды противников сильными ударами клювов. Когтями они полосовали вражеские крылья.
– Защищайте лицо и руки! – скомандовал Гизур.
Не успел он договорить, как стая летучих существ, вырвавшихся из схватки, помчалась на нас с невыносимым тоненьким писком:
– Сииии! Сииии!
Они были белые. Это правда были бабочки. Самые маленькие – размером с хорошего голубя.
Бабочка-трупожорка
– Лицо и руки! – повторил Гизур.
Не знаю, что на меня нашло, но я спрыгнул с коня, скинул рубаху, бросил ее Сигрид и взбежал с мечом в руках на вершину ближайшего холма.
– Бьёрн! – крикнул Гизур. – Ты с ума сошел!
– БЬЁРН!
Это был голос Сигрид, но я не обращал внимания.
Верхняя часть тела у меня была голая. Обнаженная кожа возбудила аппетит бабочек, и они все бросились на меня, как я и рассчитывал.
– Сиииииииииии!
Я рассек надвое первую нападавшую, вторая бабочка наткнулась на острие Кусандры сама. Я стал вращать клинок, будто чертя лежащую на боку восьмерку, повторял одно и то же движение снова и снова. Получилось что-то вроде защитного экрана, который останавливал атакующих. И конечно, я вертелся во все стороны, отбивая нападения и сзади, и с боков.
Тело наполнилось особым жаром, жесты обрели точность, я стриг мечом со страшной быстротой, и это были как будто не совсем мои движения. И сам я был уже не совсем собой, хотя и кем-то другим тоже не стал. Просто вошел в особое состояние.
Признаюсь, ощущение в руке, каждый раз, когда меч рассекал тяжелое тельце бабочки, наполняло меня радостью. Всё новые тушки падали вокруг. Вскоре в воздухе не осталось ни одной бабочки. А те чудища, что валялись на земле, еле трепыхались и пищали из последних сил:
– Сииии… сииииии… Сиииии-и-иквик!
Я победил.
Тут я почувствовал резкую боль в плече. Одна бабочка все-таки увернулась от меча. Впившись зубами мне в плечо, она жадно глотала мою кровь. Я сжал ее изо всех сил и оторвал от себя. Это было глупо, потому что в зубах у нее остался приличный кусок кожи и плоти. Потом Гизур объяснил, что, если б я подпалил ее снизу, она бы сама разжала челюсти. Моя поспешность стоила мне шрама, который остался на всю жизнь – большой, круглый, как монета.
Я рассматривал бабочку, бившуюся у меня в руке. На больших изломанных крыльях, покрытых тонкой пыльцой, изящные серебристые узоры. На плотном тельце – нежный пушок, выше – маленькая головка с огромными томными глазами, непрестанно хлопающие веки. Аккуратный носик напоминает человеческий – тонкий, как у женщины или девушки. Небольшой рот, но в нем скрывается множество зубов. Словом, этот вампир выглядел как очаровательное создание. И все же я прикончил ее.
– …Он как будто оглох!
– А ты сам уже встречался с этими трупожорками, Кетиль?
– Боже упаси, пока нет.
– Они такие красотки, что страх берет.
– Ха-ха-ха!
– Эй, юноша, ты что, оглох?
Я понял, что уже какое-то время слышал за спиной незнакомые голоса, но как-то не придавал им значения. Во время боя я был в другой реальности, и мне требовалось время, чтобы оттуда вернуться. Когда я наконец пришел в себя и обернулся, то оказался лицом к лицу с королем Харальдом и его свитой.
– Ты умеешь пользоваться мечом, мой мальчик, – похвалил меня король. – Как тебя зовут?
Гизур выступил вперед и ответил вместо меня:
– Бьёрн, сын Эйрика.
Я увидел, как лицо Харальда при упоминании имени моего отца потемнело.
– Рад с тобой познакомиться, Бьёрн, – ледяным тоном произнес король.
– Как же, как же, рад! – каркнул Хугин, говорящий ворон короля, летавший над нашими головами.
Я знал, что Харальд не простил моему отцу, что тот покинул службу у него в тот день, когда христианство было провозглашено основной религией Физзландии.
Король отвернулся от меня к Гизуру. Они говорили о том, в каком состоянии долина, и о беспорядках на границе с Гизией.
– Мой двоюродный братец Хакон II гневается, – сказал Харальд. – Не может мне простить, что я отобрал у его отца Суабейские острова.
Ко мне подбежали Сигрид и Хельга, чтобы перевязать рану.
– Ты просто ненормальный психованный идиот! – бушевала Сигрид. – Ты меня с ума сведешь, ненавижу тебя, ненавижу! Ты мой любимый!
– Хоть это и не делает из тебя морфира, но мечом ты владеть умеешь, – признала Хельга.
Пока они бережно промывали и перевязывали мне плечо, я с любопытством озирался по сторонам. Богато одетые слуги, королевские сокольничие, придворные из королевской свиты, наследник трона принц Дар… но по ним всем я едва скользнул взглядом – так меня заинтересовали два первых увиденных в жизни дракона.
Крорр, возивший короля Харальда, – самый крупный из всех известных драконов. Это был дракон из породы когтистов, тридцати лет от роду с шелковистой коричневой шерстью и прозрачным хохолком. Он был вооружен раздвоенным хвостом с колючками, острыми зубами и огромными когтями – его средства защиты не знали себе равных. А пламя он извергал, говорят, метров на двадцать и дальше.
Из внутренностей Крорра доносились звуки, будто из кузницы: «Гррро! Грррогого!» Я тогда еще не знал, что чем они громче, тем выше ценится дракон.
Дракон принца Дара был тоже когтист, точнее – когтистка, звали ее Гаефа. Рост у нее был по драконьим меркам средний, охристая шерстка, незатейливый хвост без колючек, зубы и когти довольно короткие. В общем, не красавица. Зато пламя она выдыхала мощным и хорошо направленным факелом, дальность – метров пятьдесят. А еще Гаефа была одним из немногих летающих драконов, которые могли взлетать прямо с места. Эти качества, а также хитрость и невероятная ловкость делали дракониху несравненным бойцом. Знатоки утверждают, что если бы Гаефа и огромный Крорр сошлись в поединке, то кто бы одержал победу – совершенно непонятно.
– Нравится тебе мой дракон, господин истребитель бабочек?
– Дракон чудесный, о принц!
А сам принц Дар, который только что заговорил со мной, был самым красивым мужчиной в Физзланде. Длинные шелковистые светлые волосы – почти белоснежные, тонко очерченное лицо, точеное, словно бриллиант, и взгляд с поволокой, от которого любая девушка потеряет сознание. Изящные, чуть ли не женственные манеры, но все же не следовало обманываться: принц Дар – самый великий из ныне живущих воинов. Никто не мог одолеть его с мечом в руке. Сколько рук, ног и голов отсек он за свою жизнь? Сколько мужчин, в том числе и достойных, он убил и на войне, и в мирное время, из-за чего-то важного или просто так, развлечения ради?.. На эти вопросы никто не даст ответа, даже сам принц.
Король не осуждал его жестокость и убийства, напротив, он ими гордился. Но было одно качество, которого отец все же не принимал в сыне, – беззаботность.
Принц Дар проводил дни в изысканных празднествах или устраивал поединки жеребцов. Харальд обратился к нему с речью, хорошо известной всем жителям Физзландии:
«Когда я сел на этот трон, Совет мудрейших спросил меня, что я собираюсь делать во время своего правления. И я ответил: “Защищать наш край от вражеских набегов, завоевывать новые земли, насаждать в народе нашем христианскую веру и письменность”. Вот, сын мой, что я обещал перед собранием мудрейших, и я сдержал слово. А теперь скажи мне, что пообещаешь ты, когда придет время?»
На этот вопрос принц Дар не дал ответа, просто сделал вид, что заскучал.
«Там увидим, – вздохнул он, не переставая зевать. – Я еще не решил… Может, объявлю войну Гизии, ну да. Или нет. У меня еще есть время подумать».
Ясно, что такое отношение удручало короля Харальда донельзя.
– А если бы надо было выбрать между Крорром и моей Гаефой, ты бы кого выбрал? – спросил у меня принц Дар, не отрывая взгляд от горизонта (он вообще никогда не смотрел людям в глаза).
– Я бы выбрал Гаефу, – ответил я.
– И правильно! Она лучшая.
С этими словами он нагнулся и погладил голову драконши, на которой не было хохолка, а она в ответ издала нечто вроде мурлыканья: «Мурурур!»
Король и Гизур Белый Волк закончили беседу. Дар присоединился к ним, и люди из свиты короля отвели в стороны лошадей, пропуская Гаефу.
– Здравствуй, Гизур, – наилюбезнейшим тоном молвил принц. – Когда ты наконец решишься продать мне свою секиру?
– Людоедка Сражений дарована мне твоим отцом, о принц, ты ведь сам знаешь. Она не продается.
– Даже за кучу золота?
– Даже за гору сапфиров.