– Друнн! – позвал я.
И увидел, что он стоит и трясется за призрачной стеной своей тюрьмы.
– Давай, иди сюда! – рявкнул я.
– А можно? – жалостно проскрипел он.
Я крикнул «да», обозвав его идиотом, и он догнал меня, прыгнул в яму, а я за ним. Снежная змея понеслась бы за нами, если бы я не обрушил потолок коридора, изо всех сил шарахнув по нему мечом. Стена, которую я выстроил на этот раз, была далеко не призрачной. Вьюга осталась ни с чем.
– Бьёрн! – воскликнула Сигрид.
Она не ушла со всеми, а осталась ждать меня, рискуя жизнью. Я сжал ее в объятиях.
– Гляди! – сказала она, поднимая лампу.
Коридор уходил вдаль; казалось, он медленно спускается все глубже под землю.
Шагов через тридцать мы нашли остальных. Измотанные, сжавшиеся от страха, покрытые пылью и сором, они походили на статуи.
– Да здравствуют великанские тролли! – крикнул я, чтобы разрядить обстановку.
– Да здравствуют великанские тролли! – подхватила Сигрид.
– Да здравствуют тролли! – эхом повторили остальные.
Друнн-пастух стоял молча, потом осторожно откашлялся.
– А еду кто-нибудь взял? – вежливо поинтересовался он.
Нет, у нас не было времени думать об этом. То немногое, что у нас оставалось, сейчас, в это самое время, должно быть, досталось на обед вьюге. И если не случится чуда, вскоре нас ждет голодная смерть.
12Великий спуск
Все стояли и ждали чего-то, но нас с Сигрид будто гнало вперед какое-то предчувствие, и мы уговорили остальных двинуться по коридору дальше. С трудом мы тронулись с места, волоча наших раненых (земля была неровной, сплошные пупыри да ямы), и тут у нас за спиной раздался грохот. Потолок коридора обвалился в том месте, где мы были еще несколько мгновений назад.
– О господи! – воскликнул Дизир.
– Теперь мы замурованы под землей, – вздохнула мама.
– И без еды, – вставил Друнн.
Мы продолжали двигаться вперед: больше делать было нечего. Коридор уходил вниз, буквально к центру земли, и это нас совсем не радовало. Куда приведет эта вынужденная экскурсия?
– А под землей еще водятся великанские тролли? – забеспокоилась моя младшая сестренка.
– Дролли, годорые быгобали эдод горидор, дабно уберли, – слабым голосом успокоил ее Дизир.
Беднягу по-прежнему мучил жар.
В конце концов коридор разделился надвое. Левый уходил немного вверх, а правый продолжал спускаться. Мы не раздумывая свернули налево.
– Этот как-то приятней, – заметил Ари.
Но путь, который мы выбрали, очень скоро оказался перегорожен обвалом, который случился, похоже, очень давно. Пришлось вернуться и двинуться по правому коридору.
Итак, великий спуск продолжался. У такого пути был свой плюс: тащить раненых на медвежьих шкурах под уклон было легче, к тому же и почва здесь оказалась ровнее. Иногда приходилось даже придерживать папу и Дизира, чтобы они не скользили вниз слишком быстро и опасно.
– А где Востр? – вдруг встревожился отец. – Кто-нибудь взял Востр?
Мама погладила его лоб.
– Нет, милый, – сказала она. – Твой меч остался наверху, вместе с твоей роскошной шубой и пергаментами.
Эйрика донельзя опечалила эта новость. И мне было неловко ощущать, как Кусандра, висевшая у меня на боку, хлопает по бедру при каждом шаге.
Прошло не меньше двух часов, и мы оказались в большом круглом зале, после которого коридор шел дальше, по-прежнему под уклон. Мы остановились передохнуть.
Зал с глубокими нишами по стенам, наверно, служил великанским троллям жилищем. Стены украшали искусные изображения рыб и рыболовных крючков разной формы.
В этом уютном приятном месте мы немного успокоились.
– Почему бы не подождать смерти прямо тут? – предложил отец.
Я увидел по лицу матери, что и ей пришла в голову та же мысль. Но она быстро взяла себя в руки.
– Я думаю, надо идти дальше, – сказала она.
– Согласен, – поддержал я.
Остальные молчали.
– Если мои жена и сын считают, что надо идти дальше, я к ним присоединюсь, – наконец произнес отец.
Тут он оглядел меня с головы до ног, на мгновение задержав взгляд на Кусандре, совсем ненадолго, но всё же.
– В конце концов, Бьёрн заслужил право спорить со старшими.
Он вытянул руки вперед, чтобы мы помогли ему встать, и мы с радостью бросились к отцу.
– Одолжи мне твой меч, – попросил он меня, как только встал. – И ты, Гуннар.
Опираясь на наши мечи, как на костыли, он двинулся вниз, махнув, чтоб остальные тоже снимались с места. Отец перемещался осторожно, сгорбив спину, словно старик, – от этого зрелища у меня сжалось сердце.
Тут коридор повернул зигзагом, а потом опять стал прямым, но вел теперь по горизонтали. В этом месте одна наша лампа потухла навсегда, теперь у нас оставалась всего одна, ее несла Сигрид.
– Я боюсь, – прошептала Инге.
– Я хочу есть, – объявил пастух почти таким же детским голосом.
Друнн шагал, размахивая руками (если только я не приказывал ему помочь тащить Дизира) и волоча ноги. Мужчина, который нам был знаком, как будто умер, уступив место высоченному нескладному, но, кажется, безобидному болвану. Занятное превращение, которое в иных обстоятельствах наверняка привлекло бы мое внимание.
Огонек в руках Сигрид стал мигать. С минуты на минуту мы останемся в темноте, и придется пробираться на ощупь, словно слепым. Куда мы так придем, что там будет?
– Я устала, – пожаловалась моя сестренка.
И в эту минуту Лала, шедшая впереди, позвала нас. С тех пор как Сигрид заговорила, младшая сестра изо всех сил подражала ей. Только звуки, которые она произносила, оставались невнятными. Но на этот раз с ее губ слетело настоящее слово.
– Пещера! – объявила она.
Лала была так счастлива, что повторила свое первое слово несколько раз:
– Пещера! Пещера! Пещера!
Мы догнали ее с догорающей лампой.
Коридор и правда привел к большому природному залу, где пол был покрыт сталагмитами и другими камнями самых разных форм. За этим минеральным изобилием раскинулось темное озерцо, окруженное гладкими камнями, которые образовывали нечто вроде пляжа. Вот туда-то мы с трудом и пробрались.
Устали мы ужасно. На берегу озерца каждый нашел себе местечко и улегся. К нашему удивлению, воздух тут был теплее, чем в коридоре троллей. Мы вообще забыли, что можно жить без постоянного холода.
С потолка свисали извилистые сталактиты, такие тонкие и причудливые, точно их вырезала рука скульптора. Маленькие островки камней с плавными очертаниями выступали тут и там из черной воды… Больше всего было млечно-зеленого цвета, напоминающего нефрит. Это выглядело красиво, даже величественно.
Я окинул взглядом стены зала, ища еще один коридор, кроме того, из которого мы пришли, – его не было.
Мы прошли путь до конца.
Мы прошли путь до конца
– Ну вот, – сказал Ари-рыбак.
– Вот именно, – мрачно подтвердил отец.
И тут лампа потухла, и мы погрузились в полную темноту. Все замолчали.
Мы вслушивались в звуки пещеры. Это сперва нам показалось, что здесь тишина, но ничего подобного. Журчание воды, буль-буль или шлеп-шлеп-шлеп от крохотного водопада, неведомо чье едва различимое дыхание… довольно долго мы просто прислушивались ко всему этому.
А потом… Потом случилось чудо. Зал буквально озарился, хоть и очень несильным светом. Зеленоватое скромное сияние – свет собирался в яркие пятна на полу, стенах и потолке. Только вода в озерце оставалась черной.
Я схватил особенно сияющий камешек в двух шагах от меня. Он был покрыт шершавыми частичками, напоминавшими микроскопические грибы.
– Серебряный мох! – воскликнул Ари.
Серебряный мох, как объяснил рыбак, это сорт пещерных грибов, они попадаются не чаще золота и обладают удивительной особенностью – излучать бледное сияние, заметное только в полной темноте.
Мы были в таком восторге, что даже забыли о том, в каком положении оказались. Но кое-кто не преминул напомнить нам о трагической реальности.
– Я хочу есть, – захныкал пастух Друнн.
13Моя помолвка
Мы несколько раз отправлялись обследовать окрестности в поисках потайного выхода, но безуспешно. Мы действительно оказались в ловушке. Конечно, воды в нашем распоряжении было сколько угодно, но в нашей великолепной пещере не обнаружилось вообще ничего съедобного. И по всему выходило, что она может стать для нас могилой.
Но пока одни в очередной раз покорно ждали смерти, другие, например Ари и Лала, действовали, предпринимая всё новые и новые вылазки в волшебном свечении серебряного мха. Что они искали? Они и сами не знали.
А я размышлял. Я не мог согласиться на нашу кончину. Или, точнее, не верил, что сам я могу сейчас умереть. Я ведь видел себя во сне тридцатилетним.
«Морфиры не умирают в детстве, у них же впереди судьба, которая должна реализоваться», – думал я.
Конечно, только вот морфир ли я на самом-то деле?
Сначала я изо всех сил противился этой догадке, вы же помните. Но потом некоторые давние воспоминания из детства выплыли на поверхность. Вот, скажем, любовь к полумраку, которую я питал лет в пять. Я долго-долго прятался под одеялом без движения, даже без мыслей, и маме приходилось трясти меня, а иногда отец вытаскивал меня из постели за ноги. В те времена я почти не говорил и почти не ел, как и Снорри до того, как он встал, чтобы забрать свой драккар и отомстить за обиду.
«А если все-таки я и правда морфир? – подумал я тогда. – Может, великий Снорри и уничтожил Арна Силача без всякой помощи, но и я ведь проткнул насквозь ледяное создание, белого монстра. В общем-то, эти два подвига стоят друг друга. А вдруг все-таки морфир…»
Бьёрн-морфир… Бьёрн-морфир… Эти слова звучали у меня в голове, и по спине пробегал холодок при мысли о том славном будущем, которое, наверное, меня ждет, если только удастся выйти из этой пещеры.
В другие минуты я, наоборот, сомневался в себе. Все мои деяния не казались достойными настоящего морфира. Меня охватывало оцепенение, и я смиренно ждал смерти.