м внешним образом преодолена; большевизм “выболел” из тела России, оставив прежнюю “дырку”. От того, будет ли закрыта эта дыра в культуре, зависит будущее России, вернувшейся на 100 лет назад. Если дыра останется незарегулированной, в нее снова засосет что угодно, и России придется вновь носить в себе инокультурное тело.
Однако русская гетерохрония (и реформы Петра, насколько они имеют к ней отношение) направила историю России по новому для Европы пути, проторила новый креод развития. Вероятность избегнуть этого креода, не попасть в революционные жернова, повторяю, сохранялась до самых последних месяцев перед Октябрьской революцией. Но революция все же случилась. За ней с неизбежностью последовал огромный по длительности период тоталитаризма - более 70 лет. За это время в Европе произошли колоссальные изменения; надо помнить, что история ускоряется, и 70 лет в ХX веке значат совершенно иное, чем в Х. Говорить об отставании (или опережении) можно, когда следуют по одной дороге. Так оно в целом и было до событий начала ХХ века. С тех пор Россия пошла по иному пути, и “ретрограды”-славянофилы оказались правы - относительно будущего России, а не ее прошлого. Россия сейчас отделена от Запада всего немногими десятилетиями, по некоторым параметрам - даже считанными годами. Однако этот “промежуток” - расстояние между двумя разными дорогами. В будущем они расходятся все дальше, и сопоставлять их будет все труднее. Когда-то, тысячи лет назад, германские и латинские племена были очень близки в общем корне индоевропейцев. Их дороги лишь слегка различались. Прошли тысячелетия - и сопоставлять развитие латинян и германцев стало бессмысленно; латиняне были движущей силой середины греко-латинской эпохи, а германцы занимали в это время положение учеников; германская цивилизация училась у стареющей латинской цивилизации.
Многочисленные “особенности” истории России после событий ХХ века аккумулировались, слились в одно целое, не позволяющее более причислить Россию к “странам западного пути”. Однако это не значит, что она “объединилась” с Востоком. Россия (как и весь Запад, как и вся Европа в целом) очень давно отклонились от пути Востока, произошло это примерно во времена принятия христианства. Разрыв такого масштаба очень трудно преодолеть. Во время греко-латинского периода произошло лишь одно крупное событие такого рода - отход от Запада Византии. Сейчас разрыв еще увеличился, стал столь глубок, что любой европейский народ рискует просто погибнуть, пытаясь переменить свою историю на восточную. (Разумеется, речь идет о крупных европейских народах; судьба многих народов юга Европы определена не столь жестко). Когда говорят об особом пути России, высказывают не вполне верное суждение, если говорят о ее прошлом, до ХХ века этот особый путь был лишь намечен в возможности, но не осуществлен.
Ранее (глава 6) мы уже видели, как в развитии выделяются области, живущие в настоящем, но питающиеся во многом импульсами прошлых эпох развития. Практически каждый этап развития человечества сопровождается выделением не только “точек роста”, но и “отставших линий”, которые не могут более лежать на уровне требований современности. На примере России, истории России самого недавнего времени, можно видеть, как образуются такие “боковые линии”. Историческое развитие является чрезвычайно сложным процессом; на каждой его стадии взаимодействуют между собой не только разные и различные области, но и буквально “разные времена”. На дальнейших этапах развития могут сложиться такие условия, когда эти боковые линии вновь начинают играть очень важную роль в истории. Такие “боковые линии” служат живой памятью истории: если на каком-то ее этапе требуются те силы, которые играли значительную роль в прошлом, в пространстве человеческих культур обнаруживаются живые культуры, преемственно связанные с теми прошлыми периодами, несущие в себе древние силы, и они вновь выступают на авансцену истории. Это происходит не всегда, но это все же происходит.
Ситуация с Россией несколько отличается от положения с некоторыми другими “боковыми линиями”. Можно видеть, что весь пласт событий мировой истории, начавшийся с Французской революции, является гетерохронным - это события в определенном отношении преждевременные. Современную историю можно рассматривать как закономерное изменение общественных целых, на которое налагается влияние крупной гетерохронии, связанной с лозунгами Французской революции. Очевидно, что на Россию эта гетерохрония оказала наибольшее влияние, что и привело к срыву ее развития в ХХ веке. В результате этого воздействия Россия начала очень активно развиваться, стала едва ли не главенствующим звеном мирового развития, а теперь вынуждена “пропускать” несколько этапов. Такой “пропуск” не уникален в мировой истории. Самый известный пример - германские племена, которые “ждали своего часа” в лесах Европы, ждали тысячи лет, пока не вошли в соприкосновение с Римской империей и не вышли постепенно на “главную линию” истории. Общие “формы”, которые демонстрирует нам морфология истории, повторяются; но те конкретные фигуры, в которые облекаются судьбы народов, вносят важные изменения в ход мирового развития.
Полярность: Запад и Восток
Запад и Византия отличаются социальным устройством; это отличие можно обозначить как различие иерархии и вертикали. Византийцы недоумевали, столкнувшись с западными реалиями, их удивляла ступенчатая титулатура, четкое иерархическое различение чинов, лестница зависимостей и сложная, многообразная структура подчинения на Западе. Иерархическая вассально-ленная система породила на западе рыцарский кодекс чести, представление о высшей ценности верности и дружбы, любви и чести.
Вертикальность византийского общества проявлялась в том, что оно не имело столь четкой иерархии, было в большей степени обществом равных - равных в своей подчиненности центру, императорской власти. Проще говоря, каждый подчиненный был в большей степени подчинен центральной власти, чем непосредственному начальнику. Соответственно, в Византии были очень длительные по сравнению с Западом периоды вертикальной подвижности в социуме. Знать не формировалась (по крайней мере до X-XI вв.), правящая элита не была наследственной, замкнутой, люди из низов силой случая или таланта могли подняться даже на вершину общественной вертикали. Император Лев VI писал: “…О благородстве людей нужно судить не по их предкам, но по их собственным делам и успехам”. Среди императоров Византии были крестьяне и простые воины, даже кулачные бойцы.
Проявление различий Востока и Запада можно проследить почти на любом примере, и такое изучение показывает однотипность реакций стран, принадлежащих к определенной группе. Так, в VIII в. в Европе появилось стремя. Стремя - важное изобретение, обладающее высокой значимостью для военного дела. С появлением стремени возникает возможность организовать тяжелую кавалерию: всадник после удара пикой способен усидеть в седле. В Западной Европе возникает профессиональная армия вместо пешего крестьянского ополчения, набранного по рекрутскому набору, - возникает рыцарство.
В Византии происходит примерно то же преобразование, но с некоторым запозданием, к Х в. Откуда это отставание? Поскольку рыцарская армия для того времени более эффективна, чем пехота из отмобилизованных рекрутов, заимствования такого рода должны проходить быстро. Почему развитое государство 200 лет ждет, прежде чем освоить прогрессивную технологию военного дела? Причина оказывается не в неразвитой технологии или экономике Византии как таковой, а в социальном устройстве, в форме общественной культуры.
История военного дела Византии дает красивый пример необходимости развития феодализма. Долгое время армия Византии состояла из пеших тяжеловооруженных воинов (стратиотов), которые набирались из крестьян. Со временем окружающие страны, основной ударной силой в которых стала тяжелая рыцарская кавалерия, стали превосходить Византию по военной мощи. А Византия организовать подобные войска не могла: тяжелое вооружение всадника стоило дорого, крестьяне не могли себе позволить такого оружия. Значит, надо было создавать такую кавалерию из властных людей, и давать им крестьян, чтобы сеньоры могли вооружиться. Это неминуемо привело бы к ослаблению центральной власти, дроблению страны. Византийское правительство традиционно развивало сильное централизованное государство и не могло разрешить возникшее противоречие, возникшее потому, что в то время наиболее мощные вооруженные силы требовали для своего создания феодализации и раздробления страны на уделы. В результате Византия ослабла к концу I тысячелетия н.э. и при Комнинах вынуждена была начать феодализацию. Была введена тяжелая кавалерия катафрактов. Задержка с введением современного вооружения объясняется грузом централизма. Запад раньше перешел к опоре на рыцарскую кавалерию - и раньше вошел в феодальную раздробленность. Рыцарская конница, которую могут составлять только владельцы достаточно больших поместий, плохо сочетается с уравнительным строем, где все подданные равны под властью богоравного василевса. Допустить такую конницу значило разрушить основную специализацию Византии, ориентированной на централизм, единую государственность. Действительно, едва появились катафракты, верх в стране взяла провинциальная аристократия. Это позволило выправить военную ситуацию, однако стала ослабевать центральная власть. Это противоречие традиций политической власти Византии и военных норм того времени стало одной из причин падения государства.
С Х в. крупная земельная собственность в византийской провинции растет, богатеют провинциальные города, наблюдается некоторая хозяйственная и политическая децентрализация. С 1081 г. к власти приходит династия Комнинов, вождей провинциальной аристократии, являющейся противовесом константинопольской знати. Историк Зонара об Алексее I Комнине: “Он выполнял свои функции не как общественные или государственные, а в себе видел не управителя, но господина, считая и называя империю собственным домом”. С этого времени в Византии наблюдается некоторая децентрализация, усиливаются феодальные тенденции, провинции-фемы приобрели большую, чем раньше, самостоятельность.