Так что свой, конфедеративный тип демократии, в отличие от английского, парламентского, Швейцария выкупила кровью, сотнями лет непрерывных войн. Проще говоря, не демократия делает швейцарцев демократичными, не форма правления как таковая, а история достижения этой формы правления, память о заплаченной за нее цене.
Сила влияния государственности на понятие национальности в Новое время столь велика, что швейцарцы постепенно начинают представляться чем-то вроде нации, почти единым народом. В большинстве случаев при определении национальности люди ориентируются прежде всего на язык; однако для швейцарцев внутреннее чувство делает исключение, даже узнав, что в этой стране говорят на четырех языках, ее обитателей не перестают ощущать как нацию “швейцарцев”. Единое государство и общая культура спаивают различные племена настолько сильно, что объединяющая сила влияния этих факторов может противостоять даже разноязыкости этих племен. В результате идет процесс интеграции различных народностей в более крупные народы.
Прежде наций было очень много; то, что сегодня с большим основанием именуется немецкой нацией, шесть-семь столетий назад представляло собой множество племен и народностей. Если мы рассмотрим ситуацию в Европе середины или конца XIX в., мы увидим картину сильного стремления к слиянию народностей. В это время в наибольшей степени осознавалось, что во Франции живут французы, а в Германии - немцы. Однако после перелома на рубеже веков ситуация начала меняться, и ко второй половине ХХ века стали преобладать иные тенденции: это, во-первых, разложение самого явления “народ” и, во-вторых, новое усиление национального чувства, но уже на иной основе.
Разложение национальности на компоненты
Наряду с упомянутой интеграцией родственных племен в народы идет и обратный процесс разложения племенного единства, но совсем иным образом, - не на более мелкие племена, а на составляю щие самого понятия “народ”. Неделимое прежде представление о национальности, о единоплеменности стало размываться как раз тогда, когда идеологически оно оказалось востребованным с особенной силой. Прежнее единство происхождения, религии, языка и обычаев (определение национальности, данное Геродотом) распалось; в Новое время регулярно возникают ситуации, когда общие по происхожде нию и языку люди имеют разную религию, а у людей, принадлежа щих к одной конфессии, различаются обычаи и язык. Сложность проблемы национальности выходит на первый план тогда, когда вскрывается ее составная природа, становится очевидным, что национальность не есть элементарное, базовое понятие.
Именно в современную эпоху, когда национальность выдифферен цировалась из сопутствующих явлений, приобрела отчетливость и стала критерием идеологии, государственности, самоотождествления людей, - в эту эпоху составляющие ее компоненты, развивающиеся в принципе независимо, начали входить во взаимопротиворечие. Причина - в самой природе явления; именно вызревание национальности, ее выявление и специализация привели к самостоятельному развитию компонентов. Былое аморфное единство, полагавшееся неделимым, оказалось утерянным, и сейчас отнесение человека к какой-либо национальности является во многом его осознанным выбором - он сам решает, какой он нации, поскольку у множества людей этот вопрос, прежде полагавшийся решаемым с природной необходимостью, теперь допускает альтернативы. Сербы и хорваты отличаются, по сути, только вероисповеданием; многие народы Средней Азии различаются государственной принадлежностью. Можно относить себя к определенной национальности по гражданству, по крови (происхождению), языку, обычаям, религии… В одних нациях родство считается по матери, в других - по отцу, в результате дети от смешанных браков не относятся ни к одной нации или сразу к обоим. При этом может оказаться, что выбор самого человека относительно его национальности не поддерживается социумом, так что появляется все больше людей, относящих себя к определенной национальности, а сообщество людей этой национальности не признает их своими; появляются люди вовсе без национальности, что казалось невозможным в прежние времена, когда не иметь национальности было столь же диковинным заявлением, как если бы кто-либо признался, что у него никогда не было матери.
Определение Гумилева - к этносу принадлежат люди, сами себя к нему относящие - не разрешает возникающих противоречий. Для Древней истории оно является анахронизмом: люди тогда не обладали такой силой личности, чтобы своим волеизъявлением относить себя к какому-либо этносу; принадлежность к народу была формой группового сознания, и правильнее для тех времен будет сказать, что к народу относились те люди, которых сам народ к себе причислял. Положение “сам себя отнес к какому-либо народу” - возникло в качестве массовой ситуации только начиная с Нового времени, такому положению дел от роду всего несколько сотен лет. Но это “этническое самоопределение личности” может входить в противоречие с народным чувством: некоторые люди считают себя относящимися к какому-либо народу, а большинство народа их к единоплеменникам не относит. Определение Гумилева, данное как исторически-верное, на самом деле является описанием возможного будущего: так, скорее всего, будет обстоять дело через несколько сотен лет, если события будут продвигаться в том направлении, в котором они развиваются сейчас.
Итак, в Новое время установилась совсем особая связь между национальностью и государственностью; государства мыслятся как устроенные одной национальностью, и национальность претендует на отдельное государство. Основой солидарности общества стал выступать принцип национальности. С другой стороны, после разложения понятия национальности на составные компоненты, выступившие в своей противоречивой отделенности друг от друга, государственность стала новым и решающим компонентом национальности, так что институт гражданства стал даже в большей степени определяющим для определения границ национальности, чем традиционные признаки общности происхождения, религиозной принадлежности, языка и обычаев. Не так давно зарождался новый этнос - советский народ; окончательно сформироваться он не успел, но тенденция к государственному нациоопределению осталась: сейчас некоторые сравнительно уверенно говорят о “россиянах” не как о гражданах, а как об этносе, а иные употребляют слово “русские” в применении ко всем лояльным гражданам России. Здесь есть свои градации, и ясно, что татары, якуты и мордва в гораздо большей степени русские, чем осетины и чеченцы. И все же само наличие таких градаций весьма характерно; далее в этническом самосознании отстоят те народы, которые стремятся к государственной самостоятельности, и сильнее стремятся к самоопределению те, кто резче отделен этнически. Подтверждает это и пример США, где португальцы, ирландцы и негры стали американцами и воспринимаются практически повсеместно как представители одной нации, а не только одного государства.
То, что в Новое время развивается именно национальная государственность, легко распознается хотя бы из сравнения списков современных государств и государств Европы XVI в. Тогда, на заре Нового времени, существовало несколько империй (Карла V, Священная Римская, испанская Филиппа II, Османская) - все впоследствии развалились. Существовали также и национальные государства - Англия и Франция, дошедшие с тех времен почти в тех же границах. Важно и то, что империи начала Нового времени разваливались не как либо иначе, а на национальные государства. Существовавшие в то время мелкие государства (итальянские, немецкие) объединялись в основанные на национальном принципе единства. Последние европейские империи “скончались” в ХХ веке: в начале века - Австро-Венгерская империя, в конце - Русская. На их месте образовались группы государств с претензией на мононациональность. Понятно, что претензия такого рода никогда не может осуществиться и дробление (Чехослова кии, Югославии и т.д.) продолжается, однако направление движения и его идеальная цель сформулированы со всей отчетливостью.
Процесс развития принципа национального государства продолжается и сегодня. Доказательством служит не только развал СССР или Югославии. Существуют претензии на независимое государственное существование Шотландии и Северной Ирландии, Уэльса, французских канадцев в Квебеке; наблюдается рост буквально из ничего национального самосознания, и как следствие - требования автономии в таких, казалось бы, моноэтнических странах, как Франция (провансальцы) и Испания (баски). Баски являются остатками доиндоевро пейского населения Европы, на протяжении Новой эры не существовало никаких тенденций к их государственному самоопределению, и только в последние десятилетия возник сильнейший всплеск национальных чувств - и требование самоопределения. Давно сошедшие с исторической арены этносы осознают себя - и тут же, как само собой разумеющееся дополнение к факту национальной обособленности, стремятся к государственной самостоятельности. До XV века это было невозможно себе помыслить. Право наций на самоопределение сейчас стало банальностью, но когда-то такой принцип государственного устройства еще не существовал.
Прослеживая в Европе историю образования государственности современного типа, который начал свое развитие в XV в. с “национального государства”, мы снова находим “волну дат”, идущую приблизительно с запада на восток. На крайнем западе Европы нации и национальные государства возникают к XV в., центральная Европа несколько отстает, и даже очень сильно отстает от западной; к XVI, XVII вв. складываются в основных чертах многие нации юга и востока Европы, а также их национальные государства, хотя эти образования не столь оформлены, как их западные гомологи. К XVIII-XIX вв. данный тип государственности оформляется в южной и центральной Европе (Италия, Германия). То есть эта волна дат “залила” всю Европу (не говорим пока о восточной) за 400 лет, с XV и до XIX вв.
В России примерно в XIV-XV веке закончилось монгольское иго и возникла националь