О готике сейчас часто высказывается совершенно неправильное мнение, что это очень “духовный стиль”, “воздушный”. Готика, по мнению многих искусствоведов, эстетиков, историков, есть “возвышенная истерия”, готическая идея - рывок в сверхчувственное, это “методическое безумие”, “каменная схоластика”, “архитектурный экстаз”. На самом деле готика как раз является очень земным стилем, что вполне укладывается в характеристику эпохи: в XII, XIII и следующих веках Средневековья набирал силу материализм, и произведе ния искусства отличались крайней реалистичностью - но, конечно, не нашей, современной реалистичностью, ведь представления о том, как все происходит “на самом деле”, очень сильно меняются век от века.
В мистериях позднего Средневековья вместо благонравной скромности и благородной строгости, господствовавших ранее, появляются чрезвычайно реалистические сцены пыток, на передний план выступает фигура шута - Ганса Вурста. Именно осознавая свою земную (до приземленности) природу, готика с такой страстью рвется вверх. Истинно-духовный стиль в искусстве, в зодчестве выглядит совсем иначе: пирамида - это духовность, сходящая на Землю в простых величественных и математически-закономерных формах. Готика же, напротив, имеет обратное направление движения. Она рвется вверх, но являет собой чисто-земное, отнюдь не сверхчувственное архитектурное явление. Собор уходит в небо, неся с собой бездну декора, украшательских накладок на функциональных элементах постройки; мир земли в шуме и грохоте, со всеми мелкими сварами и мелкими чудесами устремляется вверх: крестовый поход в небеса.
Поздняя готика как стиль искусства рядом непосредственных переходов связана с новоевропейским барокко, а истинно-средневековым является строгий романский стиль. В отличие от современности, люди Средневековья еще не усомнились, что есть верх и что - низ, вот готика и рвется вверх со всем накопленным скарбом. Можно даже сказать, что в Северной Европе готика во многом выполняла функции Ренессанса (“поздняя северная готика”, называемая также “ранним северным возрождением”).
Эрвином Панофским (1992) замечательно прослежены сходства в развитии и строении готики и схоластики. Чтобы разъяснить, почему готика является именно материальным, земным, а не спиритуальным стилем, мы воспользуемся этим сходством. Одним из важнейших признаков схоластики является “выявление, прояснение или пояснение”, по выражению Панофского. Схоластика есть прояснение веры через разум. Проявление, манифестация Откровения через разум происходит “с помощью особым образом организованного письменного изложения, которое должно было прояснить читателю сам процесс разворачивания мысли. … Отсюда проистекает столь щедро осмеянный схематизм или формализм Схоластических писаний, который достиг своего апогея в классических “Суммах”; они должны были отвечать следующим требованиям: (1) - всеохватности (достаточное перечисление); (2) - организации опуса в соответствии с системой рядоположенных частей и частей частей (достаточная членораздельность) и (3) - четкости и дедуктивной убедительности (достаточная взаимосвязь)” (Панофский, 1992: 64). Готика устроена по тем же принципам, она также есть прояснение и манифестация Откровения средствами архитектуры. Как схоластика есть попытка земными, разумными средствами прояснить Откровение, так и готика есть попытка возвысить камень до небес.
Пройдет несколько веков, и Новое время забудет о вертикали и все свои силы вложит в горизонталь. Новейшие же времена, утеряв различие этих измерений, перейдут к такому стилю зодчества, при котором “что на бок положи, что на ноги поставь - все едино”. Ясная простота пирамид была дана человеку даром - он не произвел ее своими силами, эти образы не сложены, а рождены. Чтобы достигнуть ясности и простоты собственным разумением, требуется много усилий. Начиная разбираться в этом вопросе, первым делом выпячивают романский стиль до готического, потом запутывают его в барокко, теряют всякую ориентацию в рококо и, наконец, в поисках ясности впадают в схематизм модернизма и конструктивизма.
Место “русского возрождения”. Когда мы рассматриваем явление Ренессанса во всей его изменчивости, включая вырожденные североевропейские формы, относящиеся уже во многом к иным культурным стилям, мы видим, до какой степени явление Ренессанса несводимо к формуле “возрождение античности”. Если же мы обратимся к востоку Европы, картина окажется еще более сложной. Развитие России в те века все еще тесно связано с развитием европейской цивилизации (точнее - в то время продолжается сближение Руси и Европы, исходно достаточно разобщенных), но совсем иным образом, чем развитие типичных стран Европы. Если развитие стран Западной Европы представляло некий единый процесс, страны эти представляли в определенном отношении единый (хотя и расчлененный) культурный организм, то Россия была по отношению к этому организму внешней системой, однако тесно связанной в своем развитии именно с этим культурным организмом. Значит, какие-то группы сходств, указывающие на место в русской истории, гомологичное месту Ренессанса в истории западноевропейской, мы должны отыскать. Чтобы подойти к решению этого вопроса, надо вспомнить эволюцию стилей в европейском искусстве.
Первый стиль собственно Нового времени, следующий за Ренессансом, временем перехода - барокко. Барокко характеризуется по сравнению с готикой и итальянским Возрождением возрастанием роли внешнего украшения, разрушением конструктивного элемента для внедрения декоративного. Такое развитие закономерно: чтобы видеть существенное, нужна определенная углубленность, хотя это существенное - как раз наиболее явное, непотаенное. Это сознавало еще Средневековье, Фома Аквинский писал: “Собственная сущность Бога есть благолепие (decor)” (In Iob., 40 L.1). Самосознание особым образом связано из всех членов человеческого существа именно с телом, с внешним человеком. Поэтому развитие стилей европейского искусства идет сначала в сторону наиболее четкого познания внешнего, поверхностного: поздняя готика - ренессанс - барокко - рококо - ампир…, пока в модернизме это внешнее не разрешается в голую схему, схему внешности.
Благодаря этой последовательности форм мы можем отыскать гомолог Ренессанса в русской истории. Для этого надо учесть, что внимание к античному искусству - достаточно второстепенная черта Ренессанса, а выступившая самовластная личность, рост индивидуализ ма - основная черта этого явления. При просматривании с этих позиций истории России мы сталкиваемся со временем Ивана Грозного. Оно полно ярких, самобытных фигур, которых не встретить до того в русской истории. Адашев, Курбский, Годунов, далее - Полоцкий, Аввакум… Если про какое-нибудь время русской истории и можно сказать, что это время стихийного индивидуализма, индивидуализма пока еще наивного и несколько детского, не узнавшего еще всех собственных черт и тем более мощно проявляющегося, то это - время Грозного. Место этого гомолога Ренессанса на временной шкале также указывает на XVI в.: XVII век, следующий за “временем Грозного” и за Смутой - век русского барокко, того самого стиля, который следует за Возрождением в “шкале стилей” Западной Европы.
Д.С. Лихачев полагал, что на Руси было предвозрождение в XIV в., но само Возрождение не наступило: расцвет культуры был задавлен государственным строительством, унифицирующими тенденциями, развивавшимися в сфере религии и государства. Действительно, Возрождения как явления в искусстве в России не найти. Но то изменение в развитии души, которое породило западный Ренессанс в искусстве, отразилось и в России, но нашло для своего выражения совершенно иные, чем на Западе, формы (“плетение словес”, декоративная живопись Дионисия - искусство жило не собственной жизнью, а служило потребностям церкви и государства). Смещение относительно “классической” последовательности событий, которые мы наблюдаем в Западной Европе, невелико: русское “Возрождение” (точнее, система событий, гомологичных по своему происхождению культурному Возрождению Запада, но совершенно иная по формам) приходится на стадию развитой национальной монархии. В Европе Ренессанс застает либо начало этой стадии, либо, если подняться на север Европы, совпадает то с развитыми национальными монархиями, то еще со стадией феодальной раздробленности. Значит, в обеих системах истории - в России и Западной Европе - явление, которое мы классифицируем в качестве Ренессанса, приходится на одну и ту же стадию государственного строительства.
О некоторых причинах того, почему Россия была лишена Возрождения в тех формах, которые были представлены на Западе, лишена Возрождения в искусстве, говорит интересная гипотеза Г.П. Федотова (1991). Можно обратить внимание, что Ренессанса не было и в еще одной очень похожей на Россию стране: Византии (в ее истории насчитывали до пяти предренессансов, но ни одного настоящего). Объединяет эти страны сильное развитие государственных, централистс ких тенденций и религия. Одно из отличий православия от католичества состоит в том, что восточная церковь допускала перевод Слова Божьего на языки верующих, а западная очень долго препятствовала верующим знать Библию: на латыни читало меньшинство населения, а перевод был запрещен. Поэтому на Западе те, кто хотел припасть к источнику Слова, учили латынь - читали Цицерона, Плутарха и Плавта, знакомились с латинскими переводами Платона и Плотина. Из этого подготовления к чтению священных книг и возникла латинская образованность Средневековья, которая потом переросла в Ренессанс, движение культуры, стилистически окрашенное как возвращение к культуре далеких предков. На Востоке, в России (и, естественно, в Византии), Библию понимали и могли читать все верующие; необходимости в изучении древних языков и литератур не возникало, отсюда большая народность религии - и меньшая культурность народа. Античная классика не была востребована развитием религиозной жизни в России, и потому не к чему было возвращаться. Явления Возрождения, их содержательный смысл воплотился в России в формах религиозных и политических, а не в формах наук и искусств. Эта лишенность развития России своего ренессанса в искусстве оказала глубокое влияние на последующую историю; эта лишенность является симптомом как раз того факта, что развитие России является развитием иного общественного организма, чем организм Европы.