Точность измерений в то время была не в чести. И дело не только в том, что самые правдивые источники полны ошибок и преувеличений. Гораздо больше об отношении к числу говорят дошедшие счета и расписки. Они полны поразительных, самых грубых ошибок. Поскольку здесь дело касалось бытовых и важных для людей подсчетов, можно полагать, что эта культура действительно сильно отличалась от нашей в отношении внимания к числу. Ни продавец, ни покупатель не могли посчитать в точности, что они друг другу должны; эта сторона мира не привлекала внимания.
В современную нам эпоху можно ощутить, как усиливается в культуре внимание к числу. Возможно, наступит такое время, когда нормальным станет такое отношение к числам, как у описанного выше англичанина. Это сравнительно небольшое изменение душевной жизни, но все же и оно заметно, и легко поверить, что культура, которая будет включать такое состояние как нормальное, будет отличаться от современной еще многими чертами, а не только отношением к числу.
Душа, которая так относится к счету, не может отличаться от “не-считающей” души только этой чертой, в результате стиль культуры изменится довольно значительным образом. Точно так же на границе Нового времени изменился весь стиль культуры, и одним из проявлений этого изменения было новое отношение ко времени. Время тесное, узкое, линейное проникло в сознание людей, время стало точным, синхронным, общеобязательным. Вспомним, в конце Средних веков во всей Европе было всего несколько часов. Большинство населения и не представляло себе, что время можно считать, мерить; для них операция измерения времени была чем-то вроде зеленого свистка. Как контрастирует с этим современная культура, прикованная взглядом к своему запястью.
И здесь надо обратить внимание на особенность современной культуры в отношении чисел, которая не укладывается только в понятие “точность”. Вернемся к примеру ожидания страшного суда необразованным христианским обществом накануне 1000 г. Люди жили по разным календарям, ошибались в счете, верили на слово необоснован ным заявлениям и тревожились. Однако очень похожей была ситуация ожидания 2000 г. в точном и умеющем считать современном обществе. Разногласий относительно даты наступления года не было, календарь можно считать общим. Однако проявилась другая черта: лживость и схематичность современной культуры, изумительным образом сочетающаяся с любовью к счету. Все средства массовой информации объявили 2000 г. началом нового тысячелетия, хотя элементарных рассуждений достаточно, чтобы понять, что третье тысячелетие начинается в 2001 г., хотя 2000 г. выглядит круглой датой. Понять это очень легко, но поскольку упор делается не на сознательное восприятие, а на сенсацию, подавляющее число людей, выступавших по средствам массовой информации, предпочитало говорить о 2000 г. как о начале тысячелетия. Полагаю, что это не было с их точки зрения ложью - подумаешь, небольшая неточность, а речь будет звучать гораздо красивее и впечатление от нее будет более сильным. Люди, любящие точный счет, обращаются с числами как со схемами, свободно заменяя понятия “круглая дата” и “начало тысячелетия”. Реальный смысл календарной даты не значит ничего, а вот схематическое значение даты как средства произвести впечатление значит очень много.
Время ранее было более конкретным, в меньшей степени абстрагированным от явлений природы и событий жизни людей. Только Новая история знает абстрактное время, пустое время, наполненное событиями, которые можно из него вычесть. В Средние века о “категории времени” не думали, время и было длящимися событиями, а что особенного в том, что разные события по разному длятся? Говоря использованными выше терминами, наше время хронометрично, а Средневековье - хронологично. Эта деталь средневекового течения времени давно замечена исследователями германской литературы: “Научный анализ, т.е. в данном случае составление хронологической таблицы событий, …не только не помогает нам понять психологию анализируемого произведения, но, наоборот, затемняет ее. В сущности, накладывать хронологическую сетку на события в “саге об исландцах” - это все равно, что, иллюстрируя такую сагу, изображать ее героя сидящим в капроновой куртке на молнии за рулем гоночной машины” (Стеблин-Каменский, 1984:110).
Современное время “вытянуто в строчку”, а время средневековое имеет объем, оно многошкально и многоразмерно; характерной четой этого ушедшего времени была его слитность, нераздельность - в противоположность нашему времени, наполненному, как битым стеклом, границами, противоречиями, разрывами. Чтобы убедиться в этом, можно даже не философствовать на тему невозвратно убегающих мгновений, а вспомнить о структуре времени в современных литературных произведениях. Время в них клубится, делает петли, скачки, в него встроены многоэтажные воспоминания и многовариантные надежды, будущее просчитывают, прошлое восстанавливают, - сложнейшей геометрией времени полны произведения Пруста, Джойса, Кафки… И все эти головокружительные виражи временной линии находятся в “литературном времени”, ведь автор придумал все эти будущие в прошедшем, и потому появляется стилистика остранения, якобы выводящая за рамки того, рассказанного литературного времени в прямую речь автора к читателю, что есть литературное время второго порядка… Эта сложная временная форма современной литературы не случайна, оно отражает топологию реального времени; современный автор чувствует, что линейное время сплелось в клубок и отражает именно этот его аспект. В средневековой литературе подобного явления нет; есть лишь аналогии, внешние уподобления. Как саги не есть реалистичес кий роман, а есть правдивое изложение событий, не литературная форма, а почти отчет, так и редкие “изгибы времени” в средневековой литературе вне прием, а реальное указание на последовательность событий. Современное время вытянуто в линию нашим восприятием; в линию оно не помещается, потому и возникают извивы и петли; старое восприятие времени было объемнее, шире, а потому текло более плавно. В средневековой литературе почти нет описаний параллельно во времени происходящих процессов; в широком потоке времени все умещается рядом; современность полна представлений о параллельных и почти не связанных временах. Старое время течет широким потоком в одну сторону, и нет участков, из этого времени выпавших. Современные литературные произведения описывают характерную черту современного времени: монтаж; рассказ возвращается назад или забегает вперед, время монтируется из кусков; делается это, чтобы уследить за причинами событий, за сплетениями разных временных цепочек, до той поры независимых друг от друга. Монтаж временных картин в современной литературе произвольно отражает реальность: линейность современного восприятия времени, наличие относительно изолированных его участков, сложным образом взаимодействую щих друг с другом. Современное время подобно киноленте; умелый монтажер разрезает ее на куски и собирает в определенном порядке - в наиболее убедительном порядке, в правдоподобном порядке. Это возможно, поскольку время мыслится независимым от его наполнения. В Средние века отсутствовала рефлексия по поводу времени, оно не отделялось от происходящего, а потому не мыслилось ни линейным, ни равномерным, ни непрерывным. Время тогда не измерялось, а длилось - и потому “субъективного времени” как бы не существова ло; почти не встречается обычных современных выражений, что кто-либо “не поспевает за временем” или “время длится долго”, нет описаний спешки и скуки. Времени тогда было достаточно, в меру - как раз столько, чтобы все события успели произойти. Такое отношение ко времени есть прямое следствие восприятия времени как последова тельности событий, равной себе; время было хронологично. Современное время меряется на единицы иной шкалы, это абстрактное время, не всегда соотносимое с изменением субъекта, - и оттого его может не хватать или быть слишком много.
Наличие статических описаний, временных срезов в современной литературе также есть продукт рефлексии времени, отделения человека от происходящих событий, в конечном счете - автономизация человека, его возросшей самостоятельности. Время, монтируемое из синхронных срезов (концепция Бергсона) - это концепция Нового времени, и она верна, если говорить о строении души современного человека. Но так было не всегда; когда человек был не так автономен, не в такой степени сознавал себя отдельностью, время было продолжающимся; соответственно, в средневековой литературе нет описания статичных картин, временных срезов. Представление о синхронии в значительной степени абстрактно; человек анатомирует время, реконструируя, что должно быть “видно” в данном срезе. Отсюда и понятие диахронии как соположенность синхронных моментов есть понятие вторичное; синхрония и диахрония появляются только в Новое время.
Феномен неавторства
Помимо изменения представления о времени, происходящего на протяжении Новой истории, происходит еще более значимый процесс. Восприятие времени существенным образом изменилось даже за тот небольшой отрезок истории, за которым мы можем уследить, - за немногие века, отделяющие нас от Старого времени. Представить себе, как изменилось восприятие времени, - а значит, и само историческое время, - со времен Древнего мира или в еще более древние эпохи, мы можем уже только с очень большим трудом. Однако восприятие времени есть лишь функция от самовосприятия человека, время, можно сказать, есть функция личности. Поэтому еще более значимыми для описания культуры являются процессы, связанные с отражением в ней личности человека, его имени.
Коренным фактором поддержания разнообразия культуры является то, что это область индивидуального творчества. Люди все-таки разные, и плоды их творческой работы очень многообразны. Современный мир ознаменован появлением нового фактора: духовная жизнь все в большей степени становится коллективной, не-индивидуальной. Можно сказать, заостряя факты сегодняшние и в значительной степени предсказывая факты завтрашнего дня, что мышление перестает быть личным делом, делом личности, и становится делом социума: мыслят не люди, а коллективы. Для обоснования этого факта пришлось бы написать особую работу, но желающие могут наблюдать, как прежде всего в Америке, а за ней и в других регионах мыслительная жизнь все в большей степени перестает быть индивидуальной. Инженерный, конструктиви стский подход все с большей силой развивается в науке. Развитие его ведет прежде всего к антиинтеллектуализму. Наука стала областью деятельности не интеллектуальной, а инженерной по своему существу. Этот новый, возникающий у нас на глазах интеллектуальный стиль можно назвать “запретом на мышление”.