Возникает мысль без понимания - абсолютно новое образование, возможное только в новейшую эпоху, ведь раньше считалось очевидным, что если имеется мысль, то могут найтись люди, которые ее поймут. Коллективная мысль резко отличается от “массового сознания”, она является не упрощенным, а усложненным продуктом интеллекта. Коллективную мысль порождают не “массы”, а организован ные коллективы, можно сказать - социальные машины. Тем самым искусственный интеллект, в принципе, создан человечеством, только вовсе не в той области, где этого ожидали; он развился (развивается) не из железа и не в компьютере, а из людей и в обществе. Однако это именно тот продукт - искусственный интеллект - который разрабатывался; он относится по ведомству кибернетики - “науки об управлении в природе и обществе” - и возникает при создании высокоорганизованных социальных механизмов, способных порождать интеллектуальные продукты неиндивидуального характера. Это уже не человеческий интеллект, и он может быть сконструирован - потому он отвечает определению искусственного интеллекта.
Пояснить этот феномен в краткой форме достаточно трудно. Следует понять: многие продукты коллективного творчества современной науки являются результатом высокого интеллекта, но не индивидуальной и не вполне человеческой природы. Существуют социальные интеллектуальные машины, они работают как в области науки, так и в хозяйственной жизни современности. В определенном отношении их мыслительные продукты даже не являются мыслями - примерно в том же смысле, в каком существует шахматная мысль, когда играют игроки-люди, а когда человека-шахматиста побеждает компьютер, мыслей - ни шахматных, ни иных - у победителя нет. Кроме социальных машин, существуют и другие примеры “нового” (и в этом смысле не такого по своей природе, как старое) мышления. Поскольку компьютерная программа является интеллектуальной разработкой людей-программистов, человек-шахматист побежден таким образом, что мысль другого человека (или группы людей) превращается в рамках конкретной шахматной партии в не-мысль, в компьютерный алгоритм, и все же остается результатом интеллектуального творчества, интеллектуальной (“псевдоинтеллектуальной”) структурой. Программа есть отложенный во времени по своему действию след интеллектуальной деятельности человека. Компьютерная программа является не-интеллектом, но плодом деятельности интеллекта, причем поскольку результат этой деятельности разнесен во времени с самим мыслитель ным процессом, то не-интеллектуальная составляющая автономизи руется. В дополнение надо сказать, что программирование все в большей мере становится высоко организованным в социальном смысле производством; таким образом обе компоненты “искусственного интеллекта” сливаются, создавая возможность производства - реального производства - неиндивидуального интеллекта и его плодов - псевдомыслей.
То, что делают компьютерные программы, иногда напоминает интеллектуальные операции людей, но кардинально отличается от них. Подобные интеллектуальным действиям операции машин являются отставленными во времени следствиями интеллектуальных действий людей-программистов. Возможность разделения непосредственного интеллектуального усилия и его результата и создает ощущение независимого мышления. Точно так же интеллектоподобные проявления социальной жизни не являются по сути интеллектуальными, это лишь отделенные от своих творцов и отставленные во времени следствия работы социальных программистов. При этом не следует полагать, что программисты эти - те самые буки, которые стоят за кулисами истории и дергают за веревочки. Есть и такие, но в основном это вполне обычные люди, не слишком понимающие, что они делают. Вряд ли найдется программист, до конца понимающий работу сложного программного продукта - тем более, что почти любой такой продукт является результатом усилий множества программистов.
В случае Гете осознанное неавторство выглядит совершенно иначе: работа Гете состоит в воспитании своей душевной жизни таким образом, чтобы адекватно воспринять жизненный опыт множества людей и создать на основе этого множества - целостность, а также адекватно выразить этот новый опыт. Здесь личность, в противовес к псевдоинтеллектуализму, достигает такой силы, что отдельный человек работает на уровне целой национальной культуры. Как в прежние времена из национальной, народной культуры вырастали продукты творчества, являющиеся по сути результатом усилий множества людей (что не препятствует представлению об особом вкладе одной крупной индивидуальности: Гомер), так теперь, в Новое время, появляются титаны, вливающие в индивидуальное по природе, вполне новоевропей ское по духу творчество результаты душевной работы, сравнимые по масштабам с плодами национальных культур. Имена таких “людей-народов” легко вспомнить: Сервантес, Шекспир, Гете, Рафаэль, Моцарт, Леонардо.
В одном случае (Ферми) личностный эгоизм проявляется в самом формальном факте указания данной фамилии перед публикацией (кажется несправедливым обойти того, кто фактически не участвовал в непосредственном творчестве, но много помогал в научном труде, понятом в социальном смысле), но мышление (насколько оно здесь присутствует) не является больше индивидуальным мышлением. На другом пути развития (Гете) именно личностный эгоизм погашается, приносится в жертву возможности воспринять опыт множества людей, но синтез этого опыта происходит принципиально на личном уровне, хотя и намного более высоком, чем уровень личностей Ферми и его соавторов. Коллективная мысль, отраженная в коллективном авторстве - только начальная стадия развития этого явления; уже сегодня можно иногда наблюдать его более зрелые формы: если у Ферми индивидуальные мысли, бесспорно, существовали, то сегодня все больше появляется работ, за которыми никакая индивидуальная мысль не стоит вовсе.
Та же тенденция к внеличному мышлению, которая была прослежена выше на примерах коллективной высокоорганизованной работы в промышленности, финансовой сфере и в области научных исследова ний, сейчас проявляется в новых формах организации работы - от устройства институтов до грантовой системы. Гранты плохи не только органически им присущим блатом и отчуждением исследовательской работы (ее ведет грантополучатель) от установления целей исследова ния (это определяет грантодатель), так что исследование в целом опять-таки не является индивидуальным: коллектив грантополучателей выполняет цель, намеченную грантодателем, часто тоже коллективом, и работа в целом не имеет индивидуального замысла. Важно еще, что цель гранта определяется финансирующей организацией, что ставит культурную жизнь под контроль государственных и финансовых структур. Получение денег по гранту - условие возобновления научной жизни; регулирует эту сторону воспроизводства науки совет экспертов, он же оценивает результат работы. Так что неприятность для воспроизводства культуры не в том, что трудно добиться гранта, а в том, что это финансовое пожертвование организовано не таким образом, каким это могло бы быть полезно культуре как самостоятельной сфере общественной жизни.
Духовная жизнь человечества, становясь в меньшей степени индивидуальной, теряет устойчиво воспроизводящееся разнообразие; новые, еще не осознанные варианты развития культуры будущего возникают из-за развития “псевдоинтеллектуальной” деятельности, появления интеллектуальных структур, не имеющих отношения к мышлению. Действительно, по сути это создания искусственного интеллекта, которого ждали от машины и полагали, что он будет “из железа”, в то время как истинный искусственный интеллект возникает из людских интеллектов, объединенных в “мыслящие социальные структуры”. Поскольку социальные объединения людей по определению являются областью духовной культуры, можно высказаться таким образом: искусственный интеллект почти построен, но не из железа, а из духа. Люди научились создавать машины из духа.
Естественная и искусственная культура
Как уже говорилось, явления культуры принципиально отличаются от феноменов правовой и экономической жизни своей локальностью. Если рассматривать всемирную культуру в ее развитии, неизбежно приходится обратиться к ее религиозному аспекту, выделять культурные ареалы преобладающих конфессий и выводить особенности развития данных ареалов из мировых религий. Именно поэтому все макроисторики (Данилевский, Шпенглер, Тойнби, Андреев, Гумилев) в значительной мере ориентировали свой разбор высших категорий культуры на крупные феномены религиозной жизни. Соответственно, подмеченные исторические закономерности, имеющие отношение к сфере культуры, оказываются ограниченными ареалом той или иной мировой религии. Многочислен ные понятия, разработанные для понимания макроистории как истории культуры (городское/сельское, кочевое/оседлое, островное/материковое океаническое, жесткоедисперсное, центральное/периферическое, провинциальное, свое/инородное, чужое и т.д.) оказываются частными, применимыми с успехом только в определенном регионе и не подходящие для анализа всемирной культуры во все времена.
Такое положение дел вызывает недоумение у историков, ориентированных на идеал физического знания: как же так, законы не обладают универсальным характером? Однако это вполне закономерно, универсальные законы наблюдаются только в мире неорганического. Уже в области биологии на смену закону приходит тип: любые закономерности, подмечаемые в устройстве и поведении органических существ, имеют вполне определенный и ограниченный объем и применимы только к организмам одного таксона того или иного ранга. Более обширные и объемные закономерности действуют в рамках таксонов более высоких рангов. Точно так же и в историческом знании бесплодно искать универсальных и всеприменимых законов, законы в действии своем будут ограничены обществами определенного устройства, определенным типом общественных целых.
Для современной культуры, культуры Нового времени особенно значимой становится иная, чем перечисленные выше, пара понятий. Подойти к ней можно, если обратить внимание, что сейчас в самых разных сферах (культурной, государственной, экономической) все более развивается подход, который условно можно назвать “инженерным”. Любые общественные явления рассматриваются не как данность, не как необходимость развития общественной жизни, - и не как организм, жизнь которого необходимо поддерживать, а как сконструиро ванные для определенной цели машины, которые выполняют (или не выполняют) свои функции, и потому можно сконструировать новые машины, которые будут делать то, что сейчас полагается нужным. Сознательно происходит не только развитие государственной, законодательной сферы, но и сферы экономической. Я не касаюсь дилеммы рынок/план: в рамках данной темы ясно, что реальный рынок устроен никак не менее осознанно, специально, инженерно, чем плановое хозяйство.