Он будет иметь и свои, недоступные индивидуальному интеллекту качества. Например, разные виды интеллектуальной деятельности в разной степени доступны искусственному интеллекту. В наибольшей степени ему доступны те действия, где мы имеем дело с отложенным во времени результатом интеллектуальной деятельности. Непосредствен но создаваемый интеллектуальный продукт гораздо труднее коллективно организовывать.
Искусственные интеллекты различаются по качеству, это не нечто единое. В самом деле, сейчас обсуждают преимущества тех или иных организационных структур независимо от того, какие люди будут в них входить, и эти структуры все усложняются. Скажем, структуры иерархического типа лучше сетевых, а структуры с двойной иерархией работают еще лучше. Здесь можно говорить о типе “социальной машины”, которая отличается от других машин не набором людей, а собственным своим устройством. По мере усложнения социальных машин идет параллельно и процесс упрощения людей. Идет он не в силу “страшных и ужасных” мистических законов, а посредством той самой эффективности: машины работают лучше, когда детали их взаимозаменяемы и по свойствам предсказуемы. Это чудесно согласуется с обучением путем анкет и глубокой специализацией образования.
Можно возразить, что в описанном виде социальной организации нет ничего нового, что люди всегда различались по своим способнос тям и потому результат, скажем, строительства собора сильно зависел от того, будет некий индивид архитектором - или десятником. Однако это возражение не учитывает роста качества: камень, который кидают в птицу, несомненно является орудием труда, но не является еще машиной, и между обтесанным камнем или заостренной палкой с одной стороны, и механическими часами или компьютером с другой, существует качественная разница. Орудия труда используются животными, и все же Новое время порождает нечто новое не только по сравнению с животным царством, но и со всей предыдущей человеческой историей, - порождает автомат. Точно так же определенные формы социальной организации можно найти в стадах животных, еще более сложные формы были выработаны человечеством на протяжении истории, и тем не менее это не опровергает новации Нового времени, ХХ века: появления социальных автоматов, наделенных зачатками интеллекта.
Мы живем в унаследованном от прошлых времен и не нами выработанном мире индивидуального мышления; это наработка греко-латинской эпохи. Наша эпоха развивает не-индивидуальное мышление, но на совершенно ином уровне, чем существовавшее в до-греческие времена не-индивидуальное (надындивидуальное), родовое и племенное мышление. Это новое не-индивидуальное мышление может быть искусством, а может быть искусственным, может стать мышлением, которое вершат “люди-народы”, а может стать результатом работы социальных механизмов. Неизбежен лишь общий этап повышенного осознания общественного устройства и сознательного вмешательства человека в историю; способы этого осознания различны. Люди могут стремиться подняться в своем мышлении и чувствовании над уровнем личности, так чтобы плоды творчества многих людей обрабатывались личным и индивидуальным мышлением, а могут опускаться в подличностный уровень, так чтобы их удобнее было организовывать в социальные машины, которые обладают над-личным сознанием, не подвластным и непонятным отдельным индивидуумам. Если прежде развитие человечества шло в существенных чертах единым потоком и одна стадия сменяла другую, то теперь появляется возможность двух путей развития. Одни культурные феномены находятся на одном креоде (“траектории”) развития, другие - на ином; человеческое развитие в изучаемом аспекте разбивается на два потока, и какой из них оно окончательно выберет - неизвестно. Возможно даже, что выбор будут производить отдельные люди, а человечество в целом выбирать не будет, т.е. дифференцируется на два типа культуры.
Если рассматривать существующие культуры, можно заметить, что Запад, и прежде всего англосаксонские народы, сейчас во все большей мере становятся предрасположенными к тому, чтобы действовать из коллективной индивидуальности. Это совершенно другое явление, чем групповая душевность, в свое время развитая в восточных культурах; как раз эта сторона человека на Западе чрезвычайно индивидуа лизована. Происходит следующий виток: на базе самостоятельных индивидов на Западе выстраивают социальные машины, производящие, в том числе, “интеллектуальные” продукты. Социальные машины - это не только организации людей, это также потоки документов, потоки “информации”, скажем, в электронном виде, это организация множества других форм сложных систем. Интеллектуальный продукт, произведенный социальной машиной, может быть более массовым и более дешевым, чем плод индивидуального разума (другое дело, что он не совсем интеллектуальный и напоминает интеллект как обертка от мыла - картину Рафаэля). Что же касается Востока, то в соответствии со свойственной ему формой устройства душевной жизни людей он не может ни произвести из себя, ни в полной мере перенять эти социальные машины. Строение души на Востоке не позволяет относиться внутренне к организационным формам так же, как это “само собой”, инстинктивно получается на Западе.
По этой причине начинает выстраиваться новое противопоставле ние культурной жизни Запада и Востока. Индивидуальное мышление проявляется на Западе слабее - не потому, что люди там каким-то особым образом глупее, а в силу специализации культуры. Индивидуальное мышление не вписывается в коллективный интеллект; коллективный интеллект расчленяется на роли, а не на людей, в нем нет места индивидуальному мышлению, оно вносит сбои в его работу, и из элементарных соображений эффективности функционирования социальные машины препятствуют проявлениям индивидуального мышления. С мышлением начинает происходить то же, что с религиозной жизнью: у себя дома можно думать, что хочешь, но в социуме требуется включение в социальный механизм, в коллективный интеллект. Напротив, на Востоке, где социальные интеллектуальные машины не могут получить широкого распространения и не могут развиться сколько-нибудь сильно, индивидуальное мышление выступает как единственный субъект интеллектуальной деятельности. Чуть шаржируя ситуацию, можно сказать, что то, чего Запад добивается с помощью социальных механизмов, получая тиражируемый массовый интеллектуальный продукт, Восток получает от индивидуального таланта. Если говорить языком науки и искусства, на Востоке развитие культуры продвигается гениальностью, если же говорить языком религии, - идет путем откровения.
Эти наблюдения можно сделать, внимательно изучая такой феномен культуры, как авторство. Но не только феномен авторства, но и множество других интеллектуальных явлений демонстрируют такое же поведение. К подобным выводам можно придти, если рассмотреть и совсем иные по характеру явления. Так, можно выявить такое же отношение людей разных культур (или, точнее, культур различного направления развития) в отношении искусственно организованных общественных систем знания, - например, к книгам и библиотекам. То, что отторгнуто от духовного производства индивидуума, то, что зафиксировано в книге, закладывается в библиотеку, - вызывает различное отношение на Западе и на Востоке. И точно так же, как бессмысленно говорить о “глупости” какого-либо народа или культуры, так и в этом вопросе бесполезно сравнивать “силу любви к книге” у англичан и китайцев. Важно увидеть другое: Запад придает этой памяти культуры, этому отторгнутому от живого интеллекта и потому формализуемому интеллектуальному продукту огромное значение, а Восток стремится обратиться к индивидуальному общению людей, отвергая первичную, высшую ценность книги.
Эти вещи указывают на глобальное подразделение интеллектуальной культуры на две принципиально различающиеся формы. Не только социальные взаимодействия людей, но и их индивидуальные душевные способности начинают различаться. Выделяются две формы психической жизни. Чтобы понять их характер, опишем один из аспектов психической жизни с той и другой точек зрения.
Я позволю себе процитировать определение: “Среди работающих в мозгу программ наибольшее значение имеет “генератор случайных чисел” вместе с комбинаторной программой, соединяющей в разных сочетаниях метки, блоки, файлы памяти. В психологии это носит название фантазии, воображения, интуиции, для системологии это генератор шума, аналог биологических мутаций”. Эта цитата почти случайно выдернута из моря подобных высказываний, и в этом смысле авторство текста неважно - мысль о том, что мозг есть компьютер, а фантазия - аналог генератора случайных чисел, встречается часто. Я хочу здесь подчеркнуть, что эту мысль высказывают вовсе не глупые люди, даже очень умные люди. Нелепая мысль высказывается не по недомыслию, а в силу особого устройства мышления, для которого “очевидно”, что фантазия случайна, а вот очевидность обратного этим людям не видна.
Фантазия вступает в человека совершенно иным образом, вне всякого случая. Например, человек часто гуляет в лесу и с любовью присматривается к жизни растений. Он видит могучие дубы, рассматрива ет молодые проростки и тихо зарывшиеся в лесную подстилку желуди. С помощью фантазии он может живо представить себе, как из желудя развивается молодой дубок, как он растет, выпуская все новые ветви и развиваясь в огромное дерево. Точное представление такого процесса и есть фантазия. Имея мыслительный опыт такого рода, человек может, встречаясь с каким-либо явлением и внимательно наблюдая его, представить себе предыдущие и последующие стадии развития, а также возможные варианты. Точная фантазия как раз не случайна, она позволяет выстраивать мир мысли в соответствии с миром реальным.
Здесь важно подчеркнуть, что сегодня действительность такова, что уже нельзя сказать, что одно представление о фантазии соответствует тому, что происходит в людях в действительности, а другое - не имеющее реальных оснований, ложное представление. Еще некоторое время назад эта удобная ситуация - когда нечто можно с облегчением назвать всего лишь ложью, - эта ситуация уже изменилась. Люди сейчас все с большей отчетливостью разделяются на две группы, и одни реально имеют фантазию, работающую как калейдоскоп, а другие реально обладают точной фантазией. Представление о случайной фантазии уже является реальностью; реальность эта сделанная, сконструи рованная, но оттого не менее реальная. Люди выбирают уже не между правдой и ложью, между небылью и реальностью, они выбирают между двух реальностей, реальностью жизни и реальностью нежити.