Морфология истории. Сравнительный метод и историческое развитие — страница 85 из 117

В остальных государствах Европы процесс еще единообразнее - по датам. В 1845-1847 гг. по всей Европе неурожай, голод, тиф, холера, банковский кризис, деньги обесценились более чем в 10 раз. Результат - волна революций 1848 г.; серия неудачных революций в Германии, Австрии, всюду восстания, вооруженное их подавление, демократи ческие уступки в области избирательных прав и освобождения от феодальных повинностей. Процесс пошел.

Итак, везде за революцией следует гражданская война, затем при победе революции - деспотия революционного лидера (и в этом смысле Кромвель, Наполеон, Сталин гомологичны), временная стабилиза ция на основе усиления государства и внешних войн - короче, революционной диктатуры. В России этот этап сильно затянулся (Кромвель - около 9 лет, Наполеон - меньше 15, а СССР - более 70). Причина - наложение на закономерности этого ряда событий совсем иных связей.

Я подразумеваю хорошо известным ход русской революции, происходящей на этапе имперского развития государства. Революция, разгон Учредительного собрания, казнь царской семьи, гражданская война, Советская республика в кольце врагов, диктатура революционно го лидера (Ленин), стабилизация правительства революционного насилия и деспотическое правление (Сталин), реконструкция Хрущева, заморозка Брежнева, распад империи в результате политики недеяния Горбачева, каковой этап гомологичен реставрации… И попытки выйти на путь, уже проложенный и опробованный Западом - на путь построения демократического общества, путь создания новых властных структур, способных осуществлять властные функции при всеобщем реальном избирательном праве.

В рамках этой системы сходств 90-е годы России ХХ века гомологич ны периоду реставрации, что вовсе не удивительно. Самой фактической реставрации монархии не произошло, - слишком много воды утекло, новые власти народились. Содержание этой реставрации, как было в Англии и Франции - разграбление государственных имуществ предприимчивыми людьми новой формации. Вполне, в общем-то, закономерный и исторически оправданный этап. Идет переход от сверхспеци ализированного военизированного строя послереволюционной поры, который вечно был в кольце врагов, к более мягкому и ворюговатому режиму. Как пишется в историях об английской реставрации, “взяточничество и казнокрадство возросли в чудовищной степени”. Никакие полицейские меры борьбы с этим злом не годятся, поскольку коррумпирован весь государственный аппарат; он видоизменен таким образом, что там бессмысленно отделять больное от здорового, это попросту структура, которая функционирует с помощью коррупции. Народ в это время перебивается тем, что нароет, а на самом деле идет процесс становления нового общественного уклада. Реставрированные монархии отбрасываются туда, где они были, и на поверхность волнующегося моря исторических явлений выступает новое общество.

По “календарю” государственного строительства, этап революций обычно приходится на эпоху империй. Затем империи рушатся, а новое, свободное, демократическое общество вылезает из их старой шкуры как феникс из чего-то. Важно подчеркнуть, что мы не находим серьезных потрясений при переходе от имперского способа правления к демократическому. Самыми яркими историческими событиями предыдущего этапа (приходящегося на различные даты по абсолютному хронологическому счету) были революции, которые уничтожали старый, в основе своей феодальный порядок. А империи Нового времени сменяются демократиями поразительно легко и нечувствительно, поскольку это есть лишь смена внешней формы власти без существенной ее перестройки.

Кромвель и казнь короля - великие и страшные события английской истории, а парламентские реформы XIX в. бледны и незаметны; казнь короля и Наполеон - ярчайшие страницы истории Франции, а Франция Луи-Филиппа - это буря в стакане воды. Парламентские формы правления сменяют абсолютизм совершенно незаметно, без особых потрясений. В целом можно сказать, что после периода революций существенных перестроек государственного аппарата в западном обществе не происходит; примерно с середины XIX в. государственная история топчется на месте, не производя никакого нового типа государственного устройства - ни “открытого”, ни особенно “правового”. Приспособления к новому хозяйственному устройству считаются законченными, хотя сама экономическая сфера продолжает бурно развиваться и сильно видоизменяться (создание и развитие кредитной системы, образование всемирной экономики).

Что гомологично в Германии этапу революции, приводящей к тоталитарному государству? Фашизм. Переворот 1933 года является немецкой революцией (на имперской стадии развития государства), далее следует деспотический режим Гитлера и серия завоеваний, мировая война и крах империи, совпадающий с частичной реставрацией, за которой следует построение свободного общества. Демократические режимы возникают в метрополиях старых империй сразу и бесконфликтно; возникает ощущение, что достаточно снять режим революционной диктатуры или “слой” имперского правительства, как под ним обнаруживается блестящая поверхность благородной демократии и правового государства.

Японское чудо

При рассмотрении кризисов, сопровождающих социальные изменения, особенно впечатляет пример Японии. Это по всем меркам наиболее опоздавшая к развитию держава. С начала XVII в. Япония закрывается перед европейцами, не поддерживает практически никаких ни торговых, ни дипломатических связей (1612 - указ Токугава Иэясу, ставящий христианскую религию вне закона, 1624-1641 - указы о запрете европейцам приезжать в Японию). Все отмеченные процессы европейской истории (кроме объединения государства) произошли в течение каких-то нескольких лет после революции Мэйдзи (“просвещенное правление”) в 1868 году. Распад японской империи в 1945 ничего существенного не добавил - кроме введения парламентарного правления в 1946 и ускоренного промышленного и научного развития. Можно отметить лишь легкие колебания курса: до 1945 г. западное общество копируется с германского образца, после - с американского. Чудовищные скорости развития процессов в некоторых сферах общественного целого - переход чуть не прямо от феодального государства Токугава к свободному обществу, отмена сословных привилегий правящего класса и феодальных обязательств крестьянства - не привели к серьезным внутренним беспорядкам (гражданская война свелась к нескольким сравнительно небольшим сражениям и обошлась сравнительно малым количеством жертв). Сразу и из ничего образовалось демократическое и правовое государство - причем без развитой системы права. Римского аналога для Японии не было, и правовая система начала там развиваться примерно с 50-60-х годов.

Можно сказать, что на протяжении XVII в. Россия открылась перед волной вестернизации, а Япония, напротив, закрылась от нее. Ситуация во многом сходная: отсталая страна не-Запада реагирует на превосходящую экономику и военную силу стран иного культурного региона. Страны эти (Россия и Япония) в значительной степени схожи по многим социально-экономическим критериям; даже демографы, изучающие очень динамично протекающие процессы, сравнивают именно эти две страны, поскольку они проходили этап демографической модернизации примерно в одно время и в очень сходных цивилизационных условиях. Реакция противоположная. По “правилам” должна выиграть Россия, ведь по сравнению с Японией у нее было двести лет форы в деле освоения даров Запада. Однако Япония не проиграла. Пример Японии усиливается Китаем, который проводил еще более изоляционистскую политику, что закончилось “опиумными войнами” с англичанами. Как становится все более ясно, Китай также нельзя назвать “проигравшим”, если говорить о выбранной им стратегии развития и мерить ее успешность западными мерками.

В чем причина такой счастливой судьбы? Сначала рассмотрим успешные в экономическом и общественном отношении европейские страны. Успех в экономическом и промышленном развитии определяется инициативностью, трудолюбием, личной честностью (честью), умением совместно работать, а также особой системой ценностей, которую можно назвать материалистической этикой. Свойственна она людям независимо от религиозного вероисповедания и сводится к ощущению, что жить надо хорошо, что дела повседневной жизни являются важными и что то, чего не хватает для счастливой жизни, можно купить на честно заработанные деньги.

Способность к совместной работе воспитывается в средневековых цехах. Важнейшие качества - инициативность и честность - воспитываются рыцарским кодексом чести, заимствованы у европейского рыцарства. К материализму Европа приближалась постепенно, начал он свое развитие еще в Средние века; важным этапом его становления стало Возрождение. Особое видоизменение этики, полагающей добродетелью обогащение, было выработано в протестантизме. Необходимый для нормальной рационализованной работы экономики кодекс нравственных правил (от важности держания “купеческого” слова до инициативности) заимствован, как уже говорилось, у рыцарского сословия. Это тоже социальный закон: добродетели, почитаемые высшими классами общества, заимствуются затем низшими, которые стремятся походить на “идеал”. В России XIX века этот процесс неоднократно отмечался - когда насмешничали над полуобразованными приказчиками, которые ломают из себя “образованных”. Этот же процесс привел к появлению разночинной интеллигенции, уподоблявшейся дворянству.

Поэтому не случайно, что замечательный экономический успех проявился у симметрично к Англии расположенных островов, в единственной восточной стране, где были аналогии европейскому рыцарству - и соответствующему кодексу чести. В Японии не было аналогий хартии дворянских вольностей, но был вполне работающий аналог - бусидо, путь воина. Поэтому “японское чудо” было совершено очень просто и совсем не по-европейски. Так называемая капиталистическая экономика послевоенной Японии регулировалась государством, и в очень значительной степени. А мотивом, по которому бывшие самураи, а ныне вполне независимые частные предприниматели и банкиры, выполняли невыгодные для них требования правительства, была рыцарская честь - прошу прощения, опасение потерять лицо. Японский бизнес и в конце ХХ века стремится жить по бусидо, крупные бизнесмены следуют философии воина. По совершенно несходным с Европой мотивам